Несмеяна для босса (СИ) - Амурская Алёна - Страница 53

Сглотнув ком в горле, я киваю и оставляю его прозрачный намек посоветоваться с ним без ответа.

Он отводит взгляд как-то устало, словно успел за этот миг переставить внутри себя сразу несколько тяжёлых ящиков с ярлыками “позже”, “важно”, “сначала - безопасность”. А затем плавно переводит тему:

- Тогда давай о главном. У нас есть время… но его меньше, чем хотелось бы.

Я делаю шаг, второй, сажусь на край стула напротив. Не впритык к столу, оставляя между нами ладонь воздуха, где всё ещё висит невысказанная фраза: “Я не готова откровенничать”. Батянин не может этого не заметить и переходит на ровный, нейтральный тон.

- Герман остался без своей пешки, - говорит он. - Глеб теперь там, где его место - строгий режим, под боком соседей, которые быстро объяснят ему цену его привычкам. Там умеют “перевоспитывать” таких, как он. Без всяких курсов и лекций. А здесь нам он мешать больше не будет.

Моё сердце делает слабый рывок в груди. Чувство мрачного мстительного удовлетворения наполняет меня при мысли о том, что жирный урод, главный кошмар моей юности теперь сам познает на своей шкуре то, что вытворял с невинными и слабыми жертвами своей грязной похоти.

- А самого Германа не арестовали случайно?.. - с надеждой спрашиваю я.

- Нет. Когда наряд подъехал к его даче, он уже ушёл, - качает головой Батянин. - Ушёл грамотно: без камер и хвостов. Так что этим себя он обезопасил, а всю вину за дурное обращение с тобой свалил на брата, чтобы выкрутиться. Это сделало его осторожнее. Сейчас он понимает, что завещание и ты - всё ещё рабочее поле для игры. И он не позволит мне использовать это поле.

Использовать… Это слово режет слух, и я, наверное, морщусь, потому что Батянин почти сразу, без паузы, переключает мое внимание на другое:

- Нам нужно так выстроить эту шахматную доску, чтобы завещание не просто потеряло зубы, Яна, - он смотрит прямо на меня, и впервые за всё время в его густом низком голосе я слышу безжалостную сталь. - Нам нужно, чтобы твоё присутствие рядом со мной выглядело для него бесполезным. Ты должна стать для меня настоящей обузой в его глазах.

- Обузой..? - моргаю я.

С такой точки зрения свою роль для Германа я еще не рассматривала. И невольно восхитилась способностью Батянина мыслить на несколько шагов вперед.

- Да, обузой. Чтобы он сам решил, что моя дочь приносит мне не просто неудобство, а создает юридические риски, рушит привычные механизмы моего жизненного уклада. Тогда он будет только рад избавиться от этой “горячей картошки”, - он усмехается коротко и зло, - и подкинет её туда, где не обожжётся сам.

Сначала я киваю машинально, даже без интереса. Мне всё ещё тяжело после того, что было в столовой. Но потом смысл слов отца доходит полностью, и я вдруг осознаю главную проблему своего пребывания здесь, в главном офисе корпорации.

- А как быть с Артуром? - вырывается у меня беспомощное. - Я же… он… мы… тут… - запутываюсь в словах, чувствуя, что сама себя загоняю в угол.

- В образе курьера он до сих пор тебя не знает, Яна, - мягко напоминает Батянин. - Зато для Германа это не секрет. Как и для его шпионов.

Это попадает прямо в цель. Я отвожу взгляд, стыдясь собственной забывчивости, и тихо выдыхаю.

- У меня даже найдется для тебя тут подходящая комната, чтобы ночевать в комфорте и без лишних глаз, - продолжает Батянин уже деловым тоном. - За моим кабинетом. Мини-кухня, душ, диван, личный вход. Это и безопасно, и удобно для нас обоих.

Он поднимается и жестом предлагает следовать за ним.

Я иду за его высокой, внушающей ощущение надежности фигурой, а внутри уже начинает нарастать что-то похожее на решимость. Я уже знаю, чувствую, что сделаю всё, чтобы этот человек, мой отец, получил свою победу. А Герман - своё поражение. Ровно то, что заслуживает каждый из них.

- Это здесь, - Батянин отпирает дверь за стеной его кабинета, пропуская меня вперёд.

