Леонид. Время исканий (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 47

Разобравшись с общими задачами, я перешел к самому больному, застарелому недугу нашего танкостроения — к трансмиссии. Я обвел взглядом напряженные лица инженеров.

— Товарищи. Какова главная причина массового выхода танков из строя на маршах и в бою?

— Двигатель, — неуверенно предположил Фирсов. — Перегрев, износ…

— Ходовая часть, — добавил Гинзбург. — Летят бортовые фрикционы, ломаются рессоры.

— Все это так, — согласился я. — Но это — следствия. А главная причина, о которой вы умалчиваете, это коробка переключения передач. Наша архаичная, ненадежная, требующая от механика-водителя чудовищных физических усилий и виртуозного мастерства коробка со «скользящими шестернями». Чтобы переключить передачу на том же Т-28, водитель должен выжать главный фрикцион, поймать обороты, с хрустом и скрежетом воткнуть нужную скорость. После двух-трех часов такого марша он вымотан так, что едва держится в кресле. Он уже не может адекватно вести машину и принимать решения в бою. Это совершенно неприемлемо. У нас нет столько тяжелоатлетов, чтобы укомплектовать ими все танковые войска!

Конструкторы молчали. Все прекрасно знали, что я был абсолютно прав.

— Так вот, товарищи. Эту каторгу пора прекратить, — мой голос стал жестким. — Мы должны совершить революционный скачок и перейти на планетарные коробки передач.

Для инженеров 1933 года это прозвучало почти как научная фантастика. Планетарные редукторы были известны, но создать на их основе надежную коробку передач для тяжелого танка — задача казалась невыполнимой.

— Я говорю о коробках типа «Вильсон», — уточнил я. — Это предселекторная система, где механик-водитель заранее, легким движением рычага, выбирает нужную передачу, а в нужный момент лишь нажимает педаль для ее включения — без разрыва потока мощности, без хруста, без физических усилий. Это не только повысит маневренность и скорость танка в бою. Это в разы увеличит надежность всей трансмиссии и сохранит силы экипажа.

Я посмотрел на Котина.

— Жозеф Яковлевич. Вы у нас самый молодой, с незашоренным взглядом. Я ставлю перед вами персональную задачу. В кратчайший срок подготовить проект командировки группы лучших инженеров-трансмиссионщиков в Чехословакию. На заводы «Прага» и ЧКД. Официальная цель — «изучение опыта производства тяжелых тракторных трансмиссий». Неофициальная — привезти оттуда все, что касается их коробок Praga-Wilson, которые они уже ставят на свои легкие танки. Чертежи, технологию, а главное — несколько готовых образцов для изучения и копирования. Валюту мы найдем. Это — задача государственной важности.

Но, увы, одной лишь коробкой скоростей проблемы нашего танкостроения не исчерпывались.

— Следующий вопрос — подвеска. То, на чем, собственно, наши танки ездят, — я перешел к следующему пункту. — Все наши нынешние схемы — свечные, как на БТ, рессорные, блокированные тележки Т-26 — это вчерашний, если не позавчерашний день. Они громоздки, и, что немаловажно — они «съедают» драгоценный внутренний забронированный объем корпуса. А самое главное, они имеют малый динамический ход катков, из-за чего на больших скоростях экипаж практически неспособен ни управлять танком, ни стрелять, да еще и утомляется сверх всякой меры. Это, кстати, одна из причин, почему мы прекратили серию БТ. Какой смысл в скоростном танке, в котором экипаж через час марша уже ни на что не способен?

Я подошел к доске, взял мел.

— Нам нужно принципиально иное, более совершенное решение.

На доске появилась простая, почти схематичная зарисовка: каток на балансире, соединенный с упругим элементом, расположенным внутри корпуса.

— По данным нашего Спецотдела, — я использовал привычное прикрытие для «послезнания», — шведы и немцы сейчас активно экспериментируют с так называемой торсионной подвеской. Очень перспективная и простая разработка: упругим элементом служит не громоздкая пружина или пачка рессор, а тонкий стальной стержень — торсион, работающий на скручивание.

