Священная война (ЛП) - Хайт Джек - Страница 6

Джон добрался до холма, и его конь с трудом взобрался по раскисшему склону. На вершине, к своему удивлению, он не увидел Дамаска. Вместо зеленых садов, что должны были простираться до бурых глинобитных стен, он видел лишь пелену проливного дождя.

— Джон! Ты уверен, что мы близко? — окликнул его стоявший неподалеку Балдуин.

— Я поднимался на этот холм не раз, ваша милость. Так скоро я его не забуду. Дамаск — там.

Балдуин возвысил голос:

— Коннетабль!

Амальрик подъехал. Он так укутался в меха, что видны были лишь его тусклые глаза. В них сквозила бычья тупость, но коннетабль был бесспорно храбр и яростен в бою.

— Да, ваша милость? — сказал он и высморкался.

— Построй людей в колонну, рыцарей — в центр. Будем идти в боевом порядке до самого города. Лагерь разобьем к югу от Дамаска, на берегу Барады. Пусть сержанты возведут земляной вал и несут бдительную стражу. Я не хочу никаких ночных неожиданностей.

— Слушаюсь, мой господин.

— Ваша милость, — сказал Джон, когда Амальрик отъехал рысью, — сады к западу от города…

— Я знаю, Джон. Мне пришлось бы захватить их, если бы я хотел заморить Дамаск голодом. Но я не собираюсь морить их голодом; как и не собираюсь губить жизни наших воинов в этих садах. Ты сам говорил мне, какая это смертельная ловушка. Они нам не нужны. Я привез достаточно провизии на месяц похода. К тому времени Дамаск будет наш. Мы возьмем город штурмом.

На следующее утро Джон проснулся до рассвета. Это была старая привычка, оставшаяся с тех времен, когда он был рабом и его бы высекли, не окажись он на своем посту к восходу солнца. Тело затекло после ночи на твердой земле. В этом году ему исполнилось пятьдесят, и ночевки в поле давались уже не так легко, как прежде. Он медленно размял ноющие суставы — память о полудюжине старых ран. Правое плечо было тяжело ранено под Дамаском во время Второго крестового похода, в тот день, когда его захватили сарацины. Он повращал им, пока оно не поддалось, и принялся за левое, вывихнутое на дыбе после того, как его пленили христиане в битве при Бутайе. Кисть руки, державшая меч, по утрам всегда была непослушной. Он сжал и разжал пальцы, разминая предплечье, которое несколько лет назад в схватке с людьми Рено де Шатийона распороли глубоким порезом. Размявшись, Джон натянул стеганый поддоспешник, затем перекинул через голову кольчугу и влез в нее. Он застегнул ремешок, стягивавший ворот, надел на голову стальной шлем и схватил свой шестопер. Оружие состояло из трехфутовой рукояти и тяжелого ребристого навершия. Как священнику ему было запрещено проливать кровь, но это не мешало ему проламывать врагам головы.

Джон вышел из шатра и обнаружил, что дождь прекратился. Шатры войска усеивали равнину к югу от Дамаска. Он прошел между ними и направился прочь от лагеря, к отхожему месту. Его выкопали кое-как из-за размытой почвы, и теперь оно было залито дождевой водой. Справляя нужду, Джон посмотрел в сторону садов к востоку от города. Даже в тусклом свете ранней зари он мог разглядеть деревья, отягощенные апельсинами. Город был лишь смутным очертанием, еще более густой тьмой, притаившейся в утреннем сумраке.

Оправившись, Джон подошел к реке и плеснул в лицо водой. Она обожгла холодом. Он зачерпнул еще, чтобы смочить короткие волосы. Когда Джон вернулся в лагерь, воины уже начинали просыпаться. Слышался скрежет точимых мечей и бряцание кольчуг одевающихся людей. Он подошел к кострам в задней части лагеря, где готовили еду. Один из поваров — мясистый мужчина с приметной родинкой на щеке — предложил Джону кусок горячей лепешки и налил вареной пшеницы в подставленный шлем.

— Благоволит ли нам Господь, отче?

Джон видел достаточно битв, чтобы знать: Господь не вмешивается в людские войны, но повар хотел услышать не это. Мужчина теребил на шее медальон Храма Гроба Господня.

— Господь благоволит добродетельным, — сказал ему Джон.

Повар ухмыльнулся.

— Возьми еще лепешку, отче.

