Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств - Тополь Эдуард Владимирович - Страница 51

А в Ленинграде, в доме N 2 на Гороховой улице, в архивах бывшего Санкт-Петербургского «Отделения по охранению общественной безопасности и порядка», а также в архивах Московского, Киевского, Тифлисского и других «Отделений по охранению общественной безопасности Российской империи» и в Государственном архиве СССР шесть сотрудников Секретного политического управления НКВД старательно рылись в картотеках и пыльных папках с архивными документами, выуживая среди актов и рапортов об арестах анархистов, бундовцев, эсеров, меньшевиков и прочих революционеров документы с фамилиями перечисленных в Молчановских списках 160 большевиков и протоколы их допросов, их фотографии в фас и профиль и показания…

Под спортивный, несущийся из мощных динамиков, марш Исаака Дунаевского из фильма «Вратарь» колонны физкультурниц в блузках и юбках в обтяжку, как с картины Дейнеки, сменялись на Красной площади рапиристками с рапирами и колоннами гимнасток с трепещущими на майском ветру спортивными штандартами, шарами и лентами… А после них тысяча юных физкультурниц в белых маечках и голубых трусиках, лежа на брусчатке Красной площади, синхронно, под музыку вскидывали в небо голые ножки, изображая то многометровый серп и молот, то многоцветный, как на ВДНХ, «Фонтан плодородия»…

Поскольку великий вождь сказал, что 160 арестованных большевиков недостаточно для антисоветского троцкистского террористического центра Зиновьева-Каменева, новыми ночными арестами пополнялись московские тюрьмы, и в товарных вагонах, а также в отдельно охраняемых секциях пассажирских поездов, в Москву, в пыточные камеры Лубянки доставлялись из ссылок и тюрем еще сотни коммунистов – участников оппозиции 1926-1932 годов, чтобы получить хотя бы 50-60 сознавшихся «участников» троцкистско-зиновьевского заговора убить товарища Сталина…

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОВЕТСКАЯ БЕССАРАБИЯ!», «ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОВЕТСКАЯ ГРУЗИЯ!» – с такими стометровыми транспарантами под песню «Широка страна моя родная!» стройные колонны юных бессарабских, украинских, узбекских, грузинских и т.п. красавиц в национальных блузках в обтяжку, печатая шаг, несли невероятной величины портреты Сталина – вышитые, вытканные, тесненные золотыми красками и даже выложенные фруктами и овощами… Стоя над этим потоком лучших экзотических красавиц со всей страны, вожди мирового пролетариата плотоядно жмурились не то от яркого майского солнца, не то от предвкушения правительственного банкета с участием участниц праздничной демонстрации…

Между тем на Лубянке следователь комиссар Молчанов и прокурор Вышинский допрашивали доставленного из Казахстанской тюрьмы тридцативосьмилетнего Вагаршака Тер-Ваганяна, бывшего члена РСДРП с 1912 года, бывшего члена ВЦИК и бывшего главного редактора журнала «Под знаменем марксизма». Но когда Вышинский задал ему вопрос о дате его знакомства с Троцким, Тер-Ваганян, презрительно глянув на него, вдруг сказал: «Собственно говоря, я имею законное право отвести вас как прокурора. Во время гражданской войны я вас арестовывал за настоящую контрреволюцию!» Вышинский побледнел и не нашёлся, что ответить. Довольный произведённым впечатлением, Тер-

Ваганян обвёл глазами присутствующих и снисходительно добавил: «Ну да ладно! Не бойтесь, я этого не сделаю».

Но с этой поры Вышинский, будущий прокурор всех процессов по делам Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и т. д., перестал принимать участие в предварительных допросах.

«СЕГОДНЯ ФИЗКУЛЬТУРНИК, ЗАВТРА БОЕЦ!» и «ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА, БУДЬ СЕГОДНЯ К ПОХОДУ ГОТОВ!» – под спортивный марш Дунаевского следом за колоннами ориентальных красоток вышли на Красную площадь колонны мускулистых физкультурников с портретами все тех же Сталина, Ворошилова, Молотова, Кагановича и Тухачевского… А за ними – футболисты с плакатом «КОМАНДА «СПАРТАК» – ЧЕМПИОН СССР ПО ФУТБОЛУ!», поставив на брусчатке мостовой сетчатые футбольные ворота, стали забивать в них футбольные мячи… После спартаковцев сотни гимнастов на ходу выкладывали многофигурные пирамиды и крутили «солнышко» на переносных трапециях… Затем прямо по брусчатке пошли лыжники в лыжных костюмах и на лыжах, подбитых оленьим мехом…

