Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - фон Штернбург Вильгельм - Страница 29

“Ты выпил слишком много. Домой меня проводит господин Руттман. Увидимся позже”...Возвратившись в комнату, я увидела рыдающего человека. Постаралась утешить Эриха — нервы у него совсем сдали. “Я люблю свою жену, люблю до безумия. Мне нельзя ее терять, жить без нее я не смогу”...В свете раннего утра он выглядел развалиной с человеческим лицом». По словам Рифеншталь, Ремарк приходил к ней в поисках жены недели две подряд, чуть ли не каждый день, верил в чудо, говорил, что готов ее простить, лишь бы она вернулась... заливал свое горе коньяком.

Схожую картину из тех лет, что предшествовали публикации знаменитого романа Ремарка, рисует Аксель Эггебрехт, молодой сотрудник журнала «Вельтбюне». Повстречав однажды — в 1928 году — чету Ремарк в одном из питейных заведений на Шверинерштрассе, он получил приглашение продолжить возлияние у Ремарков на квартире. «Дома он священнодействовал, смешивая изысканные напитки. Мы сидели перед очень большим аквариумом, всех своих рыбок он называл их зоологическими именами... Когда ближе к утру я собрался уходить, она одна проводила меня до дверей. Так начался длительный адюльтер с Жанной, женой Эриха Марии Ремарка. У него была, как я вскоре понял, связь с другой женщиной. К нам он относился с невероятной толерантностью».

В таких упрощенных, с креном в мелодраматизм, описаниях, созданных много лет спустя и не без самолюбования их авторов, есть, наверное, своя доля правды. Следует, однако, признать, что этот брак не был моногамным, а также предположить, что Ремарк, человек крайне чувствительный и склонный к ревности, сильно страдал, зная о любовных интрижках своей жены. К тому же Джулия Гилберт приводит в своей книге сногсшибательное заявление Ютты Цамбоны о том, что «Ремарк зачастую оказывался в их браке импотентом». Что ж, при тех количествах алкоголя, которые употреблял Ремарк, не следует удивляться, что его мужская потенция подчас давала сбои. Если, однако, допустить, что «сбои» и в самом деле были достаточно серьезной проблемой, то тогда придется сказать, что брак распался вовсе не по этой причине.

Еще до брака, а также во время брака с Юттой, время от времени рядом с ним появляется еще одна женщина, о которой мы узнаем из писем: Бригитта Нойнер. Ремарк познакомился с ней в Берлине. Письма к Бригитте написаны рукой жизнерадостного, несентиментального, остроумного человека. Очевидно, эта связь не сопровождалась душевными муками, не носила разрушительного характера. Такие эротически игривые связи действуют на него даже благотворно. Это — другая сторона любви и симпатий, более открытая и простая, нежели жизнь бок о бок с капризной светской красавицей.

Ганновер помогает Ремарку шагнуть вверх и по карьерной лестнице. В 1924 году он устанавливает контакт с Берлином, где выходит элегантный и интеллигентный журнал «Шпорт им бильд». На рубеже веков его основал и возглавил Курт Дёрри, участник первых Олимпийских игр современности. Первенец немецкой спортивной журналистики принадлежит теперь издательству «Шерль», но редактирует его по-прежнему Дёрри, успевая еще и писать блестящие репортажи. В канун Нового года, узнаем мы от Томаса Шнайдера, на традиционном балу берлинских журналистов Дёрри рассказывает представителю заводов Конти о желании своей дочери пойти по его стопам. В ответ тот предлагает сотрудничество с «Эхо Континенталь». А там трудится Эрих Мария Ремарк.

«Глубокоуважаемая сударыня, узнав от г-на Хольцхойера Ваш адрес, прошу Вас взяться за перо и прислать мне статью с размышлениями о теннисе, хоккее, а также, пожалуй, о плавании, поскольку испытываю здесь, в “Эхо Континенталь”, недостаток в таких материалах». На безукоризненном немецком завязывается переписка с девушкой из почтенной семьи. Статьи из Берлина поступают одна за другой, обмен дружескими посланиями продолжается, и Ремарк показывает себя не менее дельным и умелым, чем его будущий работодатель: «Премного благодарен за материал о хоккее, журналу он весьма кстати, ибо хорош как по содержанию, так и по форме... Могу ли просить Вас оказать мне любезность и переслать прилагаемое сочинение Вашему досточтимому родителю для оценки его на предмет публикации в “Шпорт им бильд”?» По мнению Томаса Шнайдера, «сочинением» в письме назван небольшой рассказ под названием «Трофей Вандервельде».

