Инженер Петра Великого 7 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 18

Военный совет я собрал в большом зале комендантского дома. За столом собрались все, от кого теперь зависела судьба Азова: мои верные Разин и Дубов, новоиспеченный майор Хвостов, мрачный и немногословный Орлов и, конечно, Игнат Некрасов. Атаман, явившись со своими есаулами, держался особняком, с независимым видом разглядывая трофейные турецкие ковры на стенах. В воздухе чувствовалось — грядет нечто важное. Не желая ходить вокруг да около, я развернул на столе карту южных земель и сразу перешел к сути.

— Господа, приказ Государя о взятии Азова выполнен. Однако война не окончена. Основные силы турок сейчас на западе, и наш долг — ударить им в тыл, перерезать пути снабжения и посеять смуту. Я принял решение о глубоком рейде на запад. На помощь Государю.

Одобрительный гул прокатился по рядам офицеров. Перспектива активных действий была куда привлекательнее гарнизонной службы. Я поднял руку, призывая к тишине.

— Азов мы оставить не можем. Поэтому армия будет разделена.

Вот тут в зале стало по-настоящему тихо. Разделять силы перед лицом превосходящего врага — такое противоречило всем канонам военной науки. Напряглись лица моих офицеров, особо сильно нахмурились Орлов с Дубовым.

— Часть армии остается здесь, для удержания крепости, — продолжил я, глядя на карту, а не на их лица. — В рейд же пойдет ударный кулак — отборные, самые мобильные части.

Я начал перечислять. В Азове остаются около четырех с половиной тысяч солдат: половина гренадерских полков, вся тяжелая артиллерия, не приспособленная к быстрому маршу, и все новобранцы, которых успели набрать. С собой я забирал пять тысяч лучших бойцов: полк Разина, остатки гренадеров, всю легкую полевую артиллерию и, главное, сотню своего «Охранного полка» во главе с Дубовым. И, конечно, «Лешего» — мой главный козырь, способный тащить орудия по любой грязи.

— Но как же быть нам? — подал голос майор Хвостов. — Оставить крепость с таким малым гарнизоном… это большой риск.

— Риск велик, майор. Поэтому и командование будет необычным.

Мой взгляд скользнул по троим: Хвостову, Орлову и Некрасову.

— Власть в Азове я передаю триумвирату. Майор Хвостов, — я посмотрел на него, — вы назначаетесь комендантом крепости. На вас — вся администрация, порядок, распределение припасов. Ваша задача — чтобы этот механизм работал без сбоев.

Хвостов выпрямился, гордый оказанным доверием.

— Василий Орлов, — я перевел взгляд. — Ты — мой заместитель по военной части. Командующий регулярным гарнизоном. На тебе — дисциплина, караульная служба, обучение новобранцев и вся тактическая оборона. Ты — мои глаза и уши.

Орлов недовольно кивнул. Он понимал, какую ответственность я на него возлагаю. Хотя, чует мое сердце, хотел бы со мной рвануть.

— И наконец, — я повернулся к казачьему углу стола. — Атаман Некрасов. Вы и ваше Вольное Войско отвечаете за внешнее кольцо обороны. Разведка, вылазки, беспокоящие удары по турецким разъездам. Вы — наш разящий меч и чуткий слух в степи. В дела гарнизона вы не вмешиваетесь, но в случае штурма все ваши силы подчиняются капитану Орлову.

— Ваше благородие! — вскочил капитан Разин, мой гренадер со шрамом. — Как можно доверять крепость… вольным казакам⁈ Они нам в спину ударят, как только мы за порог!

— За своим приглядывай, служивый! — тут же рявкнул один из есаулов Некрасова. — Мы слово держим, не то что ваши генералы!

Воздух заискрился от назревающей ссоры.

— Молчать! — мой голос резко оборвал шум. Подойдя к Разину, я положил ему руку на плечо. — Твоя доблесть мне известна. Но сейчас нам нужна хитрость. Атаман знает степь лучше нас всех. Его люди — наши глаза и уши. — Затем я повернулся к Некрасову. — Атаман, твои казаки как волки. Но и волкам нужен крепкий тыл, чтобы было куда возвращаться с добычей. Майор Хвостов и капитан Орлов обеспечат этот тыл. Либо вы работаете вместе, либо вас поодиночке передушат турки.

Некрасов усмехнулся.

— Понятный ряд, бригадир. Не шибко я доволен. Ведь уговор же не таким был…

— Уговор в силе. Азов надо сохранить, но для этого нужно сжать кулак, дабы нанести удар. А поодиночке — мы как пальцы.

