Фортуна Флетчера (ЛП) - Дрейк Джон - Страница 12

Сперва нас отправили на борт старой посудины, переоборудованной в приемное судно, с чанами горячей воды и мыла. К тому времени мы были не только грязными, но и кишели живностью. Так что нас отскребли дочиста, а нашу одежду прожарили в печах, чтобы убить блох. Нам обрили головы из-за вшей, а тем, у кого был лишай, намазали головы смолой. Затем нас взвесили, измерили, записали наши имена, и пришел хирург, чтобы отсеять тех, кто был настолько очевидно искалечен, что даже флот их не брал. Для этого осмотра нас выстроили в ряд голышом на ледяном холоде, а команда этой лоханки глумилась над нашим жалким видом, над нашими белыми черепами и сопливыми носами.

После этого нас на некоторое время оставили в покое, и я получил обратно свою одежду (разумеется, без всех моих денег), а также нам выдали еду и грог. Я провел на этом корабле несколько дней и должен сказать, что это было лучше, чем жизнь на «Булфроге». По крайней мере, тебя оставляли в покое, если ты не пытался сбежать. На этот случай у них были морпехи с мушкетами, готовые в тебя выстрелить.

Наконец нас разбили на группы для разных кораблей. К моему удивлению, из-за меня возникли некоторые препирательства. Один клерк сказал, что я записан на один корабль, а пожилой мичман — что на другой. Что до меня, мне было все равно, куда идти, лишь бы можно было сидеть тихо и не отсвечивать. Я только и ждал, что меня в любую минуту потащат к висельнику. В конце концов, нас ждала еще одна поездка по гавани.

На этот раз меня забрали на щегольски окрашенной шлюпке, укомплектованной восемью мускулистыми моряками, одетыми одинаково: синие куртки поверх белых рубах и штанов, черные шейные платки и, в довершение всего, круглые черные лакированные матросские шляпы, похожие на сплюснутые цилиндры. Это был катер и команда с фрегата Его Величества «Фиандра», а у румпеля, командуя восемью первосортными моряками и пятью завербованными, сидел мичман Ростон, двенадцати лет от роду. Я подивился этому дитя, командующему взрослыми мужчинами, но он действительно командовал и писклявым голосом с полной уверенностью отдавал приказы.

— Навались! — резко скомандовал он, и гребцы дружно налегли на весла. Они гребли на диво слаженно, в их движениях была какая-то гармония. Они были полной противоположностью вербовщикам или команде «Булфрога» и, казалось, даже получали удовольствие от своей работы. Какое-то время я наблюдал за ними, пока шлюпка неслась сквозь туман, окутавший якорную стоянку. Но я был слишком поглощен собственными бедами, чтобы обращать на них или на что-либо еще особое внимание.

Наконец я уловил странный звук. Гулкий, рокочущий звук, словно тяжелая повозка едет по деревянному мосту, только без стука копыт. У любого моряка от такого звука волосы на затылке встали бы дыбом, потому что где-то поблизости корабль выкатывал орудия. И тут мы вынырнули из тумана, и перед нами предстал корабль — «Фиандра», тридцатидвухпушечный фрегат водоизмещением в семьсот тонн. Его пушечные порты были подняты, и на нас смотрел ряд круглых жерл. Я даже видел, как канониры[6], стоя на коленях и целясь, щурятся на меня поверх прицелов. Если бы фрегат готовился к залпу, это было бы последнее, что я увидел на земле. Но здесь, в Портсмуте, это могло быть лишь учение, и так оно и было. Корабль стоял на якоре без стеньг, а с носа, свесившись за борт, деловито орудовали кистями и горшками с краской матросы.

Изнутри корабля доносились кашель и тяжелое дыхание измученных людей, пока шквал приказов не заставил их снова прийти в движение и вкатить орудия обратно. Сквозь пушечные порты я видел узловатые кулаки, напряженные мускулы и свирепые, загорелые, потные лица. Это была картина преисподней, совершенно чужой мир, с которым я не хотел иметь ничего общего. К несчастью, он хотел иметь дело со мной.

