Господин следователь. Книга десятая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 6

Конечно, девчонки подулись, но меня-таки простили. А куда они денутся?

Потом выяснилось, что я тоже имею право сердиться. Пока меня не было, Анна Игнатьевна выбросила на помойку остатки «селедки под шубой»! Какие остатки, там почти целая тарелка была! Что мы там поклевали? И не убыло.

Варварша. Дескать, запах ей не понравился. У Аньки, кстати, имеется привычка, не свойственная крестьянским девкам, а уж ей, казалось бы, такой хозяйственной и бережливой, тем более. Все, что ее смущает в еде — запах ли, цвет, выбрасывается сразу и беспощадно. Пирожки, правда, дошедшие до кондиции бетона (в поездке!) — это не в счет.

Да какой там еще запах? Рыбой пахнет и луком, чем еще? Селедку под шубой можно дня три есть, а здесь и двух не прошло. Ну, Анька… Коза, она и в Африке коза, пусть и мелкая, камерунская. Козус камерунус!

Так что, и я извинялся, и передо мной извинялись. Потом друг дружку простили, девчонки ушли, и сам я убежал — дескать, дела у меня. На службу пока рано — мне до понедельника выходные дали, так я в участок.

У меня дома свои проблемы, а пристав мне про свое, про цыган.

Цыган я в городе видел. Несколько теток в потрясающих разноцветных тряпках, в окружении толпы чумазых оборванных мальчишек (а где девчонки, кстати?), уже оккупировали две главные площади, кучковались у лавок с провизией, настойчиво приставая к горожанам, интересуясь — как пройти в библиотеку? А когда жители останавливались, намереваясь либо послать подальше, либо указать короткий маршрут, настойчиво предлагали погадать. Некоторым удавалось вырваться, но чаще всего градские обыватели «клевали» и останавливались, заполучив в награду некое предсказание, зато расставшись с толикой денег — от пяти копеек до рубля. Тут уж в зависимости от того, кому сколько не жалко.

Понимаю и разделяю опасения пристава. Вся немногочисленная полиция будет стоять на ушах — вытаскивать чумазых детишек из лавок и домов, где они подворовывают все, что не приколочено, спасать курятники и предотвращать скопление цыганок на проезжей части. Заранее предвкушаю многочисленные жалобы, которые понесут черепане к исправляющему некоторые обязанности прокурора, я стану переправлять их в полицейскую часть, а городовые тоже куда-нибудь направят. Понятное дело, что украденный куренок или разбитое стекло — штука досадная и очень даже неприятная, но не смертельная.

Точно, что до смертоубийства дело не дойдет, а если и украдут что-то, то сумма ущерба составит не более 499 рублей, не подлежащее рассмотрению Окружного суда. Пущай мировые судьи мучаются. Есть, разумеется, шанс, что цыгане попытаются украсть коняшку у жителя города или уезда, их за это прибьют, а мне придется расследовать дело об убийстве конокрадов, но это вряд ли. В том смысле — что украсть-то цыгане украдут, но вряд ли попадутся. Вот наши, доморощенные конокрады, те попадаются, а про цыган не слышал.

— Табор где-то стоит? — поинтересовался я, хотя это и так понятно — если цыгане, то непременно с табором. Как водится, табор становился «за рекой», и туда ездят повесы, а еще девушки накануне свадьбы.

В моей реальности ромалы нигде не кочевали, кур не крали, а проживали в шикарных особняках, зарабатывая на жизнь не гаданием или нехитрыми приворотными зельями, а чем-то другим, порой, не слишком законным. Кажется, правоохранительные органы с ними успешно боролись, вот только количество особняков неуклонно росло. Вполне возможно, что цыгане из 21 века зарабатывали на дома и крутые тачки тяжким трудом на металлургическом заводе или в цехах по производству фосфорных удобрений, но, есть определенные сомнения.

Иной раз женщины выходили на улицу, приставали к прохожим, но без азарта, я бы даже сказал — лениво. Верно, выпрашивать копеечку, чтобы «купить ребенку попить», стремно, насущной необходимости в этом нет, но поддерживать себя в форме нужно.

— Табор, — фыркнул Ухтомский. — Речники к нам пожаловали.

— Речники? — удивился я. — А кто это?

— Речники, это цыгане, которые не в кибитках кочуют, а в лодках плавают.