Врата в Берлин открыты. Эдит Дёрри увлечена галантным ганноверцем не на шутку, и, скорее всего, не без ее содействия столичный журнал публикует несколько репортажей и заметок Ремарка. А вскоре и сам Курт Дёрри делает ему предложение стать его заместителем. И Ремарк им становится — в самом начале 1925 года.

В отношениях с дочкой главного редактора все больше теплоты и участия, коллеги посматривают на это с ехидцей, «глубокоуважаемая фрейлейн» теперь уже «милая Эдит», а с переездом Ремарка на берега Шпрее они видятся чуть ли не каждый день. Перешло ли столь близкое знакомство в любовную связь? На этот вопрос уже никто не ответит. А вот по мнению матери юной Эдит, дружба с Эрихом Марией зашла слишком далеко и чревата эротическими осложнениями. В то время как ее дитя заслуживает гораздо более солидного жениха. У нового сотрудника газеты ее мужа вид вполне респектабельный, но чего он добьется на этой стезе и в общественной жизни? Годится ли он в зятья, коли будущее его туманно? И мама отправляет дочку на Капри, подальше от журналиста с его заманчивой внешностью.

Письма летят с севера на юг и в обратном направлении. Но жизнь богата на курьезы, и под жарким итальянским солнцем Эдит неожиданно выходит замуж за какого-то бравого британца. Известие об этом действует на новоявленного берлинца подобно холодному душу, и уже месяцем позже он предлагает руку и сердце Ютте Цамбоне. После возвращения Эдит с юга переписка возобновляется, но длится совсем недолго. В конце 1928-го они встречаются в Берлине, затем Эдит уезжает на Британские острова. Десятилетия спустя она напишет Ремарку, он ответит с дружелюбной сдержанностью. В его личной жизни эта дружба не оставит заметного следа, ее роль в профессиональном плане окажется значительнее.

Находящиеся в архиве писателя, письма Ремарка к Эдит Дёрри помогают получить представление о его редакторской работе в «Эхо Континенталь», и это в них самое интересное. Мы видим Ремарка как компетентным, серьезным журналистом, так и сотрудником фирмы, отстаивающим ее интересы с реалистических позиций. «Объем работы здесь не уменьшается, au contraire[31], он возрастает по мере того, как шины дешевеют...» — «Если Вас привлекает футбол, гандбол или водное поло, тогда, пожалуй, что-нибудь об этих видах. Или: о воспитательном значении легкой атлетики или спорта вообще — или: о влиянии телесных упражнений на течение модных ныне болезней... — или: женские и неженские виды спорта (перегрузки и т. п.), женский футбол (Англия, Америка), хоккей, женщина и состязание, должна ли женщина воспринимать спорт скорее как физкультуру (да!) или как состязание... Дама за рулем автомобиля (костюм, что понадобится ей в пути, провиант, оружие для защиты в случае нападения), минимальные знания об устройстве автомобиля, как ей нужно ездить...» — «Я могу, наверное, попросить Вас следить за тем, чтоб мы не делали рекламы другим фирмам...» Здесь уже не место рифмованным мечтам, здесь делается серьезная газета.

Ганновер — это полустанок, разрыв с узким мирком Оснабрюка, творческий поиск, шанс неплохо зарабатывать. Учительская профессия, рифмоплетство, провальный роман, культ Хёрстемайера, вытесненные в подсознание, но не осмысленные картины войны — от всего этого Ремарк освободился. Два года, прожитые в городе на берегах Лайне, открыли перед ним новые творческие и личностные перспективы. Как журналист он успешен, как писатель приблизился к авангарду, живет отчасти в его среде. Он стоит на собственных ногах, угроза заживо похоронить себя в школе миновала, рядом с ним красавица Ютта Цамбона. Более того, теперь он живет и работает в Берлине — со всем богатством его соблазнов и возможностей.