Непостоянные величины - Ханов Булат - Страница 45

Таких мультиков Тиша раньше не видел. Неизвестные существа всех цветов и размеров, как в замедленном повторе, катались по лужайке, вдыхали в себя запахи одуванчиков и васильков, отталкивались от земли короткими лапками и взлетали к воздушным облакам, с довольным урчанием почесывая о них спинку и животики. В углу экрана застыл нахлобучивший шляпу безмятежный желтый шар с закрученными усами. Никто ни с кем не ругался, никто ничего не делил между собой.

Доктор снова ушел. Таблетки подействовали. Нога перестала болеть, и мальчик уснул перед телевизором.

Пробудился Тиша к возвращению доктора. Взлохмаченный, тот поведал ребенку чудовищную весть: его мама и папа разбились в автокатастрофе. Мальчик убедился в правдивости этих слов, когда в криминальной хронике показали накрытые брезентом тела на асфальте. Снесенный столб лежал поперек дороги. Искореженный капот дымил. Ошибки быть не могло: то был изувеченный «седан», за который папа выплачивал кредит. Сверкали вспышки фотокамер, инспектор с красными глазами давал интервью. Тиша разрыдался в покрывало.

Несчастный остался в доме доктора. Его звали дядя Азор, а жену – тетя Селина. Дядя Азор объяснил, что переживать вредно и Тиша должен вырасти полноценным человеком, сильным и смелым, чтобы почтить память славных мамы и папы. Будущий полноценный человек пил успокоительные таблетки и часами смотрел мультики. Доктор утверждал, что мультики эти особые, бесконфликтные, они не учат злу и дарят умиротворение. Известный психиатр Лукошкин сорок девять лет прописывал их пациентам, называя лечение мультикотерапией.

Тетя Селина без конца угощала мальчика лакомствами – вяленой дыней, инжиром с веревочки, фисташками. Тиша услышал чудесную историю, как доктор познакомился с будущей женой. В молодости она нашла в поле горшочек с золотыми монетами и на радостях устроила пир. В разгар веселья на хозяйку набросился злодей и приставил к ее горлу нож. Не растерялся лишь отважный Азор.

– Подлетел и зарубил на всем скаку! – сказала тетя Селина мечтательно.

Тиша долго гадал: как это – подлететь на скаку?

Его спасители практиковали сыроедение и пользовались исключительно одноразовой посудой. Остальная, по словам тети Селины, сбежала и утонула в болоте.

На зеркале в ванной кто-то акварелью вывел глаза и рот, а над зеркалом красовалась надпись: «И мочалок командир». Сбоку, на стене, маркером был нарисован вихрастый чумазый мальчуган с растопыренными ушами. К портрету вела стрелочка с указанием: «Полюбуйся на себя!»

Мобильник доктора раскалывался от звонков. По коротким фразам дяди Азора всегда оставалось неясным, с кем он говорит. Кому-то он обещал прислать по почте партию кроссовок, кому-то резко возражал, что и сам, дескать, может шевелить усами. Порой доктор жаловался на боль в висках и мрачно шутил, что установит на звонок мелодию похоронного марша. Чтобы не срываться на тетю Селину и мальчика, в такие моменты дядя Азор доставал ватман и маркером писал вперемешку буквы и цифры, какие взбредут в голову: «…1984–1945 потенциал криворожского замкнут на заячьих лапах так как благодаря чего из-за кому 1913 красная плесень белый гной зеленая грыжа 3,14 лечь встать разлагаться по сигналу…»

– И гхамматика пустилась с агифметикой плясать, – приговаривал доктор.

Однажды вечером деловая дама в синем жакете доставила истекающего кровью сына с перерезанными ниже колен ногами. Осипшим голосом мать твердила, что подонки понесут наказание за масло, разлитое на трамвайных рельсах. Доктор, не тратя драгоценные мгновения на разговоры, всунул мальчику градусник под мышку, заклеил скотчем рот и извлек из комода две культи и слесарный набор. Тетя Селина, оглушив даму канделябром, утащила ее в кухню и привязала к стулу. Дядя Азор принялся оперировать в своей комнате. Утром дверь распахнулась и из нее выбежал вприпрыжку улыбчивый мальчик на пришитых культях. Следом появился, вытирая лоб носовым платком, изможденный доктор.

