Непостоянные величины - Ханов Булат - Страница 44

– Ты бы извинился перед моим другом, – сказал Роман.

Наглец покосился наверх и промолчал, продолжая жевать. Ложку он держал основательно, всей пятерней.

– Ты глухой?

– Чего пристал? – отозвался малец без тени боязни. – Иди давай.

Роман скрутил парнишке ухо и выдернул из-за стола. Стул упал. Столовую огласил визг, как будто кому-то по меньшей мере вырвали ноготь. Какой стыд. Роман протащил упиравшегося наглеца до двери, как нашкодившего ученика, и толкнул ее свободной рукой. На лестнице шкет начал ругаться на родном языке, брызжа слюной, и поскользнулся на ступеньке. Если бы не твердые пальцы, вцепившиеся в его ухо, курносый полетел бы головой вниз. Спасаешь тут жизни!

На улице Роман отпустил мальца и похлопал его по щекам, чтобы привести в чувство. Шкет с ненавистью уставился на обидчика.

– Слушаешь?

Сопение в ответ.

– Короче. – Роман схватил парнишку за воротник. – Еще раз протолкнешься без очереди, нагрубишь кому-нибудь или обидишь кого-то, жди проблем. Я за тобой приду. Может, через день, а может, через месяц. Или позже. Но я за тобой приду.

Роман швырнул любителя пшенки в снег и вернулся за стол к Азату. Внутри все клокотало. Пульс определенно выбился за пределы положенных шестидесяти-восьмидесяти ударов в минуту.

– Суп остыл, – констатировал Роман, попробовав.

– Не жестко ты с ним? – спросил Азат.

– Я знаю, кем они вырастают, если в детстве потакать их распущенности. Пусть приучается к тому, что не все дозволено.

– И все же…

– Он не прав, – отрезал Роман.

Азат нацепил на вилку макаронину и сосредоточенно разжевал.

– Он, наверное, братьев сейчас позовет.

– Он – не прав. Забудем о нем.

Всем видом Азат показывал, что не прочь свалить из столовой. И поскорей. Роман, с завистью посматривая на бойких бабок, с подчеркнутой независимостью перетиравших на пальцах старушечьи дела, расправился с ужином и поддался уговорам литератора посетить чудесный парк Черное озеро с многовековой историей. Всю дорогу Азат оборачивался, точно выискивая глазами разъяренных братьев, одержимых местью.

По пути литератор познакомил Романа с потертым годами конструктивистским домом в форме буквы П, квартиры в котором целенаправленно выдавались сотрудникам ГПУ и НКВД. Расположился дом, что закономерно, на улице Дзержинского. Как выяснилось, казанцы десятилетиями пугали друг друга чекистскими застенками в округе Черного озера. По слухам, в тайных подвалах спятившие от крови и кокаина палачи расстреляли тысячи людей. А задолго до революции в парке имел привычку гулять студент Казанского университета Лев Толстой, о чем неоднократно с ностальгией вспоминал в дневниках.

Перед спутниками простерлось футбольное поле в сугробах. Трибунами служили длинные скамейки, выстроенные в несколько рядов. Смахнув снег с краешка ближайшей скамейки, Азат присел. Роман примостился рядом и начертил указательным пальцем на снегу букву К. Вскоре под ней, невидимой строкой ниже, образовалась буквы Р с кривой палочкой. Контрольная работа, например. Каста роботов или красный рассвет.

– У меня нет точки опоры, – сказал Азат, глядя вдаль. – Мне близка философия анархизма. Я разбираюсь в различиях между анархо-коммунизмом, анархо-синдикализмом и анархо-примитивизмом. В то же время меня смущает лозунг «All cops are bastards» на каждом заборе. Согласен с тем, что от полиции вреда больше, чем пользы. Но повально зачислять всех в ублюдки? Я лично знаком с двумя следователями – это честные и достойные полицейские.

– Ни в один лозунг нельзя вместить всех людей, – сказал Роман. – Тоже не люблю лозунги.

Из-под скамейки выпорхнула здоровенная крыса и юркнула под соседнюю трибуну. Роман, вздрогнувший от неожиданности, как завороженный пронаблюдал за спринтерским забегом черной хвостатой тушки. Азат даже не шелохнулся.

– Я ведь жутко проблемный человек, – признался он. – У меня сердце изношенное, как у старика. Аритмия, нарушение проводимости, ранняя реполяризация. Блокады, экстрасистолы и другие радости. Жизни лет на десять отмерено. Казалось бы, стимул собраться, посвятить себя самому важному. А мешает целый ворох психологических прелестей. Агорафобия та же.

