Ассасин 1: миссия в Сараево (СИ) - Тыналин Алим - Страница 48

— Да, господин Милутинович. Буду писать статьи о Сербии для петербургской газеты.

— Хм. — Старик почесал седую бороду. — Смотри не шуми. И плати вовремя. Тридцать динаров в месяц, наперед.

— Я пришлю деньги, — заверил я. — Могу я спросить, кто еще живет в доме?

— А зачем тебе? — подозрительно прищурился Милутинович.

— Просто хочу знать соседей. По-дружески.

Старик помолчал, потом махнул рукой.

— Сверху, на третьем, студенты. Трое парней из университета. Шумные, но платят вовремя. Снизу, в подвале, живет вдова с двумя детьми. Муж погиб в Балканских войнах. Тихая женщина, не мешает.

— Благодарю. Если что-то понадобится, обращусь к вам.

— Ага. — Милутинович уже закрывал дверь. — Только не ввязывайся в политику. Времена неспокойные. Австрийцы везде ищут агентов. Русский журналист подозрительная фигура. Смотри не попади под арест.

Дверь захлопнулась. Я вернулся в свою квартиру, усмехнувшись про себя. Милутинович прав. Русский журналист в Белграде тысяча девятьсот четырнадцатого года — это автоматически объект внимания австрийской контрразведки.

Майор фон Урбах, вероятно, уже знает о моем прибытии. Вопрос только, когда он начнет наблюдение.

Глава 21

Студенты

Я сел на кровать, достал из кармана конверт с деньгами. Пересчитал. Отложил тысячу динаров. Достаточно на два-три месяца скромной жизни, если расходовать разумно.

Деньги я разделил на три части. Треть оставил в кармане для повседневных расходов. Оставшиеся спрятал под половицей вместе с будущим тайником для оружия. И еще тысячу зашил во внутренний карман пиджака, на случай срочного бегства.

Потом вернулся к окну и долго смотрел на Белград, раскинувшийся перед глазами. Внизу, в узких улочках Дорчола, кипела жизнь. Женщины развешивали белье во дворах. Дети играли в мяч на мостовой. Мужчины сидели у дверей кафан, пили кофе и обсуждали политику.

Обычная жизнь. Мирная жизнь. Которая может взорваться в любой момент.

К вечеру того же дня я забрал чемодан с вокзала и устроил тайники в квартире. Работа кропотливая, требующая времени и осторожности.

Сначала поднял половицу под кроватью. Пришлось пользоваться ножом, доски сидели плотно.

В конце концов я создал тайник глубиной полсажени. Туда поместил оружие, завернутое в промасленную ткань, две обоймы патронов, запасной нож и денеги.

Закрыл половицу, присыпал щели пылью, чтобы скрыть следы вскрытия. Проверил, со стороны незаметно.

Потом шифровальную книгу. Ее нельзя держать на виду. Я аккуратно подковырнул заднюю панель шкафа, создал углубление между двойными стенками. Книга вошла плотно. Закрыл панель, проверил, не видно.

Фотоаппарат «Кодак» и рулоны пленки спрятал в печи, завернув в водонепроницаемую ткань. Вынул два кирпича из боковой стенки, положил сверток, вставил кирпичи обратно. Замаскировал сажей. Никто не заметит, если не будет специально искать.

Ампулу с цианидом оставил в потайном кармане жилета. Она всегда должна быть со мной. На случай, если что-то пойдет не так.

Флакончики с симпатическими чернилами спрятал среди обычных вещей, среди флаконов с одеколоном и пузырьков с лекарством от головной боли. В ряду других склянок они не привлекут внимания.

Когда закончил, сел за стол и составил мысленную карту тайников. Память у меня и вправду феноменальная, забыть расположение невозможно. Но все равно проверил себя дважды, мысленно проходя по квартире и вспоминая каждый тайник.

Удовлетворенный, я надел чистую рубашку и пиджак и отправился на встречу с Артамоновым к Калемегданской крепости.

Калемегданский парк встретил меня вечерней прохладой и запахом цветущих каштанов. Старая турецкая крепость, построенная еще в пятнадцатом веке, превратилась в любимое место прогулок горожан. Широкие аллеи, подстриженные газоны, фонтаны, беседки с видом на Дунай.

Было около девяти вечера, и парк еще полон людей. Влюбленные пары прогуливались под руку, семьи с детьми сидели на скамейках, студенты группами обсуждали политику. Музыканты играли на гармошках народные мелодии.