Я быстро, на пальцах, объяснил преимущества предлагаемой конструкции.

— Во-первых, компактность. Вся подвеска убирается внутрь корпуса, вдоль бортов, освобождая огромное пространство. Во-вторых, большой динамический ход катков, что обеспечивает несравненную плавность хода на высоких скоростях. И, в-третьих, индивидуальность. Каждый каток подрессорен отдельно. Выход из строя одного не обездвиживает всю машину.

Конструкторы молчали, в их глазах был виден напряженный мыслительный процесс. Идея была красивой, но выглядела чужеродно, как деталь из другого, более совершенного механизма.

— Понимаю, что это звучит непривычно, — сказал я, уловив их сомнения. — Главная сложность здесь — не в конструкции, а в технологии. Нужна особая, высокопрочная сталь для самих торсионных валов. Нужна высочайшая точность их изготовления и термообработки. Но это задача, которую мы обязаны решить. Поэтому ставлю задачу Кировскому заводу и Харьковскому — немедленно, в приоритетном порядке, создать в своих КБ экспериментальные лаборатории по отработке технологии и испытанию торсионных подвесок. Начните с малого, со стендов, с опытных образцов. Но через год я хочу видеть первые результаты. Будущее танкостроения — за этой схемой. И обязательно обменивайтесь сведениями друг с другом, докладывайте о ходе работ в ВАММ. Тот, кто первый добьется успеха, будет номинирован мною на крупную премию!

Лица конструкторов прояснились. Внутренне я усмехнулся: разумеется, никакой Спецотдел ни про какие торсионы ничего подобного мне не докладывал. Да и вряд ли мог доложить: фирма «Ландсверк» в Швеции, возможно, только начинала самые первые, эскизные проработки этой идеи, и до реальных чертежей или, тем более, опытных образцов было еще далеко. Но я-то знал из будущего, что именно эта, такая простая на вид, пружина из скручиваемой стали станет сердцем подвески лучших танков Второй мировой — от немецких «Пантер» и «Тигров» до наших собственных ИСов. И что страна, которая первой освоит эту технологию, получит решающее преимущество в плавности хода, скорости на пересеченной местности и меткости стрельбы с движения. Поэтому пришлось немного схитрить, приписав свое «послезнание» мифическим успехам моей же разведки. Это позволяло легализовать идею, придавало моим словам вес и убирало почву для вопросов об источнике такой поразительной осведомленности.

Наконец, совещание подошло к своей финальной, главной части. Я обвел взглядом уставших, но предельно мобилизованных конструкторов.

— И последнее, товарищи. Технологии производства. Мы можем спроектировать перспективный танк, но если мы не сможем производить его тысячами, быстро и дешево, все это останется игрой ума, — я повернулся к Гинзбургу. — Ваше КБ активно внедряет литье. Это правильно. Но этого мало. Нам нужен прорыв в сварке броневых листов!

Я сделал паузу.

— Поэтому я ставлю задачу освоить технологию автоматической сварки под флюсом. Немедленно наладить тесную кооперацию с Институтом электросварки в Киеве и лично с академиком Патоном. Он прекрасный специалист своего дела, причем особых успехов его группа достигла именно в автоматической сварке. Дайте ему заказ на разработку конкретных устройств, поставьте задачу, и он даст вам технологию, которая позволит сваривать бронекорпуса в разы быстрее и качественнее, чем это делают вручную сейчас.

— Кроме того, — продолжал я, — мы должны покончить с разнобоем в комплектующих. Разработка ключевых узлов — смотровых приборов, прицелов, радиостанций, систем пожаротушения — будет вестись централизованно, в специализированных КБ. И поставляться на все танковые заводы как унифицированные, стандартные изделия. Хватит каждому изобретать свой велосипед.

Я перевел взгляд на Афанасия Фирсова, который до этого в основном молчал.

— Афанасий Осипович. Пока Кировский завод будет выжимать последние соки из модернизации Т-28, на вас, на Харьков, ложится главная, самая ответственная и почетная задача. Вы начинаете с чистого листа. С нуля. Проектирование нового среднего танка.