А во время бесконечно-изнурительного ночного допроса Карла Радека, бывшего друга и конфидента Ленина еще со времен их нищеты в швейцарской эмиграции, когда следователь комиссар Молчанов довел этого венгерского еврея до истерики, пятидесятилетний Карл Бернгардович вдруг ударил по столу кулаком и заявил: «Ладно! Я согласен сейчас же подписать всё что угодно! И признать, что я хотел убить всех членов Политбюро и посадить на кремлёвский престол Гитлера. Но к своим признаниям я хочу добавить одну деталь, что кроме тех сообщников, которых вы мне навязали, я имел ещё одного, по фамилии… Молчанов! Да, да, вас, Молчанов! – закричал Радек в истерике. – Если вы считаете, что необходимо кем-то пожертвовать для блага партии, то пусть мы пожертвуем собой вместе!» Молчанов побледнел. «И знаете, что я думаю? – продолжал Радек, наслаждаясь его испугом. – Я думаю, что, если я всерьёз предложу это условие Сталину, он его охотно примет. Что для Сталина судьба какого-то Молчанова, когда дело идёт об интересах партии! Чтобы заполучить меня на суд свидетелем, он без разговора подкинет в эту мясорубку дюжину таких Молчановых!»

(Прозорливый Радек не ошибся. Георгия Молчанова Сталин расстрелял 9 октября 1937 года, на полтора года раньше, чем Радека).

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ НАША РОДНАЯ НЕПОБЕДИМАЯ КРАСНАЯ АРМИЯ – МОГУЧИЙ ОПЛОТ МИРНОГО ТРУДА НАРОДОВ СССР!» – под таким стометровым транспарантом влились на Красную площадь чеканные колонны суровых красноармейцев в касках, гимнастерках и с ружьями через плечо, на груди и на изготовку. Их парад принимал народный комиссар по делам обороны СССР маршал Клемент Ворошилов на белом коне… За красноармейцами кавалеристы с саблями наголо гарцевали на вороных кавалерийских скакунах… Потом курсанты снайперских школ «Осоавиахима» в широкополых маскировочных шлемах стали печатать шаг, выставив снайперские винтовки в позиции «целься»… Следом покатили доблестные пулеметчики и пулеметчицы на тачанках…

Когда в кабинет Молчанова привели пятидесятитрехлетнего Григория Зиновьева, привезенного из Верхнеуральского политизолятора, даже Молчанов не узнал в этом высохшем и полуседом, с запавшими щеками, старике того пламенного пышноволосого оратора и знаменитого организатора обороны Петрограда от немцев в 1918 году, о котором в поэме «Песнь о великом походе» сам Сергей Есенин написал: «А Зиновьев всем / Вёл такую речь: / «Братья, лучше нам / Здесь костьми полечь, / чем отдать врагу / Вольный Питер-град / И идти опять / В кабалу назад».

Глянув на изможденного арестанта, Молчанов непроизвольно заглянул в папку его следственного дела, где были вклеены фотографии Зиновьева с Лениным; со Сталиным, Каменевым и Бухариным; выступающего на массовом рабочем митинге в 1917 году и т.п.

– Ваша фамилия, имя, отчество? – сухо, по процедуре, спросил Молчанов.

– Зиновьев Григорий Евсеевич, – устало, как на сотнях предыдущих допросах, ответил арестант.

– Настоящие имя-отчество-фамилия?

– Овсей Аронович Радомысльский.

– Дата рождения?

– 11 сентября 1883 года.

Молчанов невольно вздохнул: перед ним действительно был Зиновьев – бывший председатель первого Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, бывший третий – после Ленина и Троцкого – самый влиятельный член Политбюро и бывший вождь Первого Интернационала, с подачи которого Сталин в 1922 году стал Генеральным секретарем ЦК партии.

– Уважаемый Григорий Евсеевич, – с почти искренним сочувствием сказал Молчанов. – Ну почему вы упорствуете? Поймите, наша разведка перехватила документы германского генштаба, которые свидетельствуют о намерении Германии и Японии ближайшей весной напасть на Советский Союз. Сейчас нам больше чем когда-либо необходима поддержка международного пролетариата. А ваш друг Лев Троцкий своей антисоветской пропагандой мешает этому. Поэтому именно вы с вашим международным авторитетом вождя Первого Интернационала можете и должны помочь нашей с вами партии нанести по Троцкому сокрушительный удар, чтобы отвадить мировой пролетариат от его антисоветской деятельности.