Будет жестко (СИ) - Шварц Анна - Страница 78

— Цветкова, разве ты не хотела, чтобы мы поговорили? Я этим и займусь, раз ты так хочешь. — он подходит к своей сестре, возвышаясь над ней, пока она испуганно поднимает на него взгляд и пытается попятиться, а меня захлестывает тревога.

Черт побери, он ее обычно старательно игнорировал или ставил на место словами, но теперь она доболталась.

— И еще. — он затягивается, задумчиво глядя наверх. — Я в курсе, что на самом деле ты глубоко в душе мечтаешь, чтобы я был любящим братом. Я помню, как в детстве ты цеплялась за меня в период нашего перемирия. Одной из составляющих твоего кризиса будет осознание, что ты больше никакими способами не получишь эту любовь, не так ли?

Ее губы вздрагивают.

— Ты не можешь быть любящим братом, придурок. У тебя вместо души черная дыра.

— Конечно. Ты просто упустила этот шанс, и сейчас для меня значишь столько же, сколько и случайный прохожий с улицы. Озвучить, почему, или сама отречешься от своего образа невинной жертвы?

Она хмуро смотрит на него, а он, опустив взгляд, выдыхает струю дыма вверх.

— Почему я сжег машину? Зачем я это сделал и с какого хрена я доколебался до учителя? Давай, поройся в своей тупой голове.

Она морщится.

— Откуда мне знать? Ты, блядь, вечно что-нибудь выкидывал пугающее в школе.

— Это неправильный ответ. Давай я тебе подскажу, трусливое существо. Первая буква: твой учитель истории домогался тебя и я об этом узнал.

Зрачки в ее глазах расширяются, и девушка коротко выдыхает, а потом будто застывает.

— Как ты…

— Можешь уже не напрягать мозги и думать, как я об этом узнал. Тебе стоило напрячь их тогда и рассказать все отцу. Я тебе дал шанс это сделать, когда он избивал меня и спрашивал, чем мне не угодил этот ублюдок. Либо просто засунуть язык в задницу, раз смелости не хватило признаться в подобном. Однако трусливое существо выбрало вместо родного брата компанию подружек-поблядушек, фанатеющих по этому учителю и пошло извиняться перед ним. Тогда я подумал, что подожгу машину с вами двумя, когда он в очередной раз будет тебя домогаться в ней. Было бы забавно. Жаль, он уволился и одна блядская лицемерка осталась без своего кумира.

Он кидает ей под ноги сигарету.

— Тебе просто нравится быть жертвой. Сраной лицемерной жертвой. Ты совершенно ничего не делаешь, чтобы это изменить. Вот и все. — затем, развернувшись и посмотрев на меня, произносит: — Развлекайся, Цветкова, если еще охота. Жду тебя в машине.

Я в шоке провожаю его взглядом, когда он уходит. Затем смотрю на его сестру, которая, спрятав в трясущейся руке лицо, кажется, всхлипывает, а затем резко ругается:

— Блядь, да эти чертовы костыли! Я даже присесть не могу с ними.

— Почему ты не рассказала это? — вырывается у меня. Я все еще в шоке от того, что тогда случилось.

— Потому что я идиотка, он прав! — она вскидывает заплаканное лицо, испачканное в потекшей туши. — Я боялась, блин! Я дружила с компанией девочек и мы вместе фанатели по этому гребаному историку. А потом он… неважно. Я боялась, что меня обвинят во лжи, или в том, что я сама его спровоцировала. Даже когда горела его гребаная машина, я испытывала одновременно радость и страх. Я боялась…

Она замолкает, прикрыв глаза и пробормотав:

— Я боялась, что если я встану на сторону Влада, который сжег его машину, ЭТОТ ублюдок разозлится и расскажет обо всем. Свою версию. Поэтому и в школе и при отце я встала на сторону тех, кто брата обвинял. Это очень глупо, и только когда я выросла, то поняла, что он как раз должен быть тем, кто до смерти боится огласки. Но в детстве я тряслась вплоть до того дня, когда он уволился, и слава богу, что это произошло достаточно быстро.

— Боже. — произношу я, и, протянув руку, заправляю ей волосы за ухо. Затем обнимаю, а она прячет лицо на моем плече, всхлипывая, пока я смотрю на мокрую от капающего дождя стену позади нас.

— Это ужасно. Ты была ребенком, конечно, тебе было трудно разобраться, как поступить правильно. Почему ты не рассказала это Владу? Это бы столько проблем решило.

