Царская дорога (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 8

— Приветствую тебя, государь! — пропела она чарующим голоском. — Пусть продлятся дни твои, а боги даруют одни лишь победы.

— Присаживайся, — показал я на кресло, стоявшее с левой стороны Т-образного стола. Справа сидела Кассандра. — Тебе скоро уезжать в Египет. Это случится, как только Посейдон откроет морские пути. Как у тебя обстоят дела с языком?

— Учу, — скривилась Лаодика. — Он непрост. А уж эти картинки, которыми они пишут, и вовсе какая-то мука. Не осилить мне их, государь.

— С иероглифами можно потерпеть, — поморщился я. — Но речь египтян ты должна понимать хорошо. И запомни: никто не должен догадаться, что ты ее понимаешь. Никто! То, что ты узнаешь, может оказаться бесценным. Люди не будут стесняться рядом с тобой, и ты узнаешь, кто твой враг. Хотя… скорее всего, твоими врагами будут абсолютно все. Кто ее учит? — повернулся я к Кассандре.

— Один из моих людей, — ответила та. — Он египтянин.

— Да, помню, — кивнул я. — Ты хвалила его. Вроде бы шустрый мальчонка. Он поедет с ней.

Кассандра удивленно посмотрела на меня, но не сказала ничего. Я еще не говорил ей, для чего поедет в Египет юный Безымянный. Узнает потом, когда время придет.

— Позволь спросить, государь, — сказала Лаодика, а когда я кивнул, продолжила. — В Египте цари обычно женятся на своих сестрах. Великая царица Исида Та-Хемджерт не сестра ему, но уже родила сына. Это значит, что мои дети никогда не станут царями?

— Не значит, — покачал я головой. — Такой ответ тебя устроит, Лаодика?

— Устроит, — сверкнула та жемчугом зубов. — Я так понимаю, что придется сильно потолкаться локтями. Кто будет мне помогать?

— Пока никто, — честно ответил я. — У нас есть там купцы, но их вес невелик. Тебе придется самой покупать людей и пропихивать их наверх.

— Хм-м, — задумалась Лаодика. — Не будет ли государь разгневан, если я попрошу отпустить со мной матушку? Ее помощь была бы мне весьма кстати.

— Только если заберешь с собой и Андромаху тоже, — подумав, ответил я. — Они устроили мятеж. Пусть проведут зиму на Антимилосе, это будет их наказание, а потом забирай их с собой.

— Государь не оставит меня помощью и советом? — внимательно посмотрела на меня Лаодика. — Я боюсь остаться одна в чужой земле.

— Быть одной в чужой земле — это и есть участь царской дочери, — развел я руками. — Но ты можешь не опасаться. Одна ты не останешься точно, я тебе это обещаю. Однако я очень надеюсь, что ты понимаешь, кому служишь. Слушай свою матушку умеренно, Лаодика. Царица Гекуба уже один раз перехитрила саму себя и потеряла все. Если забудешь об этом, то ты, моя дорогая, и впрямь останешься совсем одна. И тогда твой сын никогда не станет царем. А когда умрет твой муж, ты будешь стариться в одиночестве, в крошечной комнатушке в дальнем углу Дома вдов при каком-нибудь храме. И ты будешь забыта всеми на этом свете, даже своей родней.

— Я не хочу себе такой судьбы, — Лаодика встала и поклонилась. — Великой Матерью клянусь, я буду покорна воле царя царей.

— Можешь идти, — отпустил я ее.

Лаодика вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь, а я повернулся к Кассандре, которая не проронила ни слова за все время разговора.

— Ты ей веришь? — спросил я.

— Сложно сказать, — поморщилась та. — Она очень похожа на матушку, врет не моргнув глазом. И если она войдет в силу, с ней будет тяжело договариваться.

— Тогда надо продумать, чем именно мы сможем держать ее в узде, — вздохнул я. — И Гекуба будет далеко от нас. Ты уверена, что твоя мать не принесет вреда?

— Уверена, — кивнула Кассандра. — Жизнь в логове змей привычна для нее. Она была лишена ее какое-то время, вот и затосковала. Там она окажется на своем месте, поверь. Ей будет сложно вредить нам из Пер-Рамзеса, да и незачем. Годы пройдут, пока матушка обрастет там верными людьми, а она уже немолода. Да и самые любимые из ее внуков у нас. Нет, она не будет делать глупости.