Я шел не спеша, изучая окружающих. Старая привычка. Всегда знать, кто вокруг тебя, высматривать потенциальных врагов, планировать пути отхода.

Мужчина в темном пальто, читающий газету на скамейке у фонтана. Слишком темно для чтения, свет фонарей не достает. Возможное наблюдение.

Двое молодых людей в рабочей одежде, стоящих у входа в парк. Разговаривают, но взгляды их скользят по входящим. Тоже подозрительно.

Женщина с ребенком, кормящая голубей у памятника Победителю. Естественно, не вызывает подозрений.

Я продолжил путь к северной стене крепости, где находилась беседка с видом на Дунай. Артамонов обещал быть там.

Беседка старая, каменная, с колоннами и куполом. Из нее открывался потрясающий вид на слияние Савы и Дуная. Два великих реки встречались здесь, сливая свои воды в единый поток, уходящий к Черному морю.

Артамонов стоял у парапета, глядя на реку. Силуэт его был узнаваем. Широкие плечи, прямая спина, шляпа надвинута на лоб. Он курил сигару, дым поднимался в неподвижном вечернем воздухе.

Я подошел, встал рядом. Некоторое время мы молчали, глядя на воду. Внизу, на берегу, мерцали огни рыбачьих лодок. Вдали, на противоположном берегу, виднелись австрийские укрепления Земуна.

— Красиво, — негромко сказал Артамонов, не оборачиваясь. — Два мира встречаются здесь. Восток и Запад, империя и свобода, война и мир. Все на этих берегах.

— Символично, — согласился я.

Артамонов повернулся ко мне. В сумерках лицо его казалось еще более смуглым, глаза блестели в отблесках фонарей.

— Устроились?

— Да. Квартира подходит. Тайники оборудовал. Соседи изучены.

— Быстро работаете. — В голосе одобрение. — Завтра утром идите к Скерличу в редакцию «Правды». Адрес в этом конверте. — Он передал мне небольшой конверт, не глядя в мою сторону, словно просто оперся рукой о парапет. — Он ждет вас. Скажете, что русский корреспондент, прибыли писать о славянском вопросе. Он даст первое задание. Статью о положении сербов в Боснии. Напишете за два дня, он опубликует. Это откроет двери.

Я взял конверт, спрятал во внутренний карман.

— Вечером рекомендую посетить кафана «Златни Крст» на улице Краля Петра. Излюбленное место интеллигенции. Поэты, художники, журналисты, студенты. Либеральная публика, но многие связаны с националистами. Будьте там около восьми. Закажите ракию, сядьте за угловой столик, читайте газету. Кто-нибудь обязательно заговорит с русским. — Он затянулся сигарой. — Будьте естественны. Не слишком проявляйте интерес к политике сразу. Позвольте им разговориться. Русские сейчас популярны среди сербов. Братья-славяне, защитники от австрийцев. Используйте это.

— Понял.

Артамонов достал из кармана сложенный листок бумаги.

— Здесь имена и краткие биографии пятнадцати низших членов «Черной руки». Те, кто наиболее доступен для контакта. — Он передал листок. — Изучите и сожгите. Запомните имена, лица, слабости. Они ваши потенциальные цели для вербовки или манипуляций.

Я развернул листок, стараясь не показать, что читаю в темноте лучше, чем должен.

«Душан Илич, 19 лет. Студент-медик, романтик, пишет стихи. Семья бедная, отец умер от туберкулеза, мать работает прачкой. Вступил в „Черную руку“ полгода назад. Идеалист, верит в освобождение славян. Слабость: мать, которую боготворит»

«Велько Чубрилович, 17 лет. Гимназист, горячая голова. Брат казнен австрийцами за участие в демонстрации. Жаждет мести. Неопытный, легко поддается влиянию. Слабость — юность, недостаток образования, страх опозориться перед старшими»

«Милош Чернович, 22 года. Учитель начальной школы, тихий, застенчивый. Примкнул к „Черной руке“ по идейным соображениям, но насилие его пугает. Слабость: совесть, неспособность к реальному убийству».

Еще двенадцать имен, двенадцать биографий, двенадцать возможных точек входа в организацию. Я читал быстро, запоминая каждую деталь. Память работала как совершенный механизм, фиксируя имена, лица, связи.