Небо в кармане 4 (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 8

Раскланялся, поздоровался, пожелал всем доброго здоровья и приятного аппетита и уселся на обозначенное место за столом. Накрахмаленную салфетку цеплять за отворот кителя не стал, положил на колени. Отказался от горячего, попросил кофе и бутербродик с колбасой и сыром. Этим и ограничился. Разговоры за столом не вели, даже дети сидели и чинно завтракали. Младшую, правда, кормилица с ложечки кормила. А старший сын Николая Александровича самостоятельно кашу ел и всё на мои погоны и награды косился.

После завтрака детей увели прочь из столовой под капризное хныканье Оленьки, а взрослые переместились в зимний сад и попросили подать кофе. Ну а я от кофе отказался, взбадриваться мне не нужно, я уже так взбодрился, что ого-го. Опять же, за модой не гонюсь, мне бы лучше чаю. Без ничего.

Вот под кофе с чаем и завязался у нас весьма, как оказалось, непростой разговор. Супруга Николая Александровича больше помалкивала, а сам хозяин по неизвестной мне причине решил пооткровенничать. Поведал, что приехали они в Москву из Томска совсем недавно, решили продолжить и расширить семейное дело.

— Золотодобыча в Сибири хорошее дело, прибыльное, но очень хлопотное, — обмолвился Николай Александрович. — И климат там суровый, а у меня дети. Им и образование соответствующее требуется, и окружение приличное.

— Неужели всего этого не было в Томске? — не поверил собеседнику. Я-то, в отличие от многих современников прекрасно знаю, что из себя представляет сейчас Сибирь. — Насколько я знаю, образование там ничуть не хуже столичного. А возможностей показать себя как бы даже не больше.

— Согласен, — Улыбнулся Второв. — Но это мы с вами знаем, что оно ничуть не хуже. Кстати, вам-то это откуда известно? Ведь абсолютное большинство жителей великой Российской Империи считает Сибирь-матушку глушью беспросветной, с медведями на улицах и землянками для проживания. И мнение своё ошибочное по всему миру распространяют, зарабатывая на этом дешёвую популярность в светских салонах. Как будто не понимают, что тем самым не только себя принижают, как подданных той самой Империи, но и наносят ей ощутимый вред.

— Совершенно с вами согласен, — поставил на столик опустевшую чашку и сел прямо. — Хватает среди российских подданных тех, кто, заработав себе состояние на Родине, уезжает проматывать его за границей. Приобретает там виллы и особняки, покупает не одну, а несколько яхт, живёт праздной никчёмной жизнью. Вот никогда не понимал, зачем человеку несколько яхт, когда одной вполне достаточно? Если только пыль в глаза пустить? Но это мелко как-то, не находите? Даже не мелко, а мелочно. Ведь нельзя же отказать в уме такому человеку, если он действительно своим умом достиг собственного благополучия, заработал, а не наворовал эти деньги? Тогда что получается, достигает он определённого уровня и успокаивается? Расслабляется. И горка, в которую он с такими силами карабкался, тут же сбрасывает его вниз? И он опускается до первоначального уровня, а то и гораздо ниже проваливается. Перестаёт быть человеком в высоком смысле этого слова и становится примитивным потребителем благ. Или он всегда таким был и до определённого момента успешно маскировался? Получается, дорвался человек до денег, выбрался из грязи в князи и давай шиковать, навёрстывать то, чего был в детстве лишён. А если при этом ещё начинает поливать свою Родину грязью, смеяться над ней, унижать, то это вообще за гранью понимания. Зачем России такие подданные?

Вот так. Озадачил я Второва, сбил с мысли о своих знаниях. Он уже и думать забыл, откуда у меня могут быть сведения о том, как сейчас Сибирь живёт. Но последующие фразы собеседника заставили насторожиться.

— Удивительно слышать настолько зрелые рассуждения от столь молодого человека. Признаться, удивили вы меня, Николай Дмитриевич. Очень удивили. В приятном смысле этого слова и не разочаровали в себе. Я ведь специально затеял этот разговор, чтобы понять вас, посмотреть, чего вы стоите. Удивлены?

— Нет. Что-то такое я и предполагал.

— И снова поражаете вы меня. Даже теряюсь иной раз, очень уж не соответствует возраст ваш вашим суждениям. Откуда такое познание жизни, Николай Дмитриевич? — переглядывается украдкой с супругой Николай Александрович.

