Небо в кармане 4 (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 40

Попытался разрядить ситуацию:

— Княгиня Юсупова приглашала в своё купе на разговор. Проводник подтвердить может.

— Какой проводник? — с напряжённым видом вроде бы как верит урядник, но свисток пока не оставляет в покое. Обшаривает меня с ног до головы цепким взглядом, фиксируется на саквояже.

— Это моё, — спешу его разочаровать. Ну я и встрял. Вид мой княжескому облику совершенно не соответствует, это да. И угораздило же меня встать перед окошком княгини. — Кое-какие вещи для путешествия и перекус в дорогу. А проводник во-он тот.

Полицейский немного расслабляется, и мы оба оглядываемся на удаляющийся поезд. И вздыхаем. Я с горечью, потому что понимаю, что пока всё работает против меня. Действительность нынче такова, что просто так с поезда во время его отправления спрыгивают только те, кто с добычей удрать хочет. Ещё и лет мне немного, и вид возрасту соответствует, поэтому никакого доверия у стража порядка я не вызываю. И отлично понимаю полицейского и ход его мыслей. Вроде бы как и трогать опасно, а вдруг и впрямь князь? Подобными признаниями просто так не разбрасываются. И в то же время одежда на мне мещанская, князья в такой точно не ходят. Может быть, маскировка?

Полицейский же оглядывается вокруг с довольством, потому как при деле оказался. После чего осторожно произносит::

— Ваша светлость, не откажите проследовать со мной в участок, там и разберёмся во всём.

Ну вот, о чём я и говорю. Не вызывает у полицейского доверия вся эта ситуация. И пережать опасается, мало ли я не обманываю и на самом деле князь? В таком случая греха не оберёшься. И упускать не хочет, вдруг я поездной воришка? А для этого содержимое саквояжа и карманов проверить просто необходимо.

И хочется ему, и колется. На улице действовать нельзя из-за моего признания, могу ведь и обидеться потом, если не обманул. Остаётся только участок.

А я напрягся, и полицейский это точно почуял, подобрался. У меня ведь в кармане паспорт чужой и билет на то же имя. И пистолет в саквояже. М-да. И назвался своим именем. Почему? Слишком неожиданной оказалась встреча с полицейским, вот почему. И теперь ситуация может получиться неоднозначной. И в участке всё может повернуться против меня. Потом-то выяснится, это к бабке не ходи, но время будет упущено, поезд уйдёт, и жандармы обо мне точно узнают.

Вывод? Нужно признаваться, выбирать, так сказать, меньшее из зол. Время теперь всё равно потеряю. Значит, придётся перед жандармами раскрываться. Перед чужими, между прочим. И задерживаться тут бог знает на какое время. Это же придётся возвращаться к железной дороге, раскапывать труп, если его зверьё не выкопало из-под снега и по косточкам не растащило.

Это если ориентировка насчёт меня у местных имеется. А если нет?

Связь дело такое, вот она есть, и вот её нет. Пока обо мне подтверждение из столицы придёт. Дело к вечеру, наверняка местные побоятся тревожить столичное начальство на ночь глядя и станут ждать утра. А сидеть, если что, лучше у жандармов в отделе, чем в вокзальном полицейском участке.

Кстати, если ориентировки нет, если я ошибся, то получается всё, что я предпринял, сделано зря?

Нет, одёрнул сам себя. Кто же знал, что вот так всё сложится? В любом случае действовал правильно, пусть и непрофессионально. Но мне простительно, я этому делу не обучен, а из книг много не вычерпнешь. Особенно когда приходится это на практике, на себе любимом использовать.

Глава 16

Дверь в участок открывалась внутрь. И сейчас она с шумом распахнулась, а в помещение буквально влетел Изотов. Почему-то первым делом принялся оглядываться по сторонам, повернул задвижку и заглянул в глазок изолятора, шагнул вперёд и только потом посмотрел прямо перед собой. Ожидаемо увидел меня, а я сидел на ободранной табуретке прямо напротив входа перед столом опрашивавшего меня дежурного, выдохнул так, что с ближайшего стола вихрем сдуло какие-то бумажки и, сняв форменную шапку, достал из брючного кармана белоснежный платок.

