Священная война (ЛП) - Хайт Джек - Страница 1

Саладин. Священная война

Джек Хайт

Книга третья трилогии о Саладине

Часть I

Иерусалим

Я не был с Саладином в годы после Монжизара, и слава Богу. Я знал его с детства, но человек, которым он стал после поражения, был мне чужд. Он поклялся взять Иерусалим и принялся за дело с беспощадной энергией, на которую страшно было смотреть даже издали. Он сплотил свой народ как никогда прежде, выковав из враждующих эмиров и недружественных племен единое, смертоносное оружие.

В Иерусалиме король и его придворные почти ничего об этом не знали. Они знали лишь, что Саладин обратил свой взор на другие земли и что впервые за много лет воцарился мир. Но они растратили это время в пустых престольных дрязгах, и когда наконец разглядели надвигающуюся угрозу, было уже слишком поздно...

Из хроник Яхьи ад-Димашки

Глава 1

Декабрь 1181 года. Каир

Юсуф плотнее закутался в плащ из шкуры пантеры. Пронизывающий северный ветер нес с собой колючий дождь и далекий стук молотков каменотесов. Зимняя непогода не остановила ни возведение цитадели на холмах к югу от Каира, ни ежемесячный смотр войск, который намеревался провести Юсуф. Флажки над армейскими рядами намокли и понуро обвисли, но воины под ними держались в седлах прямо, невзирая на дождь, промочивший их кафтаны и собиравшийся каплями на вороненых кольчугах.

— Ты славно потрудился, — сказал Юсуф младшему брату.

Именно Селиму он поручил восстановить армию после разгрома при Монжизаре. Четыре года назад войско Юсуфа дошло почти до самого Иерусалима, но было застигнуто врасплох и разбито христианами. Юсуф потерял тысячи воинов. После этого он дал брату пять лет на восстановление войска. Селим управился за четыре. Теперь перед ними стояла пятнадцатитысячная армия — больше, чем до Монжизара.

— Ты заслужил новое имя, брат: Сайф ад-Дин.

— Шукран Аллах. — Селим поклонился, не слезая с седла. — Меч Ислама. Доброе имя.

Юсуф пришпорил коня и поехал вдоль рядов. Он проехал мимо муштарават: четыре тысячи всадников в шафранно-желтых кафтанах поверх кольчуг — отличительном знаке его личной гвардии. У каждого в руке легкое бамбуковое копье, в другой — небольшой круглый щит. За спиной — изогнутый лук, у бедра — сабля. Дождь звонко барабанил по их стальным шлемам. Это были самые искусные воины Юсуфа, и среди них — его старейшие друзья. Он кивнул, проезжая мимо Хусама с его золотым зубом и Назама — худого, лысого воина, быстрого, как змея. Юсуф приветствовал и других, но в глаза бросалось отсутствие многих. Несравненные лучники Лиакат и Увайс, великан Кадир — все они пали при Монжизаре.

За его воинами в желтом следовали мамлюки его брата и эмира Каракуша. Одни носили джавшаны — жилеты из сотен крошечных, соединенных меж собой стальных пластинок. Другие были в кольчугах или стеганых хлопковых куртках, подбитых сталью. Затем шли пять тысяч воинов легкой конницы, все в стеганых жилетах, а из оружия у них были лишь луки и легкие копья. В самом конце Юсуф проехал сквозь ряды пехоты. Пять тысяч воинов держали высокие щиты и длинные копья, которые позволили бы им отразить натиск конницы.

Миновав последний ряд, Юсуф развернул коня и поскакал обратно к голове войска.

— Есть дела, которые мне надобно рассудить? — спросил он Каракуша.

Кряжистый эмир с седеющей бородой кивнул.

— Пленных! — крикнул он, и стража вытолкала вперед троих.

К разочарованию Юсуфа, одним из них оказался его двоюродный брат, Насир ад-Дин. Это был не первый раз, когда юношу приводили к нему на суд. Насир ад-Дину было всего семь, когда умер его отец Ширкух. Он вырос при дворе в Каире и крепко сдружился с племянником Юсуфа, Убадой. Юсуф пожаловал двоюродному брату в правление Хомс в надежде, что власть научит его порядку, но Насир ад-Дин еще ни разу не был в своих землях. Он предпочитал оставаться в Каире, живя на доходы от Хомса. Каракуш указал на него:

— Насир ад-Дин был застигнут в казармах пьяным, с двумя женщинами. Одна из них замужняя.