— А что, есть и такие?

Про морских цыган доводилось слышать, но это, скорее, обозначение их кочевого образа жизни, а не национальной принадлежности. Живут они где-то в Индонезии или в Малайзии, странствуют по морям-океанам на утлых лодках, а на сушу выходят только для того, чтобы продать жемчуг и рыбу, выловленные в водах, да запастись пресной водой. Безо всякого оборудования умудряются нырнуть на глубину в 30, а то и 50 метров. Вот, вроде бы и все, что я знаю. Да, слышал, что накануне цунами морские бродяги уходят в открытое море и там переживают природные катаклизмы.

Но главные сведения о морских бродягах получены из романов Александра Бушкова. Не помню правда — не то из цикла про Мазура, не то про Сварога? Не исключено, что и там, и тут. Но в художественных произведениях все возможно, а вот в жизни?

— Есть и такие, — вздохнул старый служака. — На моей памяти второй раз к нам приходят. Откуда и берутся? Вроде, никто про них не видел, не слышал, а тут — р-раз– и приплыли.

Я только головой покрутил. Речные цыгане? Спросил:

— Они что — на лодках кочуют?

— На лодках, — кивнул пристав, и пояснил. — На лодках у них и кибитки — шатры, то есть, и кухни, и даже кузницы есть. У нас они денька на три задержатся, может даже и на неделю. Им до ледостава Волгу миновать надо, а из нее в Каспий уходят, а потом — толи в Турцию, то ли в Персию. Скорей бы проваливали. Таборных-то цыган, ежели к нам являются, я всех знаю, зло привычное, а от этих неизвестно, чего и ждать.

— В прошлый раз что-то серьезное было? — заинтересовался я.

— Девку они с собой увели, — пояснил пристав. — Дочку Степана Широкова, который бондарную мастерскую держит.

Степана Широкова я не знал, про его бондарную мастерскую даже не слышал. Но мне ни бочки, ни банные шайки ни к чему, а по уголовным делам ни Широков, ни его семья не проходили.

— Силой, что ли? — насторожился я.

Не стоит ли пока Леночку с Анькой запереть? Кто знает… А цыган, в порядке превентивных мер, в кутузку засадить? Нет, места не хватит, да и кормить их кто будет? Лучше, выгнать их на хрен из города, нехай дальше плывут.

Тьфу ты, опять не о том думаю. Сейчас кто-нибудь расизм пришьет заодно с великодержавным шовинизмом.

— Зачем силой? — успокоил меня старый служака, потом вздохнул. — Увидела девка цыгана, влюбилась, да сама потом в лодку прыгнула. Даже свидетели были, что сама. Любовь — это такое дело. Вон, ваше высокоблагородие, Фролку нашего вспомните.

Ну да, Фрол Егорушкин тоже себе девку украл. И я, вместе с господином исправником этому делу поспособствовал — как-никак вместе в Пачу ездили. Недоглядели. Но все-таки, наш фельдфебель крестьянку далеко не увез, а как увез, так женился. Родители в курсе, что дочка жива-здорова, а что еще надо?

Слава богу, здешняя Санта-Барбара закончилась, Анфея с животиком (от него ли, или от старого жениха? Но это уже и неважно), а Егорушкин ко мне уже подходил, очень просил, чтобы я стал крестным отцом ребенка. Отказываться не стал. Скоро предстоит крестить братца или сестренку у Аньки. Вспомнив про крестины Александра Петровича, вздрогнул.

— И что, с концами девка пропала? Родители, небось, с ума сошли?

— Письма от нее приходили, — пояснил Ухтомский. — Сама-то девка неграмотная, но у цыган грамотеи имеются. Писала — мол, матушка да батюшка, не сердитесь, простите дурочку, люблю я своего мужа, счастлива. Искать меня не стоит, не найдете. Родителей потом навестила, лет через пять. В почтовой карете приехала, с двумя цыганятами. Погостила с месяц, потом уехала.

— А что родители?

— А что родители? — пожал плечами пристав. — Поругались, но больше порадовались, что им еще? С одной стороны — позор, вроде бы, с другой, дочка им денег привезла — сколь много не знаю, врать не стану, но они дом поставили новый, младшую замуж выдали.

Любопытно, откуда деньги взяла? Видимо, есть у речных цыган источники, о которых не следует знать официальным лицам.