Квантовый переполох - Медведева Марина - Страница 9

– Федор Соколов. Тридцать лет. Стриптизер клуба «Стрекоза». Пропал без вести.

– Люсинда Толстая. Тридцать восемь лет. Заместитель главы Дивногорска. Пропала без вести.

Люсинда зажмурилась, открыла глаза и вдруг четко увидела тот же номер в отеле. Не совсем тот. В этом номере стоял Виктор Штепсель. Без куртки, лишь в черной водолазке и джинсах. И в очках. Над кроватью склонилась стройная женщина с затянутыми в хвост волосами и въедливыми серыми глазами. Она глядела прямо в глаза Люсинды и хмурилась:

– Что-то здесь не так, Виктор Павлович! Как могли исчезнуть эти люди, и даже записи с камер ничего не показали.

– Камеры установлены только в коридоре и в других общих помещениях. В номерах камер нет. Соколов вошел в номер 22 в десять тридцать вечера. Через полчаса в этот же номер вошла Толстая. Из номера они не выходили. В одиннадцать утра в номер вошла горничная и обнаружила вещи пропавших. Измятую кровать. И черное кружевное белье.

– Не могли они незаметно покинуть отель? – напирала брюнетка с хвостом.

– Разве что стали невидимыми. Что, как мы знаем, невозможно.

– Чертовщина, да и только! Никогда не верила в мистику, а здесь будто вмешались потусторонние силы.

Штепсель и брюнетка переглянулись.

– Вы правы! Я на другой стороне, – орала что есть сил Люсинда. – Ищите меня, не бросайте меня там!

Ее никто не слышал. Крик срывался с ее губ и таял в межпространственном вакууме.

Брюнетка достала из кармана телефон и сфотографировала кровать. Люсинда напряглась, что есть мочи, пытаясь материализоваться. Увы! Здесь она не имела тела. И голоса.

– Мать Толстой Ульяна Олеговна требует найти ее дочь. Написала заявление в полицию, прокуратуру и даже в приемную губернатора. Заявляет, что Люсинду Толстую похитили оппозиционеры. Они как раз оживились из-за выборов.

– Толстую – оппозиционеры, – нахмурился Штепсель. – А стриптизера зачем? Чтобы ей скучно не было? И где они собираются их держать, а главное – до каких пор? Рано или поздно придется выпустить и нести ответственность за содеянное.

– Не придется – если убьют похищенных и надежно спрячут трупы.

– Рано или поздно трупы найдут, и первыми подозреваемыми станут эти неудачники – оппозиционеры.

– Что же вы о них так нелестно отзываетесь, Арина? Не любите оппозицию?

– Кто же их любит? Вечно сеют раздор и мутят воду. То дорогу криво построили, то детская площадка не по ГОСТу, то очереди в поликлинике. Им вечно не угодишь. А с тех пор, как появились соцсети – вообще караул. Только время отнимают.

– Правду говорите, – встряла Люсинда. – Каждый вечер торчу в местных пабликах и оправдываюсь перед гражданами. Хотя не виновата! Запретить оппозицию. Пусть сидят и тихо дожидаются своей очереди.

– Арина, посмотри, что это? – тощий палец Штепселя указал на аккуратно свернутые на стуле трусы в сердечках.

Люсинда ахнула:

– Да это же трусы Федора! Те же самые, что лежали, когда я очнулась. Ура! Трусы раздвоились. Размножились по вселенным. Значит, не все потеряно, и я тоже могу размножиться. Одна часть останется дома, а другая будет жить здесь. В квартире живого Федора.

– Мужские трусы, принадлежат, вероятно, пропавшему Соколову, – равнодушно заметила Арина. – Надо же! Как он их свернул бережно. Явно не в порыве страсти.

– Какая там страсть? Это же секс по договоренности. За деньги. Проституция, можно сказать.

– Первый зам мэра снимает проститутку! – хмыкнула Арина. – Настоящее лакомство для папарацци. Если узнают – скандал будет грандиозный.

Услышав о скандале, Люсинда упала духом. Стоит ли возвращаться в мир, где ее репутация столь хрупкая, держится на тонкой ниточке, готовой порваться от такой малости, как секс за деньги? Почему, ну, почему все думают, что чиновники – не люди? Куклы замороженные, которым ни тепла, ни ласки не требуется. Роботы, да и только.

– Женщина, что с нее взять, – гаденько ухмыльнулся Штепсель. Люсинда аж напряглась – так захотелось ему врезать! – Вы, бабы, одним местом думаете. Увидела красивого мужика – и забыла о долге и чести, бросилась раздеваться.