— Николай Дмитриевич, слава Богу, вы живы, — полковник промокнул вспотевший лоб, оттянул воротник и протёр шею. Поймал мой понимающий взгляд и счёл нужным оправдаться. — Бежал со всех ног, вот и упрел.

Сочувствовать и что-то говорить не стал, лишь понимающе улыбнулся. Ещё бы он не бежал, если его служба со всех сторон прокололась. А если учесть, что урядник позвонил из участка в жандармское Отделение дороги всего лишь две минуты назад, то бежать ему было совсем недолго. Слабовата физическая подготовка у полковника.

— Ваше превосходительство, — вскочивший при виде ворвавшегося в участок жандарма урядник быстро сориентировался и поторопился прояснить ситуацию. Чисто формально. Судя по выражению его лица, ему всё и так было понятно. — Вы знакомы с этим молодым человеком?

— Ещё как знаком, — отдувается Константин Романович. — И вы, урядник, тоже отлично с ним знакомы. Это же наша столичная знаменитость, поручик и лётчик его светлость князь Шепелев-младший, Николай Дмитриевич.

— Это про которого в газетах всё время пишут? — полицейский переводит ошарашенный взгляд с полковника на меня, молчит десяток секунд и как бы про себя произносит в пространство. — В жизни бы никогда не подумал!

— Урядник! — призывает его к порядку Изотов и полицейский тушуется:

— Прощенья просим, ваше благородие, — обращается ко мне. — Вы уж не обессудьте, служба такая…

Пожимаю плечами, отвечать почему-то не желаю. Странные у них на службе отношения, полковник с урядником практически без субординации общаются. Что это сейчас такое было? К чему меня перед нижним чином таким образом выставлять? Самому-то полковнику разве полагается ТАК себя вести? Сначала панибратство развёл, потом назад отработал. Зачем?

Через несколько минут мы уже сидим в кабинете начальника. Самого начальника полковник безжалостно отослал прочь. Правда, перед тем как услать, вежливо попросил распорядиться насчёт чая.

— Ну и к чаю чего-нибудь, — Константин Романович покрутил пальцами в воздухе и местный начальник его отлично понял:

— Сию секунду распоряжусь!

— Рассказывайте, Николай Дмитриевич, — проводил взглядом скрывшегося за закрытой дверью ротмистра полковник.

— С чего начинать? С вашего отсутствующего прикрытия? — подобрался. Сводить счёты не намеревался, но прояснить некоторые моменты очень необходимо.

— Не отрицаю, все накладки в этой операции целиком и полностью наша вина, — не думает отпираться Изотов. — Но о наших промахах я потом расскажу, сначала выслушаю вашу историю.

Стук в дверь, полковник отвечает согласием, и дверь отворяется. Вынужденный просить разрешения войти в свой же кабинет ротмистр появляется на пороге. С каменным выражением лица отступает в сторону, пропускает вперёд официанта из буфета:

— Из ресторана заказали, Константин Романович, — поясняет ротмистр, пока официант споро расставляет на столе какие-то чашки и тарелки и тут же оправдывается. — Вы же не обедали.

— Благодарю вас, Александр Сергеевич, — Изотов с нетерпением наблюдает за суетящимся официантом.

Тот чувствует нетерпение и оттого суетится ещё больше. Похоже, репутация у местного жандармского отделения суровая, да ещё и присутствующее в кабинете высокое начальство явственно выражает своё недовольство задержкой. Наконец заканчивает сервировать стол и, испросив предварительно разрешение, испаряется, с облегчением в голосе пожелав нам на прощание приятного аппетита.

— Да тут на двоих много, — обозревает блюда Константин Романович. — Не составите нам компанию, Александр Сергеевич?

Приглашает только из вежливости, и ротмистр это прекрасно понимает, поэтому отказывается, ссылается на недавний обед и закрывает за собой дверь.

— Перекусим или продолжите рассказывать, Николай Дмитриевич? — полковник заправляет за отворот кителя накрахмаленную до хруста салфетку.

— Сначала перекусим, — пусть я и побывал недавно в буфете, но при виде накрытого стола аппетит мой разыгрался. А желудок недавнего добра не помнит…