Мгновение спустя мы с глухим стуком причалили к борту, и мистер Ростон уже визжал, чтобы мы пошевелились. Морпехи с мушкетами и штыками согнали нас на квартердек, где нас уже ждал комитет по приему: корабельное семейство специалистов, от тиммермана[7] до бондаря, желавших поглядеть, что принес им пресс-ганг. Все было очень по-деловому: за столом на козлах сидел казначей с конторскими книгами, пером и чернилами, чтобы записать добычу. Это был жилистый старый шотландец с видом обедневшего джентльмена, в старомодном парике, как у священника. Звали его Макфи.

Но выделялось не это. В глаза бросался старший офицер. Мистер Уильямс, первый лейтенант. Он был чем-то особенным. Мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, но невероятно красив: светлая кожа, черные волосы и движения танцора или атлета, на которые было приятно смотреть. Он тут же ободрил завербованных, смеясь, шутя и хлопая нас по спинам, но при этом давая понять, что вольностей не потерпит. В нем было то же обаяние, что и у Нельсона.

— Шаг вперед, первый! — скомандовал он, и мой знакомец с ободранным коленом, ссутулившись, вышел вперед.

— Имя? — спросил казначей.

— Норрис Полперро, сэр, — ответил тот и инстинктивно отдал своеобразное приветствие, по которому узнают моряка: коснулся костяшками пальцев лба и топнул правой ногой.

— Ага! — воскликнул лейтенант. — А вот и настоящий моряк. Слава богу, хоть один среди нас есть!

Он сказал это с таким воодушевлением, что Норрис раздулся от гордости, выпрямился, как гвардеец, и горечь плена слетела с него, словно старое пальто.

— И на каких кораблях служил, парень?

— На «Алкиде», семьдесят четыре пушки, под началом сэра Эндрю Дугласа, и на фрегате «Геба», под командованием капитана сэра Александра Худа… Я был старшиной грот-марсовых у сэра Александра, сэр…

— Так им и останешься! Мистер Макфи… запишите этого человека старшиной грот-марсовых! — Мистер Уильямс повернулся к остальным. — Есть ли среди вас еще такие?

Улыбка его была ослепительна, и те, кто был моряком, подались вперед. Даже я, по какому-то нелепому наитию, рылся в памяти в поисках хоть каких-то следов морского опыта, чтобы угодить ему. У меня их, конечно, не было, но было кое-что другое.

Когда подошла моя очередь, Макфи задумчиво посмотрел на меня. Даже с бритым черепом я не был похож на остальных. Он протянул мне перо.

— Распишитесь здесь, — сказал он, и я размашисто начертал свое имя… под строчкой грубо нацарапанных крестиков.

— Ага! — сказал мистер Макфи. — Грамотей, как я и думал. — Он поднял глаза и лучезарно мне улыбнулся. — Человек для моего ведомства, мистер Уильямс, с вашего позволения?

Но лейтенант взглянул на мою подпись, оглядел меня и по-отечески положил руку мне на плечо.

— Что? — сказал он. — Такой славный дюжий парень — и всего лишь клерк? Ты ведь будешь моряком, не так ли?

Я увидел, как в глазах Макфи от такого отпора сверкнули кинжалы, и попытался сообразить, как лучше поступить. Даже тогда я все знал о корабельных казначеях. Это был единственный аспект флотской службы, который когда-либо меня интересовал, и на то были веские причины. Казначей был хозяином всех расходных материалов на корабле. О его возможностях для законной и незаконной наживы ходили легенды. Да что там, один только ром сулил целое состояние на махинациях, не говоря уже о табаке, свечах и солонине. А писари казначея не несли вахт. Ночью они спали в уютных гамаках, пока простых матросов выгоняли наверх, на реи, в ревущий шторм. Не будь мой разум затуманен, я бы ни секунды не сомневался, какое предложение принять.

Но я думал лишь о том, как бы избежать неприятностей, и потому принял предложение более влиятельного человека — лейтенанта.

— Я буду моряком, сэр! — сказал я, и Макфи усмехнулся с бездонным презрением.

— Молодец! — сказал Уильямс. — Я запишу тебя новобранцем в ютовые, в свой дивизион[8], где я присмотрю за тобой. Столоваться будешь в артели[9] Сэмми Боуна. Держись его, и не пропадешь. А теперь ступай.