Бастард Александра (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 35

— Моя мать дала служанке эту статуэтку гетеры Фрины, чтобы она продала её на рынке.

Теперь уже стражники оторопело молчат, но торговец упорно повторяет свой вопрос:

— Ты кто такой, малец⁈

Вокруг уже собралась толпа, и все с удивлённым интересом уставились на меня. Банальная сцена поимки воровки вдруг вспыхнула новыми красками, и все полны жажды развлечений.

В вопросах словесных баталий я не новичок, особенно когда они принимают общественный оборот. В таких случаях поддержка толпы крайне важна, и её настроение может сыграть решающую роль.

Поэтому я с ходу перехожу в атаку:

— Малец — у тебя между ног, а я — Геракл, сын Великого Александра!

Сальная шутка пришлась толпе по душе, и она встретила её дружным хохотом. Даже стражники не смогли скрыть ухмылки, и щёки перса покрылись багровыми пятнами.

— Чем ты докажешь, что статуэтка твоя? — прошипел он, и я обескураживаю его ответом.

— Мне, сыну великого царя Александра, не надо ничего доказывать! — Перевожу свой нахмуренный взгляд на стражу. — Тот, кто не верит моему слову, оскорбляет бессмертную память моего великого отца!

Тут я применяю второе правило: хочешь чего-то добиться угрозой — упирай на личную ответственность оппонента.

— Кто из вас не верит слову царского сына⁈ — Перевожу взгляд с одного стражника на другого, и оба старательно отводят глаза.

После этого вновь упираюсь глазами в торговца:

— Моя мать хотела за эту бесценную вещь тридцать драхм! — Держу короткую паузу и ошарашиваю его вопросом: — Ты хочешь купить⁈

Тот непонимающе замотал головой. Как так произошло⁈ Только что он хотел бесплатно получить то, что ему предлагали купить за гроши, а теперь вдруг норовят всучить за баснословную цену.

— Я нет! Она же предлаг… — запинаясь, пытается что-то объяснить торговец, но я вновь обрываю его на полуслове:

— Если не хочешь покупать, то чего голову морочишь занятым людям⁈ — С возмущённым видом поворачиваюсь к стражникам, давая понять, кого я имею в виду.

Те согласно кивают, и, пользуясь всеобщим замешательством, я выхватываю статуэтку из рук торговца.

В полной тишине, не торопясь, осматриваю её и, словно бы найдя её состояние удовлетворительным, перевожу строгий взгляд на застывшую в каком-то очумелом ступоре Арету:

— С тобой дома разберёмся!

Сказав это, вскидываю голову к оторопелым лицам стражников:

— Спасибо за службу, я вас больше не задерживаю!

Те по привычке чуть ли не вытягиваются во фрунт, а я ещё раз грозно рявкаю на Арету:

— Иди за мной, бестолочь!

Не говоря больше ни слова, шагаю прямо на плотный круг людей, и толпа расступается передо мной. Арета дёргает рукой, и перс, всё ещё не понимая, что происходит, покорно выпускает её.

Иду сквозь толпу, и народ с нарочито почтительным видом пропускает меня. За спиной слышу торопливые девичьи шаги и с облегчением выдыхаю.

«Кажись, пронесло!»

Полностью успокаиваюсь, только когда мы сворачиваем за угол. И хотя меня прям распирает высказать Арете всё, что я о ней думаю, продолжаю шагать, не оборачиваясь. Позволяю себе выплеснуть эмоции, только когда мы уже выходим из города. Мало ли, кто за нами смотрит!

Не оборачиваясь и не снижая шага, бросаю назад:

— Ничего не хочешь объяснить⁈

Арета резко догоняет меня и заглядывает мне в глаза:

— Геракл, поверь, я не хотела! Сама не знаю, как так получилось! Зашла в дом позвать госпожу, а потом — глядь, статуэтка уже у меня в руках!

— Так что же ты не призналась там, на дороге⁈ — стреляю в неё злым взглядом. — Ведь нас же из-за неё хотели убить!

У девчонки выступают на глазах слёзы, и она заходится криком:

— Да испугалась я! Понимаешь, испугалась! Эти — с ножами! А Эней узнает — выгонит!

Меня женскими слезами не разжалобишь, я слишком стар, чтобы покупаться на такое.

— Так испугалась, что не выбросила, а решила продать! — отвечаю насмешкой на её слёзы, и Арета сразу же перестаёт реветь.

— Так ведь ценная вещь, чего выбрасывать! — Она прошлась по мне оценивающим взглядом, словно увидела впервые, и вдруг резко остановилась.