– Глупая шутка, Виктор Павлович, – холодно процедила Арина. – Никаких раздеваний на работе. А после работы никого не касается, чем занимается заместитель мэра. Если не нарушает действующее законодательство. Личная жизнь есть у каждого.

– Ну, почему ей просто не найти себе хорошего мужика? Не завести семью и детей? Зачем ехать в этот вертеп греха со стриптизерами и трусами в сердечках?

– Может, это ее заводит? Вдруг, ей не хочется пресного секса с опостылевшим мужем? С чего вы решили, что наши жизни должны подчиняться установленным правилам. Мужики гуляют направо и налево – и хоть бы хны. А женщина раз согрешила со стриптизером – нарвалась на скандал и осуждение. Живем только раз, шеф. Берите от жизни все, потом ничего не будет. В старости локти кусать придется.

– Все вы, феминистки, такие, – насупился Штепсель. – Хлебом не корми – дай мужика принизить. Что бы вы без нас делали?

– То же, что и с вами, – Арина выпрямилась и окинула тощую фигуру шефа надменным взглядом. – Работала бы, а в свободное время встречалась с красавчиками. Я закончила, Виктор Павлович. Вечером напишу отчет. Но уже сейчас могу сказать, дело – «висяк». Скорее всего, мы обнаружим тела пропавших весной, в лесу неподалеку. Когда снег растает.

– Если вообще обнаружим, – буркнул недовольный Штепсель.

Парочка вышла из номера. Люсинда глубоко вдохнула… и очнулась на «своей стороне».

В объятиях у Федора, который крепко прижимал ее к себе и что-то бормотал:

– Все хорошо! Успокойся. Трупов больше нет. Ты в безопасности. Не надо кричать.

– Я там была, – Люсинда стучала зубами. Голову будто пронзали тысячи иголок. Завтрак рвался наружу, а тело взмокло от пота. – Я видела свой мир. Кажется, я снова перенеслась.

– Это потрясающе! Мы наблюдали скачок электромагнитного излучения. Эксперимент удался.

Троица «наблюдателей» захлебнулась восторгом. Люсинда одарила спецов рассерженным взглядом.

– Ваша кровать – как звездолет. Я снова перенеслась в мой мир. Но не целиком. Там у меня почему-то не было тела. Я словно была там и одновременно здесь. Видела и слышала все, что там происходит, но сделать ничего не могла. Кричала, но они меня не слышали.

– Потому что ваше тело, Люсинда, находилось здесь, на этой кровати, – в голосе толстяка Хмурова слышался легкий упрек.

– Как это возможно? – скривилась Люсинда. Голова трещала, как переваренное яйцо. Вот-вот лопнет. – Почему я не перенеслась целиком?

– Окно перемещения. Энергии было недостаточно, чтобы переместить такое огромное тело макромира. Перенеслось лишь ваше сознание. И то ненадолго. Но даже это – прорыв и успех! Наконец-то мы сможем предоставить доказательства нашей теории о пространственно-временных дырах. И нам увеличат финансирование.

Штепсель не на шутку обрадовался, и это напугало Люсинду. Она спустила ноги и медленно, опираясь на руку Федора, поднялась с кровати.

– Если вы закончили эксперимент, я хочу домой.

– Домой вы теперь не скоро попадете, милочка! – ухмыльнулся маленький Лукошкин.

– Я вам не милочка. Не пытайтесь выставить меня идиоткой. Хватит того, что вы незаконно продержали меня в психушке. И, если бы не Федор, я бы до сих пор торчала в той конуре с решеткой. Сами же говорили, что я – ценный объект. Других подопытных «переселенцев» у вас нет. Вот и обращайтесь со мной соответственно. Иначе, фиг вам, а не диссертация.

Люсинда выплеснула гнев на Штепселя и почувствовала облегчение. Хорошо, что ее сознание вернулось обратно в тело. Все же лучше, когда они неразлучны. Она взглянула на Федора – тот был задумчив и хмур. Люсинде вдруг захотелось его порадовать. Весь месяц Федор вел себя, как настоящий рыцарь. Покупал ей одежду, кормил, даже ноутбук подарил. Она ласково улыбнулась и сказала голосом мягким и нежным:

– Следователи на той стороне ничуть не продвинулись в этом деле. Считают, что это «висяк» и наши с твоим двойником тела найдут по весне закопанными в лесу. Все же ты их сильно опережаешь. Во-первых, у тебя есть труп Феди-стриптизера. Во-вторых, у тебя есть я – вторая жертва. Видишь, как все хорошо складывается?