Чехов. Последнее дело (СИ) - "Гоблин - MeXXanik" - Страница 54

Глава 25

Переговоры и договоры

Морозов взял трубку почти сразу, словно ждал звонка.

— Слушаю вас, Павел Филиппович, — послышался в динамике его хриплый голос.

— Добрый день, Александр Васильевич, — отозвался я, удобно устроившись в кресле. — Хотел бы попросить вас об одной услуге. Неоднозначной, конечно, но, как по мне, весьма полезной. Причём всем нам.

На другом конце повисла короткая пауза. Ни шумов, ни помех — просто тишина. Та самая, в которую собеседник вдумчиво смотрит в стену, поджимает губы и уже просчитывает, что ему это может стоить и чем обернётся. А потом раздался размеренный голос:

— Признаться, вы смогли заинтересовать старика.

Голос был всё тот же — спокойный, с примесью лёгкой иронии. Но я его знал: если Морозов так говорит, значит, он уже мысленно приготовился надеть шляпу.

— Не так давно ко мне обратился человек, который просил у меня защиты от «Содружества», — начал я, стараясь говорить спокойно, но не слишком туманно. В таких беседах лучше не тянуть с сутью, но и в лоб подавать не всегда разумно.

— Об этой истории в курсе уже весь Петроград, — отозвался Морозов без раздражения, скорее, с лёгким смешком, как человек, которому обо всем доложили, пока он ещё варил утренний кофе.

Я усмехнулся, но промолчал, давая возможность старику выразить мнение об этой ситуации. В ответ повисла тишина, но не глухая, а та, в которой старший собеседник раздумывает, стоит ли хвалить или подначить.

— Павел Филиппович, знаете… — наконец продолжил он, чуть замедлив речь. — Я за свою жизнь повидал многих: и тех, кто брался за дело ради славы, и тех, кто ради выгоды. Но когда человек встаёт за слабого потому что «иначе нельзя», это, знаете ли, даже старика вроде меня немного трогает. Даже такого циничного и злого.

Я чуть хмыкнул, услышав в голосе Морозова не столько сентиментальность, сколько уважение, тщательно спрятанное за ворохом иронии и опыта.

— Не скрою, — продолжил он, — мне всегда импонировали те, кто способен влезть в драку не за себя. Особенно если при этом понимают, куда суются и сколько это может стоить. Так что… что бы вы там ни задумали, юноша, я с вами.

— Спасибо.

— Смелее, Павел Филиппович. Если вы захотели прижать мерзавцев основательно, — задумчиво продолжил Морозов, голос его стал ниже, как будто он склонялся ближе к трубке, — можно было бы подключить старых друзей. Я имею в виду проверенных кустодиев. Не всех, конечно. Только тех, кто не подведет. Знаете, Павел Филиппович, в делах такого холдинга, как «Содружество», вполне может найтись что-нибудь крамольное. Скажем… заговор против Империи. Или подготовка диверсии. Старая статья, зато рабочая.

Я усмехнулся и покачал головой, забыв, что собеседник меня не видит.

— Заманчиво звучит, — признался я. — Особенно для кого-то вроде Дубинина. Он бы только обрадовался такому повороту. Но у нас есть и реальные зацепки. Бумаги, свидетели. Те самые вещи, которые работают без громких слов и завуалированных обвинений в государственной измене. Мне бы не хотелось подгонять статью под личную неприязнь.

— Любое подобное дело — всегда личное, — возразил Морозов, а потом тихо вздохнул, — Понимаю. Всё по «букве». Хотя, скажу откровенно, иногда хочется не по «букве» поступить, а по совести. Порой я тоскую по временам Смуты. Когда можно было прибить какую-нибудь погань и списать на то, что у него в руке был предмет, напоминающий нож. И никто не придирался.

Я не желал вступать в спор, понимая, что крыть мне нечем.

— В результате небольшого… скажем так, самостоятельного расследования, — продолжил я, поудобнее устроившись в кресле, — мне удалось выйти на один интересный след. Нашёлся призрак. Бывший репортёр по фамилии Грумов. При жизни он пытался копнуть глубже в дела «Содружества» — и, судя по всему, копнул слишком удачно. Теперь он, можно сказать, наш внештатный консультант.