Она выглядит неприметной, будто это кладовка. Но внутри…

Там - комнаты, которые больше похожи на аккуратно собранный чемодан: мини-кухня с ровными рядами кружек и банками каких-то смесей, то ли питьевых, то ли съестных, то ли просто добавок; душ за матовым стеклом; диван, от которого пахнет чистым хлопком и чем-то тёплым; маленький шкаф с пустыми полками и отдельный незаметный выход в служебную шахту, где коридор сложен из “Только для администрации 10 этажа” и “Посторонним вход воспрещен”.

- Здесь ты сможешь быть рядом и невидимой, - сообщает Батянин. - Ключ будет только у тебя и у меня. Никто не войдёт. Даже если очень захочет.

Я задумчиво провожу рукой по спинке дивана. Ткань шуршит приятно, как новая книга с чистыми страницами. На полке, рядом с чайником, уже стоят два чайных пакета - наборы из моих любимых, кстати. Я узнаю их по запаху. Даже вижу на краешке бумаги маленькие надписи. Мята, гибискус, бергамот и инициалы, похожие на мои…

Неужели отец позаботился об этом заранее просто на всякий случай..? Еще тогда, когда не решался настолько сильно приблизить меня к себе?

Эта мысль - как мягкая ладонь по волосам.

Стараюсь не показывать, как тронута, но, кажется, глаза всё равно предательски блестят.

- И вот ещё что… - Батянин возвращается к столу и опирается ладонями о край. - Через пару месяцев, когда моя юридическая команда нейтрализует любую опасность со стороны завещания, нам с тобой придётся сыграть особый спектакль для шпионов Германа. Если всё пройдёт, как надо, он убедится, что ты рядом со мной - не стратегический актив, а лишняя головная боль. И отступит сам. Это самое безопасное для нас решение, Яна. Не загонять зверя в угол, а вытравить у него вкус к охоте.

Слушаю его и чувствую, как внутри разгорается какое-то простое, почти детское чувство: да, я смогу помочь своему папе! Не потому, что мне нужно его одобрение… хотя и это тоже… а потому что я хочу отнять у Германа его любимую игрушку - власть. Хочу, чтобы он перестал смотреть на меня как на куклу, которую можно гнуть и ломать, как ему вздумается. Хочу чтобы он потерял ко мне интерес и оставил в покое по-настоящему.

- Хорошо, - отвечаю решительно. Голос у меня всё ещё немного ломкий, но в нём уже чувствуется твердость. - Тогда я буду здесь. Буду твоим курьером. И я буду играть так, как надо.

Мы возвращаемся в кабинет уже не как два человека, которые стоят на тонком льду, а как команда, которая обговорила маршрут. В воздухе остаётся лёгкий запах вкусного чая… почему-то он ощущается даже через закрытую дверь. И этот аромат странно успокаивает.

Я снова сажусь напротив, а Батянин - за столом. Но теперь между нами не пустота отчуждения, а план. Мы в одной команде.

- Давай немного растолкую то, что ты имеешь право знать, - он немного наклоняется вперёд, опираясь локтями на стол, и по-деловому переплетает свои пальцы. - И да, это про твой молчаливый вопрос, который ты не задала. Почему сейчас и почему именно так.

Я заинтересованно киваю.

Батянин на секунду закрывает глаза, как будто собирает в одну последовательность то, что привык держать разложенным по отдельным папкам. И начинает:

- Глеба вывели из партии быстро после того, что он сделал, - его взгляд на секунду темнеет. - Это была грубая комбинация: мы подняли старые долги, пересобрали эпизоды, подключили тех, кто давно хотел отыграться… и поставили его туда, где он больше никогда не сможет, - он подчеркнуто железно произносит это “не сможет”, - дотянуться ни до тебя, ни до кого из моих. Герман же немного сдал назад. Это важно: не сбежал, а затаился. Но такое такое поведение у него означает слабость, а слабость делает его непредсказуемым. Поэтому действовать нужно быстро и так, чтобы он сам захотел отползти.

Батянин делает паузу - ровно настолько, чтобы я успела проглотить мысль: он хочет защитить. Он не оправдывается. И сейчас объясняет, как будет защищать меня дальше. И всё равно в горле стоит ком.

- Я вижу, - продолжает он мягче, - что ты сейчас больше думаешь не о нём. А о другом, - отец почти не меняет интонации, но я понимаю, кого он имеет в виду. - И я повторю: я никогда не буду лезть туда, куда меня не зовут. Но если ты решила не говорить с Артуром сейчас, то включим это в наше уравнение. Тогда первое, что нам нужно - это твоя безопасность. И второе - твоя невидимость. Образ курьера наиболее оптимален. Он никогда не узнавал тебя в нём. И не узнает, если ты сама его не спровоцируешь.