Мастер молний. Книга II (СИ) - Барр Яков - Страница 28

— Будьте любезны к столу, — барыня явно обрадовалась, что мы пришли со своими сладостями.

Я сразу понял, что экономят в этом доме на всем, кроме слоников, так что, когда мы проследовали в столовую, в которой сервантов было не меньше, но слоники все же уступали в численности сервизам, я достал из бездонной сумки бутылку итальянского ликера лимончелло.

От этого дара сердце барыни окончательно растаяло.

— Так что же вас ко мне привело, Яков Георгиевич? — поинтересовалась хозяйка, когда мы утолили первый голод моими лакомствами и жидко заваренным чаем.

— Слышал я краем уха, что вы вошли в положение юного помещика Вешнякова. Мне тоже исключительно жаль мальчика, в таком возрасте и отдаться пагубным страстишкам.

— Бедный, бедный ребенок, — поддакнула охмелевшая барыня.

— Так уж вышло, что я в данный момент проживаю в «Вешних водах».

— Так дорого же там безумно! — ахнула Шуршунова.

— И не говорите, — с грустью согласился я. — Но мест чудесное. И стало мне любопытно, имеете ли вы интерес к пансионату?

— Ох, да помилуйте! — всплеснула руками хозяйка. — тут и усадьбу-то в два дома и один сарай содержать никаких денег не хватит, а там такая махина! Но уж больно дешево ростовщик долги эти предлагал. А там, даст бог, удастся уступить бумаги повыгоднее! А у вас какой интерес в этом деле? Никак выкупить «Вешние воды» задумали?

— Может и задумал, — пожал я плечами. — От цены зависит. Если уж вы долг по дешевке заимели, с какой наценкой мне перепродадите?

Я точно знал, что векселя ей за четверть цены достались. Я, наверное, согласился бы ее затраты в полтора раза перекрыть. Но «согласен» не означает «хочу». Когда я эту сумму озвучил, барыня сразу похолодела, стала ныть, какой такой роскошный залог у бумаг. Я изобразил, что тема мне наскучила и прошелся вдоль витрин.

Там мигом высмотрел вещицу, которая и протянула нить к дальнейшим переговорам.

— Знакомый камешек, — я указал на один из сервантов. — Видел такой в Петербурге. Редкая вещица, мало у кого есть такая.

Тут я немного соврал, в новой жизни до Питера я пока не добрался. Но те же сыщики мне намекнули, что несколько камней в Россию просочились. Речь, конечно, шла об отходах моих операций — айсера и стоунера. Шуршанова где-то как раз крохотный осколок каменного стекла и раздобыла. Много я их на Сицилии оставил.

— Такая удача, удача, — радостно загомонила барыня. — знакомая мне долг вернула. Денег у нее нет, зато этакую редкость раздобыла, я не удержалась, приняла!

— Так уж вышло, дорогая Анфиса Афанасьевна, что и мне один коллекционер долг вернул, — и снова я соврал, только незачем бедной женщине лишние подробности знать.

С этим словами я вытащил из сумки стеклянного носорог размером с ноготь большого пальца. Из ледяного стекла, конечно. Разумеется, он был обернут в шелковый платок, и доставал я его аккуратно, голой рукой не прикасаясь. С Шуршуновой от счастья чуть припадок не случился.

— Я и подумал, у вас пустой долг, который гроша стоить не будет, когда Вешняков на банкротство подаст. А он уже к процедуре готовится.

Это как раз была чистая правда, о том, что парень банкротится, мне сообщил Лейбниц.

— Я к безделушкам равнодушен, но знаю, что в кругах любителей такие штучки ценятся покруче картин рафаэлитов. Может быть, поменяемся и оба будем счастливы?

— Прелестная вещь, — Шуршунова, кажется, пребывала на грани инфаркта. — но больно уж мне бумаги жалко. Живые же деньги отдала!

Я пожал плечами и достал новый сверток, в котором обнаружился носорог побольше. Тоже, конечно, из айсера. Барыня потеряла дар речи, крутилась вокруг фигурок, разве что не облизывая их. Я же решил еще облегчить ей муки выбора и достал третью, еще побольше. Так я «мучил» барыню, пока на столе не выстроилась шеренга из семи фигурок, самая большая из которых размером походила на мой кулак.