— Я боялась, что он будет презирать меня. Я не могла никому об этом рассказать, понимаешь?

Она замолкает, дрожа под моей рукой. Затем бормочет:

— А он, оказывается, все знал. Какая я идиотка. Господи, я реально тогда думала, что сожженная машина — это еще один его чертов прикол. Он ведь не отличался в школе хорошим поведением. Просто совпадение. Пугающее совпадение. Я так испугалась тогда, что игнорировала очевидное.

— Ты должна рассказать ему все, что рассказала сейчас мне. Это, знаешь ли, меняет взгляд на случившееся, и, вероятно, вы сможете помириться.

— Ничерта он меня не простит. Там нет такой функции, и я это прекрасно понимаю. Как только я открою рот, он найдет слова, чтобы раздавить меня в очередной раз. Знаешь, он мог бы заниматься моральными пытками, настолько он хорош в нахождении уязвимых мест в человеке.

— Он без сердца, но не бессердечный ублюдок. Уверена, такого не будет. Ты должна это сделать. И рассказать отцу все.

Она молчит некоторое время у меня на плече.

— Я подумаю, Кать.

— Не думай слишком долго, а то потом станет страшно. — говорю я, а она выпрямляется, прекратив мне мочить слезами плечо. В ответ девушка вздыхает.

— Ладно. Иди, я тут еще постою, покурю. Спасибо тебе за все.

— Ты же не решишь внезапно покончить с собой? Меня напрягает твое состояние и последние слова.

Она хмыкает.

— Чтобы Его Высочество порадовался? Вот еще. Пожалуйста, несмотря ни на что, будь с ним осторожна. Я знаю обе стороны его личности, и его привязанность очень хрупка, как видишь.

— Я разберусь с этим сама. — я хлопаю ее по плечу, а затем, попрощавшись, спускаюсь по ступенькам под мелким, противным дождем.

********

Дождик совсем прекращается, пока я дохожу до машины, возле которой курит Влад. Окно в ней открыто и он перекидывается словами с водителем. Когда я приближаюсь, профессор опускает на меня взгляд.

— Все, Цветкова?

— Да. — произношу я. — Кажется, вы наворотили кучу ошибок и не поняли друг друга.

— Заканчивый, доморощенный психолог.

— Просто не мог бы ты в следующий раз, если она подойдет к тебе, не пытаться ее сломать, а просто выслушать? Ей действительно есть, что сказать важного.

Он резко выдыхает дым вверх.

— Цветкова. — произносит он со смешком. — Максимум, на что она может рассчитывать — это то, что я не всажу ей нож под ребра, пока вокруг свидетели. И то не точно.

— Боже, прекрати, пожалуйста, лелеять детские обиды и поговори с ней с позиции взрослого. Прости ее наконец, потому что она была глупым ребенком.

— Ха-ха. — выдыхает он дым вверх. — Цветкова, я не прощаю. Ну, по крайней мере, зато я отношусь ко всем одинаково. Мне тогда прилетело, несмотря на то, что я был тоже ребенком, и отец с тех пор решил, что лучше меня будет задавить. Почему? Потому что посчитал, что из-за моих особенностей получил на это полную индульгенцию. Для меня в семье прощения не существовало. Поэтому и я отбросил весь свой созданный для них хороший образ.

Он внезапно переводит взгляд мне за плечо, который становится насмешливым, и я оборачиваюсь.

Его сестра ковыляет прямиком к нам на костылях.

— Как жаль, что тут сейчас свидетели. — продолжает чудовище, пока я поджимаю губы. Надеюсь, она не к нему. Потому что если она сейчас попытается что-то ему сказать, то получит еще одну порцию морального насилия в ответ. Мне кажется, что Влада надо к этому сильно подготовить, чтобы он хотя бы молчал.

Она доходит до нас и останавливается напротив брата, посмотрев на него. Затем вздыхает, прикрыв глаза.

— Придурок, прости меня. — начинает она, а я закатываю глаза, забрав украдкой из руки профессора пачку сигарет с зажигалкой и прикурив, пока эти двое собираются начать очередной цирк. Господи, их надо обоих к психиатру для того, чтобы они хоть научились говорить друг с другом, как нормальные люди. Не с этих слов начинать надо было, не с этих. Тем временем, эта женщина продолжает: — Я поступила гадко и предала тебя, но после не было ни одного сраного дня, в котором бы я не раскаивалась.