Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович - Страница 32

Василий Иванович молчал и терялся в противоречивых выводах: то ему казалось, что шофер совсем не виноват, то вдруг подозревал, что тот очень тонко играет. «Если действительно играет», – подумал капитан, – «то он обладает неоспоримыми артистическими способностями.»

– Нет, калымщик меня теперь не интересует... Так вы говорите, что видели, как из машины выходили люди? – капитан повернул разговор в нужное ему русло.

– Могу поклясться хоть сейчас, – поспешил заверить шофёр.

– Хорошо, что вы это помните... А вот интересно, как вы с ними разминулись? – спросил капитан с таким видом, будто его это меньше всего интересует. Во всяком случае – ни одного намёка на то, что он что-то знает или подозревает.

И шофёр начал рассказывать:

– Когда они вышли из машины, я был ещё далековато от того места. Но вижу – собираются переходить улицу. Я, конечно, включил полевой свет фар, мигнул дважды и еду. Пассажиры остановились, а потом женщина снова захотела быстрее перебежать улицу. Мужчина придержал её за руку. Они начали бороться, в шутку, конечно. Я понимаю, что в такое время возвращаются домой в соответствующем настроении. Ну, я снова включил свет и ещё – признаюсь – нажал на клаксон, чтобы предупредить их по-настоящему. А они остановились посреди улицы, стали и стоят. Вижу, что нет машины навстречу, и решил объехать их с левой стороны. Я понимаю, что это нарушение правил, но я же никому ничем не препятствовал, не угрожал. Ну, свернул чуть больше чем положено, в «левый» бок, объехал тех двоих и помчался домой... Мне, видите ли, начальник разрешает держать машину во дворе того дома, в котором живу, потому что гаража ещё не имеем. Так что приходится и обязанности сторожа выполнять, – закончил шофёр.

Капитан пристально посмотрел на него, решил, что хватит в жмурки играть и сказал:

– А вы знаете, что сбили обоих пассажиров такси и один из них уже умер?

Если бы капитан не был готов ко всяким неожиданностям и не придержал вовремя руль, то машина наверняка врезалась бы в угол дома, потому что шофер так растерялся, что какое–то мгновение не владел своими руками.

Такая реакция ещё больше насторожила капитана. Ведь настоящий преступник был бы подготовлен к такому обвинению и сразу бы выставил какую-то защиту, также заранее подготовленную. И вряд ли такой защитой он избрал бы для себя потерю самообладания.

Опасаясь каких-то неприятностей от шофёра, капитан Хоменко сел на место водителя, а его посадил рядом. Так и прибыли на место недавней катастрофы. Вышли из машины, и капитан попросил шофёра рассказать ещё раз об объезде и показать, как это делалось. Шофёр, беря на себя вину за переезд на левую сторону улицы, с малейшими деталями рассказал об объезде и даже прошёлся по тому следу, который сделала его машина. Очевидно, всё ещё думал, что капитан его пугает убийством для того, чтобы выпытать о чём-то другом.

Капитан слушал, измерял рулеткой расстояние, видел, что замеры подтверждали то, что говорил шофёр, и в то же время те же самые замеры доказывали, что именно эта машина сбила людей.

А шофёр сделал вид, что ничего не знает и не ведает. Нет, это всё-таки великий актёр, если до сих пор может так себя вести. А если он действительно не виноват? Если так, тогда он, капитан, должен его оправдать, доказать его невиновность, отвратить от него подозрения...

И вдруг, проходя ещё раз по следу машины, капитан остановился. Его внимание привлёк след от протектора на каменном бордюре, отделявшем тротуар от проезжей части улицы. Всего несколько полосок на камне, но свежих, отчётливых.

Присмотрелся ещё раз, потом внимательно осмотрел левое колесо автомобиля. Погоди, погоди! Так вот он – ключ всего происшествия – на шинах также был след от удара о что-то твёрдое.

Позвал шофёра.

Когда шофёр подошёл, Хоменко показал ему след на камне и спросил:

– Это случайно не ты ударился в момент объезда пассажиров такси?

– Я, – признался шофёр, – но только немного...