Насир ад-Дин, тонкий, как тростинка, дрожал, хотя скорее от страха или стыда, нежели от холодного ветра. Он уставился в землю у ног Юсуфа.

— Взгляни на меня, кузен, — приказал Юсуф. — Объясняйся.

— Я… я не хотел ничего дурного, — сбивчиво начал Насир ад-Дин, а затем слова полились торопливым потоком. — Трое моих людей в прошлом месяце достигли восемнадцати лет. Их освободили, и они стали полноправными мамлюками. Военачальник должен разделять с воинами не только горести, но и радости. Так учил меня отец. Я повел их отпраздновать к Чандре. Боюсь, я и впрямь сильно напился.

— А замужняя женщина? Кто она?

— Она не назвала своего имени, малик. И не сказала, что замужем. Клянусь! Я…

— Довольно.

Было время, когда Юсуф, возможно, и простил бы кузену его прегрешения. В конце концов, он и сам когда-то спал с чужой женой. Но то был другой Юсуф — Юсуф до Монжизара, до пустыни.

— Своим пьянством и распутством ты опозорил и себя, и нашу семью, — сурово произнес он. — Мало найдется преступлений более гнусных, чем спать с чужой женой, да еще и делать это прилюдно, в казарме, среди своих воинов… — Юсуф покачал головой. — Получишь десять ударов плетью и заплатишь сто динаров человеку, которого оскорбил. С завтрашнего дня ты изгнан из Каира. Отправляйся в свои земли в Хомсе и учись править мудро и справедливо. Молюсь ради твоего же блага, чтобы я больше не слышал о тебе дурных вестей.

Насир ад-Дин открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.

— Слушаюсь, малик.

Следующим подвели лысого толстолицего мужчину. Мокрый кафтан облепил его круглое брюхо.

— Повар Шаад, — объявил Каракуш. — Уличен в воровстве.

— Малик, да никогда! Я повар уже двадцать лет, а то и больше! Я служил вашему дяде, Ширкуху! Я…

Юсуф обнажил меч, и повар умолк.

— Что он украл?

— Каждый месяц он утаивал часть денег, отпущенных на еду для воинов.

Шаад рухнул на колени в грязь.

— Всего один раз, малик! Клянусь! Смилуйся!

Юсуф спешился.

— Ты разжирел на еде, что предназначалась твоим товарищам. Лишишься своей должности и понесешь наказание для воров.

Он подал знак стражникам, и те схватили повара сзади. Один вытянул его правую руку. Другой взял полосу ткани и туго перетянул ее чуть ниже локтя, чтобы остановить кровь, которая вот-вот должна была хлынуть. Когда Юсуф занес меч, повар забился и задергался.

— Я отрублю тебе руку, — сказал ему Юсуф. — Стой смирно, если хочешь, чтобы удар был чистым.

Шаад перестал вырываться, и Юсуф опустил меч. Повар потерял сознание. Стражники оттащили его прочь, оставив отрубленную кисть лежать на плацу. У Юсуфа жгло в животе, но он почти не замечал этого. В последнее время боль была постоянной.

Он снова сел в седло, когда подвели последнего пленника. Это был очень красивый мужчина с ухоженной черной бородой и золотистыми глазами.

— А этот что натворил?

— Изнасилование, малик. Дочь торговца стеклом.

— Свидетели есть?

Каракуш указал на четверых мужчин в шелковых кафтанах. С ними была женщина в никабе, скрывавшем все, кроме глаз.

— Четверо мужчин, как того требует закон, малик.

Пленник встретил взгляд Юсуфа не дрогнув.

— Не было никакого насилия. Она сама этого хотела, малик.

— Он лжет! — выкрикнул один из мужчин в шелках. — Взгляни, что он сделал с моей дочерью, малик.

Женщина откинула никаб. Щека ее была в синяках, губа — разбита и окровавлена.

— Он обесчестил ее. Какой выкуп за невесту я теперь за нее получу?

— Мамлюка забьют камнями, как велит закон, — объявил Юсуф. — А ты получишь возмещение за свою потерю. Сто динаров.

Отец еще отвешивал благодарные поклоны, а Юсуф уже развернул коня и в сопровождении стражи поскакал в Каир. Он продрог, промок и был мрачен, как это часто бывало с ним после свершения правосудия. Больше всего на свете ему хотелось горячей ванны и сытного ужина, но этому не суждено было сбыться. Едва он сбросил плащ в дворцовой прихожей, как к нему, прихрамывая, поспешил аль-Фадиль. Крохотный горбатый секретарь страдал подагрой.