Царская дорога (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 40

Лаодика в своей прошлой жизни была не только записной сплетницей, но и в картишки любила играть. Причем бесконечный преферанс, столь ценимый знатью, она не слишком жаловала, предпочитая игру попроще, которая огненным пожаром захватывала все портовые таверны Великого моря. Стыдно сказать, но царица Нейт-Амон, воплощение богини Хатхор, спутница Сына Ра и священный сосуд, в котором зрел его плод, азартно резалась в Козла. Она всегда хохотала от счастья, когда удавалось поймать Семью сестрами карту Царица пик. Впрочем, в Египте такое звучало кощунственно, и понемногу «царица» стала называться просто хетат, придворная дама, «принадлежащая дворцу». Покрытые искусной резьбой пластины из слоновой кости во всем Египте присутствовали в единственном экземпляре. И потому совсем скоро, привлеченные странными слухами из покоев чужестранки, за карточным столом Лаодики оказались царицы Тия и Тити. Дуреющие от безделья женщины с головой окунулись в новое для себя развлечение, взяв четвертой Гекубу. Она, как жена царя, была выше всех по положению на половине Нейт-Амон.

Разгорающееся веселье мгновенно донеслось и до великой царской супруги, которой наскучили бесконечные катания на лодке и заунывная игра на флейте. И буквально через неделю из ее покоев донеслись недвусмысленные намеки, что и саму госпожу было бы неплохо приобщать к новой забаве. Уж очень она маялась от тоски. Так Лаодика впервые оказалась рядом с той, лица которой до сих пор не видела. Посмотреть на Исиду Та-Хемджерт прямо было немыслимо, это посчитали бы неслыханной дерзостью.

— Да живет Великая Царская Супруга, здоровая и сильная! Да будет благословенна живая Исида! — произнесла Лаодика, которая с трудом опустилась на колени и коснулась пальцами плит пола. Выпуклый животик ей изрядно мешал.

— Ты можешь встать, царица, — услышала она. — Ты можешь приблизиться. Тебе отныне дозволено отдавать короткий поклон.

— Благодарю великую госпожу за милость, — ответила Лаодика, встав на ноги.

Невысокая и худенькая, как почти все египтянки, Исида-Та Хемджерт имела гладкое лицо, годами не видевшее солнца. Она немолода, ей за сорок, и причина ее моложавости — неуемные старания служанок, ответственных за макияж, удаление волос с тела, массаж, нанесение мазей и масел, а также уход за бровями, ногтями и стопами. В общем-то, всему этому царицы и посвящали большую часть своего досуга. А вот с остальным временем нужно было что-то делать, ведь оно тянулось, словно расплавленная смола. Сын Ра уехал на север, где заложили какой-то новый порт, а его жены скучали в Фивах. Дни пролетали, похожие один на другой, и лишь торжественные процессии, в которых участвовала великая царская супруга, вносили хоть какое-то разнообразие в ее жизнь. Остальным женщинам дворца и такое развлечение доступно не было.

— Мое царское величество слышало, что ты привезла из своих диких земель какую-то необычную забаву, — сказала вдруг Исида, когда закончился обмен дежурными, ничего не значащими фразами, вколоченными в здешних людей намертво. В ее глазах, окруженных тоненькой сеточкой морщин, горело жадное любопытство.

— Если живая богиня почтит нас своим присутствием, то ей все покажут и объяснят, — смиренно ответила Лаодика. — Для настоящей игры нужно как раз четверо, госпожа.

— Мое величество желает играть, — кивнула Исида, и сердце Лаодики затрепетало как пойманный воробей. Она вспомнила строгий наказ матери: не вздумай у нее выиграть! Особенно сначала.

Они засиделись почти до глубокой ночи, когда ласковое дневное солнышко уступает место пронзительно-черной тьме, а легкое тепло сменяется кусучим холодом. Покои Лаодики, где стоял круглый стол, окружили бронзовыми жаровнями, которые прогнали зябкую прохладу. Служанки, недвижимыми статуями выстроившиеся вдоль стен, не смели даже слова сказать. Только губы их шевелились в проклятиях чужеземке и ее новой забаве. У них уже ноги отваливались, ведь игра идет уже который час.

— Четыре! Четыре им открывай, Тити! — неприлично завизжала живая богиня, и Лоадика, которая безумного хотела спать, умильно улыбнулась ей.