— И что же там удалось раскопать акуле пера? — с легкой иронией поинтересовался Морозов. Голос у него оставался ровным, но я почувствовал в нем напряжение.

— Много всего интересного, — уклончиво ответил я. — В основном то, что касается активов Империи. Оказалось, что определённые участки земель были выведены из государственной собственности через длинную цепочку сделок. Всё тихо, гладко, юридически аккуратно. Но если начать разматывать нитку — всё ведёт к «Содружеству». А значит, и к тем, кто стоит за ними.

На том конце провода повисла тишина. Ни хрипов, ни кашля, даже не скрипнуло кресло. Только ровное молчание, в котором чувствовалась работа мысли.

Морозов обдумывал, сопоставлял, решал, сколько в этом политического, сколько личного, и как сделать так, чтобы в итоге выгоду получила именно семья. Это было молчание старого волка, готовящего бросится за добычей.

— И что же вы хотите, Павел Филиппович? — наконец спросил Морозов, после недолгой, но насыщенной паузы. Голос у него оставался спокойным, но в нем появилась та внимательная сухость, с которой обычно говорят люди, уже прикидывающие, во что им это выльется. — Сроки давности по преступлениям времён Смуты давно вышли.

— По самим преступлениям — да, — кивнул я, — но отсчет по незаконному обороту имперских земель начнётся с той минуты, как Империя официально узнает, что её обокрали. И тут, как говорится, время работает на нас.

На другом конце связи снова повисла тишина, чуть короче, чем предыдущая.

— И вы хотите… — начал Морозов, явно уже зная продолжение, но всё же давая мне возможность сформулировать мысль вслух.

— Чтобы вы посодействовали в организации аудиенции с Императором, — закончил я за него. — Я планирую передать материалы Суворову, прокурорскому работнику, которого я уважаю и которому, в целом, полностью доверяю. Но боюсь, что «Содружество» уже пустило корни достаточно глубоко, чтобы повлиять даже на прокурорскую проверку. А вот если дело окажется на личном контроле Императора — тогда даже самые ловкие юристы холдинга будут чувствовать себя… скованно.

— Хорошо, Павел Филиппович, — отозвался Морозов быстро, как будто уже взвесил риски и принял решение. Но затем добавил, с привычной твёрдостью: — Только учтите: доказательства должны быть очень весомые. Без бумажной пыли и слухов. Конкретика. Цепочки. Имена. Суммы.

Я чуть усмехнулся и взглянул на аккуратно сложенные бумаги на столе.

— У нас будет всё. Даже с запасом. Главное — чтобы тот, кто это увидит, не отмахнулся и отвернулся.

— Не отвернётся, — коротко пообещал Морозов. — Это уже моя ответственность. Главное — соберите доказательства.

— Для обжалования этих сделок доказательств вполне хватит, — спокойно заверил я. — Всё документально, с датами, подписями и следами, которые они почему-то не сочли нужным заметать.

— Хорошо, — ответил Александр после короткой паузы. — Я дам знать, когда будут результаты.

— Спасибо, — произнёс я и добавил, немного громче — Есть просьба, Александр Васильевич. Не про статью, не про заговоры.

— Неужто вы решили выбрать для своей невесты помолвочное кольцо? — хитро осведомился родич, заставив меня сглотнуть. — Я помню, что вы не так давно пережили пару событий, которые вполне могли завершиться для вас печально. Вы даже пропустили помолвку, которая прошла, пока вы были без сознания. Но пора и честь знать, Павел Филиппович. Девушка может решить, что вы передумали.

— Это не так, — горячо возразил я.

На другом конце провода послышался хитрый смешок.

— Но сейчас бы мне хотелось попросить вас о том, чтобы за моим домом и близкими присмотрели ваши люди. Без шума.

— Кустодии? — сухо уточнил старик.

— Да, из тех, кому вы сами доверяете. Я беспокоюсь, что люди из «Сотружества» могут попытаться надавить на меня через Арину. Через Лаврентия или Фому.

Морозов сразу понял, к чему я веду. Я услышал, как он чуть выдохнул в трубку, будто сам мысленно обошёл кругом дом, взглянул на окна и соседей.

— Бандитскую крышу вы отклонили? — спросил он просто. — Уверен, что вам предлагали помощь и «Кадеты» и «Сыны».