Квантовый переполох - Медведева Марина - Страница 8

– Не бойся! Я буду рядом, – Федор слегка приобнял ее. Нежно, по-дружески. Люсинда глянула в его глаза, но сразу отвела взгляд. Теперь, поблизости от «Западни», ей вдруг отчетливо вспомнился застывший взгляд мертвого «двойника» Федора. Увы! Анонимность встреч в клубе «Западни» предполагала свидания в полутьме. При тусклом свете ночника она смутно видела черты лица партнера, но цвет глаз, их выражение не разглядела. Да и не особо хотелось. Ей самой было комфортнее заниматься сексом в темноте. Больше свободы. Круче интрига. Свет для секса – не первая необходимость.

Люсинда мягко, однако, настойчиво, отстранилась от Федора. Здесь, рядом с отелем, ей казалось, что Федор – воплощение того, другого. И почему-то сейчас то ночное свидание вдруг вызвало у нее чувство стыда. Не могла потерпеть! Решилась на платный секс с незнакомым мужиком. Боги! Что будет, если в мэрии узнают? Люсинда живо представила лицо своей секретарши Элеоноры Гавриловны и крепко зажмурилась. Секретарша ей досталась «по наследству» от предыдущего зама. Дама пенсионного возраста и неиссякаемой энергии она крепко и душно опекала «несчастную Люсеньку», все норовила раскормить до «нормального размера» и одного за другим сватала к ней холостых мужиков. Люсинда такое «сватовство» на дух не выносила. Тем более, что мужиков этих за годы работы в мэрии узнала, как облупленных. И связывать жизнь с этими капризными холостяками, уже крепко подсевшими на свое одиночество, не хотела. Люсинда мечтала о любви. Чтобы увидела – и сердце забилось. Чтобы от взгляда его дрожь пробегала по телу. А душа устремлялась в небеса.

Влюбиться в Дивногорске у Люсинды не было шансов. Раз не может полюбить всем сердцем, получит хотя-бы секс. Судьба привела ее в «Западню». А «Западня» выбросила из родного мира, как дырявые колготки. И теперь Люсинда болтается здесь. А там осталась мама, Каринка, квартира и теплое место в мэрии. Эх! Ну, что за жизнь такая!

В холодном отеле их уже поджидала троица «спецов» ПВК. С тех пор, как покинула «Западню», Люсинда виделась лишь с Виктором Штепселем. Потому не сразу признала его приспешников. Александр Хмурый с животом, обтянутым красным пуховиком, нервно ругался по телефону. Маленький Олег Лукошкин в смешной шапочке с помпончиком торчал за стойкой портье и хмуро глядел на экран ноутбука. Все трое наградили вошедших Люсинду и Федора беспокойными взглядами.

– Для эксперимента все уже готово, – рапортовал Лукошкин. – Отель в том же состоянии, что мы оставили месяц назад. Владельца так и не нашли, здесь все было заперто. На всякий случай я не стал запускать котельную – с этими пространственными перемещениями как-бы чего не вышло. Придется немного померзнуть.

– Мерзнуть буду я, а вы наблюдать и насмехаться, – проворчала Люсинда, кутаясь в пуховик.

– Долго мерзнуть не придется. Вы ляжете на кровать, изобразите момент пробуждения и как можно точнее повторите то, что делали здесь месяц назад. А мы измерим скачок электромагнитных колебаний в месте слияния двух пространств в вашем присутствии. Пробовали измерять без вас – эффект не тот. Очевидно, вы, Люсинда, каким-то образом влияете на ткань пространства. Переход отразился на вашей мозговой деятельности. Вы до сих пор связаны с тем миром.

Голос Штепселя дрожал то ли от волнения, то ли от сдерживаемого смеха. Люсинда рассердилась:

– Проснулась я голая. Мне придется лежать голой? А как же труп его двойника? – она ткнула пальцем в сторону Федора, который о чем-то шептался с Лукошкиным. – Раз трупа у нас нет, вы разденете Федора и положите ко мне в кровать?

– Ну, что вы! – возмутился Штепсель. – Мы же не порно снимаем, а проводим научный эксперимент. Вам не обязательно раздеваться. Можете лечь в кровать в куртке. И даже в сапогах.

– Сапоги могу и снять. Ненадолго, – со вздохом уступила Люсинда.

Штепсель повел их по лестнице на второй этаж. Люсинда шла медленно, разглядывала все вокруг, вспоминала. На стенах коричневые панели с плафонами в виде подсвечников. Лестницы устланы коврами – приглушать шаги. Ковры здесь повсюду. Впитывают, поглощают звуки, создают таинственность, мягкий уют за закрытыми дверями трехэтажного отеля. Спрятанного в лесу, надежно укрытого от чужих глаз. В коридоре второго этажа было холодно и пусто. Люсинда медленно переставляла ноги, затягивала каждый шаг, отдаляла момент встречи с номером, где все случилось.

