Царская дорога (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 7

— Великому господину угодно посмотреть таблицы, в которых указано, что ничтожный уплатил все подати? — спросил Кулли, так и не разогнув спины. Но, не получив ответа, продолжил.

— Или господину, сияющему, словно солнце, угодно увидеть нуптум, документ на ввоз? Или шимтум, таблицу с оценкой моего товара? Там стоят печати уважаемых купцов и сборщика-макису. Или господину показать губуллу, таблицу об оплате ввозной пошлины? Все документы у меня в порядке.

Господин Надзирающий, который закончил рассматривать ковры, поднял на Кулли тяжелый взгляд.

— Ты неслыханно богат, купец. Откуда у тебя столько добра?

— Это не мой товар, о великий господин, — торопливо ответил Кулли. — Я тамкар царя царей Талассии Энея, да продлятся дни его. Этот товар принадлежит моему господину, а я всего лишь продаю его за малую долю. Сам я беднее водоноса, о лучший из слуг нашего повелителя. А что насчет торговли, то государь Мардук-апла-иддин, да будут боги Шамаш и Мардук милостивы к нему, лично дозволил мне торговать здесь. Он даровал мне право первым выбирать товар на царских складах. И он даровал мне синие бусы, позволяющие свободно проходить во дворец. И на пиру мне было вручено бычье ребро с солью и тмином в знак высочайшего благоволения.

— Ты думаешь, купец, бусы и бычье ребро уберегут тебя от моего гнева? — брови вельможи сошлись над переносицей.

— Я не знаю, чем провинился перед великим господином, — кланялся раз за разом Кулли. — Мои пошлины обогащают казну Вавилона. И если кара великого господина разорит ничтожного, то царь царей Талассии может и разгневаться. Ведь это его товар и, если он лишится его, ни один караван из Угарита больше не придет в Вавилон. И ни один купец Вавилона не будет принят в Угарите. И я боюсь, что тогда их товар тоже будет задержан, пока не будет выплачена компенсация, а виновных не накажут. Царь Эней, да продлятся годы его, весьма крут на расправу, о великий. Я боюсь, что Кулли, ваш ничтожный слуга, будет распят как вор, если утратит то, что принадлежит дворцу. А Царская дорога, питающая казну царя Эмара, опустеет. Как бы это дело войной с кочевниками-арамеями не закончилось, о великий!

— Я слежу за тобой, купец, так и знай! Берегись, если утаишь хотя бы сикль от казны! — господин Вакиль миксим, надзирающий за налогами, резко повернулся и вышел из лавки. А Кулли, не имея больше сил, упал на скамью.

— Муж мой, ты был великолепен, — промурлыкала Цилли, которая все это время стояла за дверью подсобки и слышала каждое слово. — Бог Набу поцеловал тебя в колыбели.

— Я теперь приношу жертвы Гермесу, — вяло отмахнулся Кулли. — Он занимается только торговлей и не отвлекается на покровительство писцам и наукам. Очень удобный бог, моя дорогая, рекомендую. А что касается этого негодяя, то я уверен, что мы его еще увидим. Как бы колом в горе не встал нам этот ковер. Надо будет попасть к нему на прием, поцеловать его ноги и поднести дары.

— Мы подумаем, что с этим можно сделать, — вздохнула Цилли. — Но думаю, ты прав. Что-то отнести нужно. Это редкостная сволочь, я знаю его. Он ненасытен, как гиена. Кстати, ты помнишь, что у нас сегодня гости. Я оповестила всех.

Небольшой пир для своих, устроенный почтенным торговцем Кулли и его женой, прошел с огромным успехом. Необычайно крепкое вино понравилось всем без исключения, но прозрачные кувшины, невиданные никем и никогда, понравились еще больше. В Вавилоне умеют делать стекло, но сосуды из него получались кривыми и мутными. Здесь же бутыли были почти прозрачные, правильной формы, в мелкую сеточку, выдавленную прямо на пузатых боках. Да эти сосуды сами по себе представляли немалую ценность. Солидные купцы, тряся завитыми бородами, уважительно качали головами и передавали бутыль друг другу, едва не вырывая из рук. Пустая бутыль была всего одна, а остальные хозяйка дома предлагала купить за серебро.

— Почтенные! — заявил Кулли, сверкающий золотой вышивкой новомодного халата. — Позвольте отнять толику вашего драгоценного времени. Вы все знаете, чем отличается дар шульману от дара ришатум, и как благожелательный дар намурту отличается от каспу ша дальяни, серебра, данного неправедному судье. Перед вами новый вид подарка, неслыханный еще в Вавилоне. Он называется магарыч. Невероятно дорогое вино, которое почти никогда не пьют, зато часто передаривают. Это новшество, пришедшее в наши земли из самого Энгоми.