— Ну же, Анфиса Афанасьевна! Мы с вами понимаем, что этот набор стоит больше, чем ваша усадьба и «Вешние воды» вместе взятые. Если мы с вами не договоримся, я продам их на аукционе и вернусь к вам с деньгами. Или не вернусь, выкуплю пансионат после банкротства еще дешевле.

Она все медлила с решением, кряхтела что-то, но и глаз с носорожиков не сводила. Мне надоел этот цирк, я начал собирать фигурки и убирать их в сумку. Тут-то Шуршунова и встрепенулась.

— Да берите, голубчик, векселя эти проклятые. Зачем они мне сдались? Только зверьков этих не убирайте, уж больно они красивые!

Я дал знак Сидорову, и он быстренько составил договор об обмене. Шуршунова позвонила знакомому стряпчему и переслала фотографии документа. Через пятнадцать минут ее юрист связался с моим, и они быстро довели соглашение до ума.

Я забрал векселя и выдал Шуршуновой ее приз, предупредив, чтобы не трогала руками. Она уже не обращала на нас внимания, слуга проводил нас к выходу. К счастью, таксист нас дождался, хотя и не в машине, они со слугой свои чаи распивали.

Следующая стадия торгов нуждалась в помощи наших сыщиков. У меня созрел очередной коварный план, и мы поехали в агентство.

— Честно ли это, Яков Георгиевич? — спросил меня вдруг Сидоров.

— Что вас смущает, Алексей Петрович? — искренне удивился я.

— Разве мы не «кинули» эту старушку? Да, она помешанная коллекционерка, но вы эти дебильные статуэтки на моих глазах из говна и палок сделали за пять минут. Простите меня, я на вашей стороне, но не опротестует ли она сделку? Ну и хорошо ли так поступать, меня такие вещи, еще раз простите, волнуют!

«Эх, Сидоров, Сидоров!», — подумал я.

Глава 14

Студент, хотя так его называть уже не было смысла, с моей помощью он только что окончил вуз, сам испугался своей наглости. Можно было бы напомнить парню, что этические дилеммы его не волновали, когда я совал взятки преподавателям. Но в его словах был смысл, а значит, они стоили ответа.

— Это сразу два вопроса в одном, — начал я издалека. — Сперва разберемся с юридической стороной. Возьми свой красивый смартфон и найди, сколько за такие фигурки могут просить, например, на аукционе. А если найдешь их в рознице, ты выиграл. Подскажу: материал называется «айсер».

Сидоров бросился выполнять приказ. Довольно быстро он начал пораженно ахать и охать, а через четверть часа отложил гаджет.

— Ну ничего себе! — воскликнул он. — Я и не предполагал, что оно настолько дорогое.

— А значит признать сделку ничтожной будет нелегко, так, юрист?

— Простите. Яков Георгиевич, — залопотал Сидоров.

— Отсюда проистекает ответ и на второй вопрос, касаемый этики, — продолжил я с холодной улыбкой, — точнее, насчет говна и палок. Одну сторону мы уже рассмотрели: старушка получила за свои вложения не фикцию, не воздух, а вещь ценную, хотя и бесполезную в быту. Но если бы мы обменяли векселя на картину Шишкина, ты бы не возмутился.

— Да я же… — начал блеять юрист, но я его прервал.

— Знаю, но прояснить стоит. Этот материал уникален. Я — единственный человек на этой планете, способный создавать как его самого, так и предметы из него. Он, кстати, не поддается обработке, даже я могу придать ему форму только в момент создания. Как ты считаешь, стоят ли уникальные умения таких денег?

— Стоят, — прошептал Сидоров.

— Если уж на то пошло, Шуршунова, которую ты с таким пылом бросился защищать, добыла векселя за бесценок, пользуясь бедственным положением того самого Вешнякова. И продать нам бумаги со вполне ощутимой прибылью в пятьдесят процентов она отказалась, надеясь, что удастся выжать разоренного юношу по максимуму.

— Я понимаю, Яков Георгиевич!

— Тогда самый важный вопрос. Я всегда отдаю себе отчет в этичности моих действий. Ты или доверишься мне и будешь помогать всеми силами, или нам стоит расстаться прямо сейчас. Долг за твое образование я на тебя не повешу. Но и бесед о морали у нас с тобой впредь не будет.

— Я с вами! — воскликнул Сидоров. —простите меня.