Некрасов хмыкнул и бросил:

— По рукам.

Когда совет разошелся, в зале остался лишь мой ударный отряд — Разин, Дубов и еще с десяток офицеров. Приказав часовым никого не впускать, я свернул карты.

— Господа, — тихо начал я, и голос мой зазвучал в наступившей тишине гулко. — Теперь, когда мы одни, забудьте про «рейд по тылам». Это сказка для всех остальных.

В комнате не шелохнулся ни один мускул.

— Мы идем спасать Государя. Он в ловушке, на реке Прут. И если мы не успеем, от Российской Империи останется одно название. Этот поход — прямое самовольство. Опоздаем или провалимся — всех нас ждет плаха. Я никого не неволю. Кто не готов поставить голову на кон, может остаться. Честь не пострадает, и слова дурного я не скажу.

Тягучее молчание нарушил Разин.

— Мои гренадеры пойдут за тобой и в пекло, командир. Скажешь — пойдем.

— Мои люди тоже, — кивнул Дубов, сжимая «Шквал».

Один за другим, каждый из них подтвердил свою готовность. Это были соратники, осознанно идущие со мной на смертельный риск.

Когда я вернулся в кабинет, там меня ждал Дюпре со своим неизменным спутником — молодым поручиком-толмачом. Француз уже делал заметные успехи в русском, но для сложных бесед предпочитал переводчика, чтобы не упустить ни единого оттенка смысла.

— Мсье бригадир, вы создали химеру, — донес до меня перевод слов шевалье. — Этот триумвират пожрет сам себя. Этот атаман… он предаст вас при первой же возможности.

— Возможно, шевалье. А возможно, и нет. Я даю ему то, чего он хочет больше всего, — волю. И связываю его с остальными общей угрозой. Хрупкий баланс, но он продержится. Какое-то время.

Развернув на столе новую карту — подробный план степей к западу от Дона, я жестом подозвал его.

— А теперь мне нужен ваш совет. Как инженера.

Дюпре подошел ближе, на его лице отразился профессиональный интерес. Он рассматривал мои пометки и стрелки. Поручик приготовился переводить.

— Ваш план… гениален в своей дерзости. Но ваш «Леший», — Дюпре ткнул пальцем в карту и, чуть помедлив, произнес по-русски, тщательно выговаривая слова: — Я видел как вы с ним управлялись, видел сколько он… требует топлива. Много топлива. Где вы будете… брать… уголь или дрова в этой… пустой… степи, когда за вами погоня?

Вопрос был точным. Он вскрыл самую неочевидную уязвимость моего плана. Я посмотрел на француза.

— Вот это, шевалье, мы и обсудим по дороге.

Я принял рискованное решение — формировал ударный кулак. И оставил за спиной сложную, взрывоопасную политическую конструкцию, которая могла рухнуть в любой момент.

Глава 9

Пьянящее чувство победы, наполнявшее воздух Азова, испарилось без следа, растворившись в степи. Эйфория осталась там, за стенами взятой крепости. На запад нас гнала отчаянная гонка, в которой финишная черта была размыта, а цена проигрыша — абсолютна. Степь, разбухшая от уходящей зимы, превратилась в безбрежное болото. Талый снег, смешавшись с глинистой почвой, породил нашего главного противника — липкую, тяжелую грязь.

Сердцем нашей колонны был «Леший» — мое детище, внешне корявый наверное, зато могучий. Он вгрызался в эту землю, оставляя за собой два глубоких, рваных шрама гусеничных траков. Его двигательная установка — два независимых паровых агрегата на каждую гусеницу — дышала натужно, выталкивая из труб густые клубы пара и угольной гари. Солдаты, насмотревшись на его причуды под Азовом, воспринимали машину без всякого трепета: просто необходимая железяка, которая тащит мортиры и постоянно требует внимания. Этот зверь оказался конструктивно не готов к такой войне.

Резкое увеличение нагрузки — вес артиллерии и припасов, помноженный на чудовищное сопротивление вязкого грунта, — быстро вскрыло все слабые места машины. Первый серьезный сбой не заставил себя ждать: на третий день, при форсировании очередного, казалось бы, неглубокого оврага. И вот, когда «Леший», надрывно пыхтя цилиндрами, уже вытягивал на ровное место первую мортиру, воздух пронзил резкий, до звона в ушах, свист. Давление в котле левого двигателя упало. Машина дернулась, левая гусеница замерла. Выпустив последнее облако пара, «Леший» беспомощно накренился, почти зарывшись в грязь, и вся колонна встала.