— Учителя хорошие были, — отделался общепринятой фразой. Да и вопрос больше риторический, прямого и тщательного ответа не подразумевает.

— Вот поэтому-то я и привёз своих детей сюда, в Москву. Хочу таких же учителей им подобрать. Чтобы вы не говорили, но Москва это всё-таки Москва, здесь возможностей больше, — покивал головой Второв.

Ну-ну. Да просто перешагнул ты свой золотоискательский бизнес, захотел подняться на новую ступень, повыше. И славы тоже захотелось, известности и популярности. Понятное желание. И да, Москва для этих целей больше подходит. Потому-то и на меня вышел, правда, немного ошибся. Думал, наверное, что с молодым неопытным парнем проще будет дела вести? Можно будет и надавить при случае, и в конечном итоге подмять под себя? И ошибся. Потому-то сейчас и переглядываешься с супругой, срочным порядком новую стратегию действий выстраиваешь, пытаешься меня понять и стараешься дружеские отношения наладить.

— В Петербурге этих возможностей ещё больше, — пожал плечами.

— Да я как-то уже обжился в Москве, — Улыбнулся Николай Александрович и указал супруге глазами на мою опустевшую чашку.

Подождал, пока Софья Ильинична распорядится насчёт свежего чая, поблагодарил её за меня и вновь обратился ко мне:

— Но связи у меня и в столице есть, Николай Дмитриевич. И неплохие связи, я вам скажу. В связи с этим я и хотел кое-что вам сказать. Предупредить, скорее, — Второв замялся.

— Насчёт чего предупредить? — подтолкнул его к ответу.

— Вы же знаете, что перед тем, как войти к вам в дело, я тщательно наводил о вас справки? — посерьезнел Николай Александрович.

— Вы мне сами об этом говорили. Неужели забыли?

— Не забыл, не забыл. Так вот, сегодня утром мне позвонил из Петербурга мой доверенный помощник, вы его знаете, и настоятельно посоветовал не торопиться подписывать с вами договор.

— Интересно, — сказал, чтобы хоть что-нибудь сказать. Чтобы занять наступившую паузу. — Он как-то объяснил свой совет?

— Объяснил. Мол, нехорошие слухи начали расходиться по столице. Вышел из милости у императора Шепелев-младший, попал в опалу, — не сводит с меня глаз Второв, смотрит, как отреагирую на такую новость.

— Из милости вышел? — повторил. А сам быстро прокручиваю варианты, что такого могло произойти в столице за время моего в ней отсутствия. И не нахожу ничего особенного И не особенного тоже. Обыкновенная рутина. — Оказывается, ко мне император благоволил, а я и не знал. Очень интересно. Николай Александрович, если ваш поверенный советует так поступить, то осмелюсь со своей стороны рекомендовать вам прислушаться к его совету. Я не слишком назойлив?

— Что вы, Николай Дмитриевич, никакой назойливости в вас я не нахожу, — не опускает глаз Второв, кривит губы в улыбке, но улыбка эта такая, хищная. — Наоборот, считаю вас очень порядочным человеком. Если бы я думал иначе, то вас бы в моём доме не было, и мы бы с вами сейчас здесь не разговаривали. Тем более, в присутствии Софьи Ильиничны.

— Я оценил вашу откровенность. Благодарю. Софья Ильинична, Николай Александрович, для меня честь находиться в вашем доме, — встал и склонил голову в поклоне. А сам сегодняшнее утро вспоминаю. А не поторопился ли я с горничной? Если я и впрямь окажусь в опале, то этот факт могут против меня позже использовать. На будущее нужно дружка крепко в узде держать… — Наверное, мне нужно поскорее вернуться в столицу?

— Вам не нужно нас благодарить, Николай Дмитриевич. Поверьте, недостойного человека, пусть он даже князь, мы никогда не приняли бы в своём доме. Если возможно, вот вам мой добрый совет. Не спешите возвращаться. Тем более, от вас сейчас ничего не зависит. А через несколько дней всё окончательно станет понятно. Есть слухи или нет, соответствуют они действительности, или это досужий вымысел злобных клеветников и завистников. Тогда и примите правильное решение, что дальше делать. А пока воспользуйтесь моментом и отдохните хорошенько. Пока есть такая возможность…