— Хорошо, — кивнул я. — Значит, решили. Давай вернемся к нашим баранам. Тем самым, которых на Кипре слишком мало. Моя жена жалуется, что с новыми прялками ей уже не хватает шерсти. Весной отправим караван в Ассирию. Далеко, конечно, но выгода очевидна. Пошли туда своего человека. Он должен разузнать все о тамошних делах.

— Хорошо, государь, — склонила она голову. — Везти шерсть на ослах из такой дали будет невыгодно. Я прикажу собрать верблюдов. Если нужно, сниму с медных рудников.

Я вышел на воздух и поднялся на южную башню дворца. Отсюда, с высоты, люди казались не выше указательного пальца. Прямо у моих ног серой стрелой шла Улица Процессий, что упиралась прямо в порт. Она застроена почти наполовину, прерываясь лишь площадями, где будут стоять храмы. Я вижу купол храма Великой Матери, подавляющий своей громадой окрестные кварталы. Он уже достроен, и в нем идет отделка. Площадь дальше займет храм Гефеста, он же кипрский Бог-Кузнец, а ближе к порту — святилище Посейдона. Вторые два храма присутствуют пока лишь в виде фундаментов. Монументальное строительство безумно дорого даже для Господина Моря, и внутри стен Энгоми еще хватает пустырей. Я не спешу занимать город лачугами голытьбы, и делать городские усадьбы не позволяю тоже. Земля очень скоро закончится, к бабке не ходи, а строить еще одни стены я не буду точно. У меня есть куда более приоритетные цели, Сиракузы как минимум. Там нужен минимальный замок, который защитит оккупационный контингент. Ну а потом, когда проект с зерном выйдет на нужную мощность, весь островок Ортигия обведем кольцом стен, создав неприступную твердыню. Лет через двести-триста, когда наступит античный климатический оптимум, Запад будет процветать, и весьма вероятно, вся жизнь переместится именно туда.

А это еще что? Я смотрел вниз, наблюдая за уморительным зрелищем. Неужели так странно вильнула жизнь с моим появлением? Такого ведь в нашей части света точно никогда не было! Какая-то знатная дама выехала с визитом, но в упряжке вместо лошадей были запряжены люди. Такая вот импровизированная рикша.

— А ведь правда, — задумался я. — Лошадей и ослов я держать в городе не позволяю.

Колесницы, где нужно стоять, стремительно выходят из моды. А такие вот коляски на кожаных рессорах, напротив, в моду вошли. Теперь знать не использует носилки, и вместо восьми слуг справляется один-два. И экономно, и стильно. Едет такая расфуфыренная мадам из лувийской семьи, одетая в египетский лен, с микенской прической, в синайской бирюзе и в ожерелье из Вавилона. Едет она играть в преферанс по оболу вист к… К купчихе из Угарита, судя по дому, где остановилась ее коляска. И будут они перемывать кости своим соседкам, говоря при этом на дикой смеси языков, куда каждая из них принесла что-то свое. У нас тут роль французского в Российской империи екатерининских времен выполняет язык египтян. Вся парфюмерия называется на манер, принятый в Черной земле, ибо у нас таких терминов отродясь не было. И даже льняная ткань в Энгоми называется шесед, как в Египте. Каждая девчонка из богатой семьи знает, что грубую ткань шедет прилично носить только черни, а она, белая кость во втором поколении, ни за что не наденет даже тонкий менех. Это позор для нее. Только тончайший, белоснежный лен техен достоен знати.

У нас тут небольшая колония египтян образовалась, и именно они подмяли под себя всю модную индустрию. Как они сюда добираются — это отдельный вопрос. За большие деньги, которые отдают купцам и контрабандистам. За некоторых специалистов, например, камнерезов, я плачу сам, и плачу столько, что импорт мастеров стал неплохой нишей для заработка купцов и египетских таможенников. Мне нужны умелые люди. Я пускаю сплетни и слухи, и вот уже пошли первые плоды. Один из таких плодов ждет меня внизу. Стражник только что сообщил. Этого я приму в мегароне.

— Славься царь царей, Господин Моря, сияющий в небе, словно Ра, — полуголый египтянин, сверкающий отполированным черепом, лежал на полу, раскинув руки, и целовал мозаику. Фу ты, гадость какая! Хорошо хоть, подметали недавно.