— О! — закрутили завитыми бородами купцы. — Удобно. Подарок, который можно передарить. Считай, что заработал на ровном месте. Надо брать.

— Четыре сикля за каждую, почтенные, — приветливо улыбалась Цилли-Амат. — Или восемь драхм. Лучше платить драхмами. Рубленое серебро я приму только после переплавки и взвешивания. Не взыщите, почтенные, времена нынче тяжелые. Зато товар-то какой! Из самого Энгоми приехал! Оцените, до чего работа тонкая.

— Золотые статеры возьмешь, почтенная хозяйка? — спросил один из гостей.

— Возьму, почему бы не взять, — пропела Цилли-Амат. — Один к семи.

— Золото по восемь ходит, — нахмурился купец. — Ладно, серебром заплачу.

Когда гости разошлись, Цилли занялась тем единственным делом, которому всегда отдавалась беззаветно. Тем самым, ради которого была готова не есть и не спать. Она считала деньги. Драхмы Талассии ходили теперь по всему миру, и почти вся оплата прошла сегодня именно в этой монете. Цилли любовно перебирала серебряные фасолинки, едва не облизывая каждую, а потом откладывала их в сторону. Кучка серебра понемногу перемещалась с правого края стола на левый, как вдруг женщина застыла, превратившись в камень.

— Кулли! — растерянно произнесла она. — Свет очей моих, подойди ко мне.

— Да, сокровище моего сердца, — подошел к ней купец. — Что могло отвлечь тебя от лучшего, что есть в нашей жизни?

— Смотри! — Цилли протянула ему драхму, но драхму очень необычную. — Я ее пропустила, когда принимала оплату. У меня и мыслей не было, что еще кто-то делает такое. Да и похожа она очень.

— Тут написано: Царя царей Ашшур-Дана, пастыря народов, — озадаченно произнес Кулли. — Эту драхму выбили в Ассирии! Не знал, что у них тоже есть деньги.

— Муж мой! — наморщила лоб Цилли-Амат. — Мне кажется, что мы с тобой что-то упускаем. Нужно срочно послать голубя в Энгоми. У меня появилось очень неприятное предчувствие.

Глава 4

— У меня появилось неприятное предчувствие, сестрица, — сказал я Кассандре, которая принесла мне сообщение из Вавилона, которое заключалось в четырех граммах серебра, аккуратно примотанных к птичьей лапке. Больше ничего не было, а это значит, что Кулли просто попалась такая монета, и он поставил меня в известность, что нужно обратить внимание на Ассирию.

— Мы упустили это направление, — потер я виски руками.

— Но почему? — осторожно спросила Кассандра. — Ассирия — далекое царство в горах. У них были мятежи знати, но царь Ашшур-Дан замирился с ними и теперь подновляет старые храмы. Ты считаешь, что от них стоит ждать беды?

— Если они начали чеканить монету, значит, могут воспринять и другие новшества, что идут от нас, — пояснил я. — И поверь, в первую очередь это будут новшества военные. Такой уж там народ.

— Я пошлю туда надежного человека, — сморщила лоб Кассандра. — Можем снарядить караван. Как раз прощупаем, что происходит в Каркемише. Мы почти не ходим тем путем. Он дальше и дороже, чем путь через земли арамеев, и хетты весьма злы из-за этого. Пошлины текут мимо них.

— Отправь, — подумав, ответил я. — Ассирия бедна. Что мы можем привезти оттуда?

— Только шерсть и кожи, — пожала плечами Кассандра. — Больше там нет ничего интересного.

— Кони из Мидии, — вспомнил я. — Нужно наладить путь и туда тоже. Несколько хороших жеребцов привезти на племя. Отцу нужна свежая кровь.

— Хорошо, государь, я займусь этим, — кивнула Кассандра. — Ты хотел видеть Лаодику. Она ждет за дверью.

— Зови, — махнул я.

Мой кабинет украсила небольшая печурка, оснащенная дымоходом, выбрасывающим гарь на улицу. Изразцы у нас делать умеют, но только в Вавилоне и Египте. Нужно будет заняться этим. Уж больно режет глаз кирпич под расшивку в покоях, расписанных батальными сценами и фигурами богов. А вот и еще одна моя свояченица. Лаодика вошла и низко поклонилась. Царевна слегка похожа на сестер, но стройная и грациозная, как березка. У нее такие же выразительные карие глаза, опушенные густыми ресницами, и смоляные волосы, убранные в затейливую прическу с локонами. Она быстро втянулась в столичную жизнь. Сплетница, говорят, из первых. Не Феано, конечно, но тоже очень хороша собой. Скромно смотрит в пол, изобразив самое смиренное выражение на кукольной мордашке. Очень обманчивое выражение, кстати. Судя по тем слухам, что доносятся из ее дома, царевну можно посылать в порт и ставить бригадиром грузчиков. Видят боги, к концу квартала она была бы награждена почетной грамотой.