– Не бойся, – шептал Федор. – Труп давно в морге. В номере сделали уборку.

– Я не боюсь, – тоже шепотом отвечала она. – Вернее, боюсь, но не трупа, другого. Вдруг, когда я лягу, вновь сработает переход, и я окажусь там? В другом запертом отеле. И рядом снова будет твой труп.

– Ты же не собираешься убивать меня перед тем как? – съехидничал Федор. – Или теперь у тебя войдет в привычку спать с трупами.

– Тебе смешно, – Люсинда толкнула его в плечо. – А меня дрожь пробирает. Еще раз увижу тебя мертвого – начну заикаться.

– Мертвых здесь точно нет, – громко отчитался Штепсель. – Мы тщательно проверили отель от подвала до крыши. Кроме нас, здесь ни одной живой или мертвой души.

– Тогда тоже не было. Но почему-то холодильник был заполнен едой, а в баре полно алкоголя, – заметила Люсинда. – Для кого все это в пустом отеле?

– Как в фильме «Лангольеры». Отель остался, а люди исчезли, – пошутил Хмурый. – Люсинда спала и осталась в живых. Остальных сожрали лангольеры.

– Шуточки у вас! – нахмурилась Люсинда. – А почему труп не сожрали? Или мертвый для них невкусный?

Сзади хихикнул Федор. Люсинда улыбнулась. Лучше шутить, чем трястись от страха. Ее мысли поневоле ускользали в тот злосчастный день, и она воочию представляла голого Федора с розовой веревкой на руках.

– Для чистоты эксперимента вам придется лечь со мной в кровать, – она бросила на Соколова насмешливый взгляд. Тот пристально посмотрел, усмехнулся. А Штепсель тут же съязвил:

– Решили сравнить нашего Соколова с мертвым двойником?

– Да я уже сто раз сравнила, – махнула рукой Люсинда. – Похожи они до чертиков. Даже страшно.

– Конечно, похожи! Ваш мир точно такой, как наш, – заявил маленький Лукошкин.

– Такой да не совсем, – укорил его Штепсель. – Здесь нет Люсинды Толстой.

– Видно, такой, как Люсинда, и одной на два мира – за глаза, – буркнул Хмурый. Люсинда одарила его сердитым взглядом:

– Говорите, что надо делать. И покончим с этим скорее.

Штепсель отпер дверь магнитным ключом, и они вошли в номер. Там уже наготове стоял какой-то черный прибор на штативе. Пустая кровать была тщательно застелена шелковым покрывалом. В окне мутно зеленели верхушки сосен. В номере стояла холодная, леденящая тишина. Люсинда зябко поежилась. Снимать пуховик не хотелось. И сапоги тоже.

Однако подошла к кровати со стороны окна, осторожно присела, стянула сапоги. Поставила рядом. Не торопясь легла на подушку и пробурчала Федору, который стоял по другую сторону «любовного ложа» и с тревогой глядел на нее:

– Так и будешь стоять, как сосватанный? Быстро ложись!

Федор встрепенулся, скинул ботинки, пуховик и прилег рядом с Люсиндой. Троица спецов нервно захихикала.

– Парочка новобрачных, которые поженились по расчету и теперь не знают, как пережить брачную ночь.

– Еще одна шуточка – и вы эту ночь точно не переживете, – сердито бросил Федор и посмотрел на Люсинду. Та неподвижно лежала на спине, устремив застывший взгляд в потолок. Как отданная на заклание овечка. Красавица, выданная расчетливым отцом за старое чудище. Федору стало ее жаль.

Люсинда себя не жалела. Эта кровать, обстановка, холод словно заморозили ее сознание, спрятали его в ледяной кокон. Ей теперь казалось, что она здесь одна. На границе между двух миров. Стоит лишь поднапрячься, и она окажется там. В своем Дивногорске.

Люсинда повернула голову к Федору, желая что-то сказать… и не успела. Воздух задрожал мелкой рябью, стены и мебель расплавились, поплыли, растворились в туманной дымке. Люсинде показалось, что она слышит голоса, видит очертания фигур, и яркий свет лампы. Она вцепилась пальцами в покрывало кровати, но ее пальцы схватили лишь пустоту. Люсинда открыла рот, чтобы заорать, но не смогла исторгнуть и звука. И пошевелиться уже не могла. Лежала и смотрела, как ее тело тает, исчезает в этом мареве из цветов и звуков, и она становится ничем. Бестелесной, молчаливой, пустой. Тонкой ниточкой сознания. Наблюдателем.