Джон взял ее с благодарным кивком. Он ел, пока шел к шатру короля. Подбирая лепешкой остатки вареной пшеницы, он вошел внутрь. Хотя было еще рано, Балдуин уже надел хоберк — кольчужную рубаху, закрывавшую его от шеи до середины бедра. Он стоял, склонившись над столом, заваленным бумагами. Лицо короля раскраснелось; он потел, несмотря на утреннюю прохладу. Джон знал, что о здоровье Балдуина лучше не упоминать. Он преклонил колено.

— Доброго дня вам от Господа, ваша милость.

— Джон.

— Вы уже преломили хлеб, мой господин? Я могу велеть принести еды.

— Позже. Подойди, взгляни на это. — В центре стола была разложена карта. На ней был изображен Дамаск с холмами на западе, равнинами на востоке и рекой Барадой, протекающей с севера на юг через город. — Я пошлю тысячу человек к южной стене, чтобы отвлечь их оборону. Основная часть войска ударит здесь. — Балдуин указал на участок восточной стены.

Джон кивнул.

— Стены слабее всего на востоке. — Он встретился взглядом с Балдуином. — Но они были бы еще слабее после недельного обстрела.

— И мы тоже будем слабее. Я читал хроники, Джон. Второй крестовый поход провалился, потому что они слишком долго ждали. Мы нападем сегодня, пока воины сильны и полны рвения.

— Как скажете, ваша милость.

Балдуин то ли не заметил неохоты в голосе Джона, то ли сделал вид, что не заметил.

— Я сосредоточу удар у Ворот Святого Фомы, — продолжил он. — Нашим людям нужно лишь взобраться на стены и открыть ворота. Рыцари будут ждать, чтобы ворваться внутрь. Большинство воинов Дамаска сейчас на севере, с Саладином. Они не смогут остановить нас, когда мы окажемся в городе.

Лоб Джона прорезала складка. В последний раз, когда франки завоевали сарацинский город, улицы его были залиты кровью мужчин и детей, а сотни женщин были изнасилованы. Пусть он и был слугой короля, но в Дамаске у него все еще оставались друзья. Он не хотел видеть, как вспарывают живот аль-Мукаддаму или насилуют Фариду.

— Если вы разграбите город, то вызовете недовольство среди жителей, ваша милость. Удержать Дамаск станет намного труднее.

— Я подумаю об этом. — Балдуин отошел от стола. — Помолись со мной, Джон.

Они опустились на колени. Земля была покрыта коврами, но они промокли: вода просочилась сквозь размытую почву.

— De profundis clamavi ad te domine, — начал Джон. — Domine, exuadi vocem meam. — Закончив De profundis, он добавил: — Господи Боже, укрепи руку раба твоего Балдуина, дабы он одержал победу во имя Твое. Даруй ему мудрость, чтобы вести воинов своих, и милость, чтобы отнестись к врагу своему с состраданием.

Балдуин взял со стола шлем и направился к выходу из шатра, но остановился. Он обнажил меч и повернулся к Джону.

— Освяти мой клинок.

Джон сотворил над мечом крестное знамение.

— Молю Тебя, о Господи, услышь наши молитвы и благослови Своим величием меч раба Твоего Балдуина. Да будет он бичом и ужасом врагов Твоих и спасением народа Божьего.

— Аминь!

Джон последовал за Балдуином наружу. Тысяча сержантов, которым предстояло атаковать южную стену, уже выстроились в колонну, щетинясь копьями. Некоторые несли штурмовые лестницы; другие держали веревки со штурмовыми крюками или тяжелые арбалеты, чтобы снимать защитников со стены. Остальные сержанты только начинали строиться в ряды. Рыцари садились на коней, принимая от оруженосцев копья и миндалевидные щиты.

— Коня мне! — крикнул Балдуин.

Один из королевских оруженосцев подвел гнедого дестриэ. Конь шел, пританцовывая, играя мощной грудью и крупом. Сиденье седла было выше роста Балдуина, и потребовалось двое оруженосцев, чтобы помочь ему взобраться в тяжелых доспехах. Другой оруженосец подал Балдуину щит. Он направил коня туда, где собирались рыцари, но не успел он сделать и нескольких шагов, как король качнулся и рухнул из седла.

Джон подбежал к нему первым.

— Государь! — крикнул он, но ответа не было.

Пока вокруг собирались оруженосцы и рыцари, Джон осторожно снял с Балдуина шлем. На виске короля, которым он ударился при падении, наливалась шишка.