– Боязнь открытых пространств? – уточнил Роман.

Азат кивнул.

– У меня подруга – психолог. Дипломированный. Мы практикуем аутотренинг. Она советует дозированно появляться в людных местах. Фляжку у меня отняла.

– Терпеливая она у тебя, – сказал Роман.

– Любовь долготерпит. – Азат усмехнулся. – Только не избавляет этот аутотренинг от страха и волнений. Клянусь, не избавляет. Психологический метод – это значит докопаться до дна своих переживаний. Разобрать на винтики механизм, запускающий тревогу.

– Перевести подсознательное в сознательное, – подсказал Роман.

– Точно. И что же ты думаешь? Осмыслить переживания не значит сделать их менее глубокими. А от прозака и прочих лекарств у меня разум мутнеет. Я вообще писать не могу под таблетками.

– Что угодно, лишь бы не таблетки, – сказал Роман. – Я не читал твоих произведений, но мне кажется, что у тебя может получиться. С прозаком ты рискуешь потерять свое единственное преимущество. Единственное преимущество в мире недобрых лиц.

Азат слепил снежок и без замаха швырнул его на футбольное поле.

– Мне говорят, что это пройдет, это надо пережить, – сказал он. – Как будто потерпишь чуток – и невзгоды исчезнут. Любой дурак в курсе, что не исчезнут. Тогда что надо пережить-то? Жизнь?

Роман аккуратно положил руку на плечо Азату, опасаясь, как бы жест ни был истолкован превратно.

– Наверное, я скажу банальность. Может, тебе сосредоточиться на том, в чем успеваешь лучше всего? Будь то творчество или что-то иное. Вероятно, в таком случае ты не будешь столь беззащитным перед страхами. И не надо отдавать себя на растерзание людным местам.

– Считаешь?

– Исхожу из собственного опыта, – сказал Роман, убирая руку. – Я кидался в крайности. То бросал вызов страхам, то прекращал борьбу и полагал, что наиболее верное решение – притвориться мертвым.

– Притвориться мертвым?

– Интересоваться тем, чем интересуются остальные, – пояснил Роман. – Смотреть видеоролики с высоким рейтингом. Читать бестселлеры. Впитывать новые слова из сетевого жаргона. В общем, не привлекать внимания.

– Получалось? – спросил Азат.

– Нет. И тогда я снова давал бой страхам. Я воображал, будто учусь плавать, хотя только бултыхался в воде.

Азат протянул Роману ладонь, и тот ее пожал.

– По правде говоря, я по-прежнему бултыхаюсь, – сказал Роман. – Может быть, более осмысленно. Без паники и с улыбкой.

Как и в сентябре, Азат и Роман вместе добрались до остановки. По пути Роман вкратце сообщил, как дела в школе, умолчав о стычке в кафе «У часов», экспериментах с голоданием и штрафе за нелитературную речь. Неожиданно для себя молодой специалист подытожил, что труд педагога в большей степени монотонный и скучный, нежели непосильный и неблагодарный. На прощанье литератор вытащил из внутреннего кармана куртки согнутые в трубочку альбомные листы с печатным текстом и пояснил, что это его последний рассказ.

– Что-то вроде аппликации на уроках труда. Стилистическое упражнение. В журналы все равно посылать не буду. Возьмешь?

Дома, отогреваясь чаем от холода, Роман обнаружил, что не договорился с Азатом о следующей встрече.

Сигналы. Врачебная тайна

Доктор обнаружил Тишу на углу Заклятых Альтруистов и Воцерковленных Сайентологов. Заигравшись в прятки с самим собой, мальчик расшиб коленку и испачкал кровью шорты. Спаситель вытащил из кармана подорожник и приложил к ранке.

– Велик гиск инфекции, – пробормотал доктор сквозь седые усы, вытирая мальчику слезы платком. – Один пациент загазился и умег в стгашных мучениях. Втогому повезло: ему вовгемя отгезали ногу.

Доктор повел Тишу за руку к себе домой, чтобы обработать колено. Жена доктора встретила прибывших в черном фартуке и красном платке. Приговаривая ласковые слова, она налила мальчику в пластиковый стакан гранатового сока и усадила на диван перед мультиками. Доктор достал из чемоданчика две розовые таблетки, а затем, поколебавшись, еще одну со словами: «Бегеженого Бог бегежет!»