— Сами боги благоволят великой госпоже. У нее невозможно выиграть.

Она только что не стала ловить даму, посчитав это поступком непочтительным. Но, судя по всему, жизнь ее во дворце станет чуть менее опасной. Ведь все три царицы понемногу оттаяли, почти что приняв ее в свой круг.

— Партия! — выкрикнула Тити, которая играла в паре с Исидой.

— Все, я устала, и спать хочу, — капризно заявила Исида. — Завтра продолжим. Наш царственный супруг сейчас на севере, хотя дела требуют его присутствия здесь. Я уже написала ему.

— А что случилось, госпожа? — спросила Лаодика.

— Жрецы Амона, — по лицу Исиды проскочила едва заметная гримаса. — Они недовольны тем, что сейчас происходит в Саисе. Более того, они в ярости. Они получили странные вести из пятого септа. Там были попраны основы основ…

* * *

Незадолго до этого. Саис. Нижний Египет.

Никогда еще Рапану не продавал столько. И даже то, что царь царей изрядно срезал вознаграждение тамкарам, работающим на Египет, ничего не поменяло. Зерно ревущим потоком текло на рынки Великого моря, а вслед за зерном — золото, амулеты, поделки из камня, алебастровые вазы, лен и украшения. А обратно текло серебро, медь, бронза и железо. Причем не в виде чушек металла, а по большей части в виде изделий, что было куда как прибыльней. Рапану, который весьма расстроился, когда срезали его процент, воспрянул духом, увидев, что доходы его не только не упали, но еще и выросли. Государь разъяснил ему, что такое формула деньги-товар-деньги, и что такое прибавочная стоимость и прибавочный продукт. А еще он открыл ему тайну двойной записи. Дебет и кредит! В тот день Рапану вышел от него на подгибающихся ногах, словно получив божественное откровение. Он вроде бы и раньше все это понимал, но теперь абсолютная, ясная, как летнее небо истина открылась ему во всей своей идеальной красоте. Он и не думал до сих пор, что можно незаметно оставлять почти всю прибыль себе, обогащая собственных ремесленников и получая подати еще и с них. А мастеров чужих, напротив, этим самым разорять, лишая их работы.

— Великие боги! — шептал он, сходя в порту Саиса. — Откуда мудрость такая у воина из знатной семьи? Они же все как один кровожадные дурни. Ему ведь и знать-то ничего не положено, кроме того, как людей половчее жизни лишать. Впрочем, он и в этом лучше всех у нас. Взял, и великий Ашшур с лица земли стер. Как будто в два пальца высморкался. Кулли говорит, там теперь голое место, человечьими костями покрытое. Удивительно мне!

Святилище Нейт — главное в Саисе, ведь мать богов — покровитель этого города. Густой лес пузатых колонн, между которыми стоял Рапану, прятал стыдливую истину: этот храм, главный в пятом септе Нижнего Египта, был невелик и беден по сравнению с грандиозными святилищами Амона. И сам септ, открытый с запада набегам ливийцев, по сравнению с востоком и югом считался нищим захолустьем. Он выделялся из всех прочих лишь тремя вещами: обилием болот, заросших тростником, частыми лихорадками, из этих болот приходящими, и множеством гиппопотамов, в этих самых болотах обитающих. Богатства столичных жрецов Амона-Ра и Сета здешним служителям богов могли только сниться. Именно этот храм, далеко не самый влиятельный, стал опорой северян в Дельте Нила. Те условия, что предложил Господин моря верховному жрецу богини, не оставили тому выбора. Зерно храма покупалось за серебро, и цена его была едва ли не на треть выше, чем за зерно, купленное с полей Великого Дома. Оттого-то ухо великого жреца Сетема было всегда благосклонно к тому, что скажет ему Рапану, посланник царя, обогащавшего храм.

— О первый из жрецов богини Нейт, владычицы Саиса, живущий под её защитой, позволь твоему слуге говорить, — склонился Рапану, войдя в каменную прохладу храма.

— Рапану! — приветливо улыбнулся первый жрец богини, отчего его безбровое, лишенное ресниц лицо покрылось глубокими морщинами. — Ты появился весьма кстати, возлюбленный сын богини. Она видит тебя! Говори.