— Ты чего хочешь, Геракл⁈ — В её глазах сверкнули злые молнии. — Хочешь статуэтку? Ладно, забирай! Или ты хочешь меня пощупать⁈ Тогда так и скажи!

Она растянула губы в развратной усмешке:

— Вон там кусты… Пошли, я не против!

«Господи, что за детсад! — вздыхаю про себя. — Этой фигнёй только прыщавых юнцов на понт брать. Сначала — „искреннее“ раскаяние, а если не прошло — то имитация бурной агрессии. Она словно на голливудских штампах про подростков воспитывалась!»

Я знаю, как на такое поведение реагировать. Бросаю ей под ноги статуэтку и презрительно кривлю губы.

— Да пошла ты! — процедив, молча поворачиваюсь и иду дальше, не обращая на неё внимания.

Несколько минут слышу за спиной только шаркающие девичьи шаги, а потом доносится её неуверенный голос:

— Ну прости меня! Сама не знаю, что на меня нашло! — Она чуть замялась, но продолжила страстно и с придыханием: — Клянусь тебе, никогда больше не возьму ничего чужого! Прошу, только Энею не говори!

Ничего не отвечая, чуть усмехаюсь про себя:

«Вот теперь более достоверно, хотя всё равно не верю!»

Страх, неуверенность и ожидание расплаты — в данном случае это единственное наказание для Ареты, какое мне доступно. Ведь я не хочу расстраивать Энея и уж тем более нервировать «мамочку». Поэтому, не реагируя на её мольбы, продолжаю молча шагать к дому.

Заходим в калитку, и я сразу обращаю внимание на трёх лошадей у коновязи. Прохожусь взглядом дальше и вижу у крыльца двух воинов в кожаных формованных панцирях и с мечами в ножнах. Шлемы оба держат в руках, что сразу говорит мне о том, что у нас желанные гости, а не вторжение.

Пока я притормаживаю, Арета обгоняет меня и почти бегом скрывается за углом дома. Попадаться на глаза Барсине ей сейчас точно не стоит. Фруктов, за которыми её посылали, она не принесла, и лучше уж угодить под горячую руку Петре, чем нарваться на гнев госпожи.

«Да бог с ней, — отметаю ненужные сейчас мысли, — выкрутится как-нибудь! У неё опыт богатый!»

Сейчас меня больше интересует, кто это у нас в гостях. Иду к парадному входу, и, словно бы отвечая на мой вопрос, на крыльцо выходит Эвмен в сопровождении моей «мамочки».

— А вот и мой мальчик! — Барсина расплылась в умилительной улыбке. — Ты где был, Геракл⁈

Уважительно поклонившись гостю, отвечаю на вопрос:

— На рынке, мама! Я купил себе лук.

— Лук⁈ — Барсина озадаченно наморщила лоб и тут же, догадываясь, о чём именно идёт речь, вновь улыбнулась. — Ааа, лук!

Она повернулась к Эвмену с обворожительной улыбкой:

— Геракл весь в отца! Такой же воин и герой!

Глядя на её радость, тяжело вздыхаю про себя:

«Это она ещё не знает, сколько этот лук стоит! Думаю, когда узнает, эмоции будут не такими радужными!»

Эвмен тоже улыбнулся, а затем повернулся к Барсине и чуть склонил голову:

— Я рад, что у тебя всё хорошо, Барсина! Значит, я могу оставить тебя здесь с лёгким сердцем! — Он улыбнулся ещё мягче и сердечнее. — Завтра с утра я выезжаю и, думаю, быть в Вавилоне недели через три. Может быть, ты хочешь что-нибудь передать Пердикке?

В ответ на лице Барсины появилось трогательное выражение.

— Я очень рада, что ты зашёл проведать меня, Эвмен, и безмерно благодарна за твою заботу! Никому другому, кроме тебя, моя судьба неинтересна! — Она изобразила горькую ироничную улыбку. — Регенту же на словах передай мою благодарность и глубокий поклон!

Прощаясь, Эвмен ещё раз склонил голову и спустился по ступеням крыльца. Проходя мимо, он повернул ко мне своё широкое открытое лицо и улыбнулся:

— Проводи меня до ворот, Геракл!

Не заставляя его просить дважды, тут же приноравливаюсь к его широкому шагу. Не тороплюсь и терпеливо жду, когда он начнёт разговор: ведь ради этих минут и затевался весь цирк с выступлением Гуруша.