После того случая он загорелся идеями. Глаза сияли. Он наткнулся на поразительное открытие: оказывается, если кормить крокодилов мочалками, они становятся до того агрессивными, что могут даже украсть солнце с неба. Коли так случится, утверждал дядя Азор, миром будут править шальные собаки и лишь дедушка-медведь, поборов страх, сумеет освободить мир от беспрецедентных сил тьмы. Тетя Селина шептала Тише, что мужу засияла Звезда Пророчества, а значит, для всех грядут большие перемены.

Осенью доктора пригласили в Сирию. Он лишился сна и лишил его домашних. Дядя Азор бегал по дому и размахивал руками, то принимаясь набивать вещами чемоданчик, то бросаясь к медицинским справочникам за очередной статьей – на букву Л или М. Когда приготовления закончились, доктор позвал Тишу с собой.

– Хочешь стать моим учеником? – предложил он. – Мы будем вместе летать по сигийским госпиталям и спасать жизни!

Тиша с радостью согласился. Ему купили куртку цвета хаки и ботинки на высокой подошве. Тетя Селина завернула им с собой ростки пшеницы, свекольный салат и морковный сок в пластиковой бутылке. Таксист на желтой «Волге» с шашечками взял курс на аэропорт. Доктор всю дорогу хмурился, смотрел на часы и вдруг приказал водителю заехать на рынок за красным перцем.

– И гога нынче тоже не дешевы, – проворчал дядя Азор.

Через съестные ряды они с мальчиком прошли к стекляшке с выпечкой. Бородач в костюме повара выпекал крендели на плите. Голову венчал белый колпак, похожий на тюрбан. При виде гостей бородатый незнакомец выключил огонь и облизал пухлые масленые губы. Тишин папа, когда был жив, ругался на таких людей, называл их обидными словами, считая, что им не место в стране.

– Багмали, это последний, – сказал доктор. – Сделке конец.

Тиша опомниться не успел, как дядя Азор толкнул его в крупные волосатые руки. Горячая ладонь, пропахшая тестом и растительным жиром, зажала рот и нос мальчика.

– Не конец, – сказал Бармали. – Совсем не конец.

– Ты обещал! – Доктор попятился.

– Ты неправильно понял.

– Это последний. – Доктор удалялся, все еще не осмеливаясь показать спину. – Я офогмил тебе гхажданство. Я устгоил тебя на габоту. У меня есть связи в пгавительстве. Ты не посмеешь!

– Еще как посмею. Помнишь, тогда я не зарезал Селину. Ты остановил. Что меня остановит сейчас?

– Закон!

– Я здесь закон. И ты всегда будешь приводить мне маленьких детей.

Дядя Азор развернулся и убежал с нечленораздельным воплем. Тиша попробовал вырваться из волосатых лап, и бородач сжал жертву крепче, до боли в костях. Дрожь прокатилась по хрупкому телу.

– Да, очень маленьких детей!

Бармали заломил мальчику руки за спину. Нож сверкнул над головой Тиши. Последовала вспышка, и мрак застил глаза.

Роман отложил рассказ. Можно успокоиться, Азат не графоман. Подражательность чувствуется, но текст не бездарный. Скорее патологический. Будь Роман психологом, он развивал бы мысль, будто автор тщится упрятать фобии за иронию и игровые приемы. Эдакий постмодернист, который с преувеличенным трепетом относится к мирам, самим же созданным.

Впрочем, не надо будить в себе психоаналитика.

Преподаватель Романа по древнерусской литературе, дама старых эстетических воззрений, взбрыкнув, обозвала бы рассказ сорокинщиной. Это понятие объединяло любой набор слов, отвечающий трем требованиям: провокации за пределами дозволенного, насилие, литературные переклички.

Минус в том, что мальчик вышел неестественно пассивным. Даже свою смерть он будто наблюдает со стороны. Лишь однажды скупо описываются его эмоции, когда Тиша «разрыдался в покрывало». Все остальное время он безучастен к происходящему. Мальчик не рефлексирует по поводу безумств, творящихся вокруг, на него не накатывают воспоминания. Роман мысленно перебрал своих учеников и не нашел никого, кто хоть отдаленно напоминал бы Тишу.

Конечно, Азат не полез бы в карман за объяснениями, почему мальчик до жути инертный. Наверняка рассказ задумывался как метафора беспомощности человека, подавленного злыми силами, безраздельно властвующими в мире. А может, мотивировка проще и обыденнее: волшебные таблетки убивают в ребенке всякую остроту восприятия и тягу к конфликтам. Недаром и мультики бесконфликтные.