– Чудак ты, добрый человек. Да знаешь ли ты, чего стоит этот твой удар? – спросил капитан.

– Да это же мелочь, я же признаю, что нарушил правило объезда, а этот удар...

– Почему ты не рассказал о нём сразу? Эта мелочь – единственное твоё спасение, – перебил его капитан. – Послушай, как всё произошло... Ты свернул налево, чтобы объехать пассажиров такси. Ты так старался, что наехал на бордюр. От удара левым колесом машина, конечно, наклонилась на правый бок, и как раз в тот момент твоя будка ударила пассажиров. Ты этого за скрипом будки не услышал, потому что удары произошли почти одновременно: и колесом о камень, и кузовом о пассажиров... Понимаешь?

Шофёр стоял, как окаменевший, и как-то болезненно улыбался, наконец проговорил дрожащим голосом:

– Но ведь я... я не виноват...

– Чтобы совсем не виноват, то не так, а вот насколько твоя вина велика – разберёмся, позже, – сказал капитан и вытер со лба пот. – Во всяком случае я уверен, что каждый водитель на твоём месте сделал бы так же...

Оформив документы об этом случае, капитан Хоменко отодвигает на край стола бумаги, смотрит, как за окном рождается весеннее утро, как робко и неуверенно цедится в комнату серый свет. И думает Василий Иванович о том, что в этом году весна почему-то запаздывает, стоят пасмурные, холодные дни и ещё более холодные ночи, а это может плохо сказаться на росте хлебов, на цветении деревьев, в конце концов – на благосостоянии людей. Ведь он – крестьянский сын – знает цену хлебу, знает думы земледельческие в такие весенние дни, когда ещё только заказывается на урожай...

– Слушай, товарищ Симонов, – обращается капитан к своему помощнику, – что ты думаешь делать, когда наступит коммунизм?

– Что скажут, то и буду, – отвечает помощник, – я уверен, что и при коммунизме порядок надо будет поддерживать.

Капитан задумался.

– Действительно, надо будет... Но ведь тогда все люди будут следить за порядком, а мы с тобой... Ну, не знаю, как ты, а я бы вот сейчас сел на трактор и повёл бы его по полю, стелил бы за собой чёрную пашню, сеял бы яровые. Я же гречкосей, тракторист, танкист, шофёр... И любил когда-то песни петь, – улыбнулся капитан.

– А теперь?

– И теперь люблю, да всё некогда, – в шутку продолжал Василий Иванович и сразу же добавил: – Разве же можно по-настоящему спеть в четырёх стенах? Для украинской песни простор нужен, широкое поле, понимаешь? – И капитан широко раскинул крепкие руки, – так, чтобы на полный голос затянуть:

Оборвал песню телефонный звонок.

– Капитан Хоменко слушает!

На этот раз звонил из дома начальник автоинспекции майор Воскобойников. Интересовался ночными событиями на улицах.

Капитан коротко доложил. Майор выслушал, сказал по-дружески:

– Тебе всегда везёт, Василий Иванович: два дела, и оба ясны.

До конца вахты никаких происшествий не было. Капитан читал книжку, дискутировал со своим помощником на темы житейские. Пришёл новый дежурный, надо было передавать вахту. И как раз тогда позвонили с улицы Ивана Франко. Несчастный случай. Машина «Опель-капитан», проехав по улице, оставила на мостовой сбитого мужчину. Номера машины не приметили.

– Это тебе для начала, – сказал Хоменко капитану Осадчему, который заступал на вахту.

Но как раз тогда в комнату зашёл начальник инспекции и, узнав о последнем случае, обратился к Василию Ивановичу:

– Разберитесь с этим ещё вы. У капитана Осадчего будет другая работа.

– Есть разобраться! – козырнул Хоменко и вышел.

И вот он снова на месте происшествия. Шумная толпа заполонила улицу, ждёт какого-то чуда. Заметив капитана из автоинспекции, все начали советовать, как можно догнать преступника. Другие оправдывали водителя, ведь потерпевший сам полез на машину, хотел, видите ли, подъехать, а шофёр, видно, не хотел иметь дело с пьяным. Вот и вся история.

Капитан выслушал и, скрывая улыбку, покачал головой: