Будет жестко (СИ) - Шварц Анна - Страница 79

Я хмуро слушаю. Черт, это все? Ладно, возможно, ей действительно очень трудно об этом до сих пор говорить.

Влад бессердечно сверлит ее взглядом, убирая от губ сигарету и выпуская дым ей в лицо, отчего она закашливается.

— Чудесно. — произносит он. — Хорошая история. Можешь свалить, пока твоя нога не заживет и ты не обретешь возможность упасть передо мной на колени и повторять это каждый день до конца своей жизни.

Она закатывает в ответ глаза.

— Я… — цыкает она. Затем прерывается и тяжко вздыхает, а после делает то, отчего я едва не роняю сигарету — подается вперед и обнимает чудовище. Это вводит не только меня в шок, но и его — я вижу, как он застывает с сигаретой и таким выражением на лице, словно наблюдает за внезапным концом света на горизонте. — Блин, прости. Я правда люблю тебя, ты был и остаешься моим братом. Ты прав, я безумно хотела, чтобы ты хотя бы так обращал на меня внимание и постоянно злила тебя. Я долбанутая.

Чудовище едва вздергивает брови.

— Я рад за тебя. Однако, я тебя не люблю, так что съеби от меня подальше.

— Я буду стоять, пока ты не простишь меня. Хоть до конца жизни.

— Он наступит очень быстро, если я сейчас сверну тебе шею.

Несмотря на свои слова, он ничего не предпринимает. Просто стоит, засунув вторую руку в карман и продолжает курить сигарету, пока его сестра цепляется за него. Я даже немного ревную из-за этого, несмотря на то, что она его родственница. Черт, я правда хочу быть единственной, кому позволено так его обнимать. Ужасно, но эта сторона его личности мне тешила самолюбие.

— Долго будешь заниматься бесполезным делом? — интересуется он через время.

— Я не против, чтобы ты меня случайно прибил, лишь бы ты меня простил. Так что до конца.

— Мне не очень нравится перспектива ссориться из-за твоего абсолютно бестолкового трупа еще и с нашей матерью, потому что в отличие от вас двоих с отцом, с ней я предпочитаю поддерживать отношения. — фыркает он, выкидывая сигарету. — Проваливай. Нейтралитет — это все, что ты можешь получить от меня.

— Это меня устроит. — она, наконец, отпускает чудовище и вздыхает. — Не подвезешь меня до дома? Я бы хотела еще немного с тобой поговорить.

Он опускает на нее взгляд.

— «Нейтралитет» — это не значит, что ты можешь сесть мне на шею и присесть на уши. Вызывай водителя или такси, болтай с ними.

— Хорошо. — легко соглашается она. — Пойду попрошу отца, заодно и поговорю с ним. Можно я тебя еще раз обниму напоследок? — она подается снова вперед и… попадает аккурат в захват вовремя подставленной руки Влада. Он сжимает ей шею, останавливая на расстоянии.

— Тебе стоит прочитать в словаре, что такое «нейтралитет», бесполезное и навязчивое существо. Иди обнимайся с отцом.

Он опускает руку и она закатывает глаза.

— Боже, нейтралитет предполагает прощение! Нахрен ты напоминаешь?

— У меня нет функции «прощение». Не беси лишний раз.

— Я все равно буду вести себя так, словно ты меня простил.

— Кто я такой, чтобы запрещать тебе обманываться? Если твоя нога еще не зажила для коленопреклоненной позы, рекомендую захлопнуться наконец и свалить.

Его сестра фыркает, и, поковыляв ко мне, обнимает наспех, а затем уходит в сторону здания, где празднует день рождения их отец.

Я провожаю ее взглядом.

Блин, радостно же. При мне два человека, ненавидящие друг друга на протяжении многих лет, наконец помирились. Надеюсь, правда, в следующий раз она найдет в себе силы, чтобы не только извиниться, но и рассказать брату всю правду.

И возможно, этот день станет отправной точкой для того, чтобы Влад помирился и со своим отцом, и в их семье наконец, наступил мир. Ей-богу, для такого как он, просто необходима поддерживающая семья. Потому что в войне с ними хоть он явно выиграет, но это будет очень неприятно и кроваво. Не должно все заканчиваться так.

— Цветкова, я знаю о чем ты думаешь. Это по твоему лицу видно. Сними розовые очки, потому что я не помирюсь со своим отцом, и не помирился с этим существом — она просто надоела мне своими заскоками, поэтому я сказал то, что она очень хотела.

Я закатываю глаза.

— Боже мой. Тебе стоит это сделать. Отец наделал много ошибок в твоем воспитании, но на самом деле, уверена, тоже любит тебя. Серьезно любит.

— К его сожалению, для меня это слово — пустой звук. Набор букв, и это отлично, потому что позволяет трезво смотреть на его предыдущие поступки.

Я не пытаюсь продолжить его уговаривать, потому что задумываюсь о наших отношениях. «Любовь» — пустой звук. Ну, я с самого начала, как узнала о его эмоциональных приколах, не собиралась обманываться мыслью, что он умеет любить или что мое появление как-то сможет изменить его. Мы не в детской сказке, чтобы всерьез надеяться, что чудовище превратится в прекрасного принца.

Однако, чем дальше, тем больше я предаю свои убеждения, и мне хочется занять одно-единственное место в этом черном сердце. Только для себя. Как с обнимашками. Эгоистично отыскать подобный уголок, безраздельно завладеть им, даже если кто-то этого не смог сделать раньше. Чем дальше, тем я больше хочу поверить, что это будет сказкой.

— Цветкова, что за унылое лицо?

— Да просто… — бормочу я. — Если честно, мне бы хотелось, чтобы ты мог это испытывать.

Он выкидывает очередную сигарету в сторону. Затем костяшками пальцев стучит по машине, привлекая внимание водителя, и затем жестом требует поднять окно. Тот закрывает его тут же.

Я смущаюсь, внезапно осознав, что совсем про него забыла, и он наблюдал не только за увлекательными обнимашками профессора с сестрой, но и за тем, как я обсуждаю наши отношения.

— Цветкова, ты про что?

— Я про то, если б ты знал не просто по буквам, что такое «любовь». Было бы хорошо, если б ты мог испытывать это. — продолжаю бормотать я. Господи. Кажется, алкоголя мне достаточно. Смутившись еще больше от того, что у меня вырвалось, я отворачиваюсь к машине и смотрю на ее черную, блестящую под каплями поверхность.

Я слышу шорох одежды сзади, когда чудовище делает шаг ко мне, а потом неожиданно дергает меня за хвост, заставляя пошатнуться и откинуть голову назад, посмотрев ему в лицо.

— Ого, Цветкова. С чего бы это у тебя такие желания? — его голос звучит как у хищника, почуявшего кровь.

— Просто сказала.

— Как же, как же. Наверное, Цветкова увлеклась психиатрией и планирует альтруистично бросить вызов невозможному — заставить меня испытывать то, чего я не знаю. Или же все гораздо проще и Цветкова сама влюбилась?

Я резко краснею.

— То, что ты смеешься над этим — отвратительно с твоей стороны! Я никогда не влюблюсь в человека, который не может ответить мне взаимными чувствами!

— Конечно. И краснеешь ты оттого, что на улице жарко, а не из-за того, что я тебя раскрыл. Прости, моя когнитивная эмпатия сбоит на таких сложных чувствах. Ты знаешь, что это такое? Могу ли я теперь общаться с тобой, как с настоящим экспертом?

— Ты…!

Я замолкаю, когда он наклоняется и целует меня. И пыхчу, пока он делает это в такой немного неудобной позе, хотя мое возмущенное сердце немного оттаивает от его поцелуя и злиться становится сложнее. Даже на такого, как он.

В конце концов я поворачиваюсь, прервав поцелуй.

— Не делай этого на людях. Там же водитель смотрит. — шикаю я, потому что он все еще держит меня за хвост.

— Цветкова, знаешь какое стоп-слово я придумал для наших сегодняшних игр? «Я люблю тебя». Как только скажешь, я признаю себя проигравшим. Можешь даже сказать его сейчас.

Не сдержавшись, я бью его в грудь и он только хмыкает.

— Ты худшая скотина из всех. — говорю я.

— Меня серьезно напрягает твоя склонность к насилию. Лучше поинтересуйся этим разделом в психиатрии.

— Это говорит мне кто-то вроде тебя?! Пусти мой бедный хвост и я сяду в машину, потому что мне уже холодно на улице.

Он разжимает руку, позволяя моим волосам выскользнуть у него из пальцев. Фыркнув, я отворачиваюсь и сажусь в машину, все еще испытывая стыд от того, что меня немного раскрыли. Его чертова проницательность в такие неудобные моменты.