Последний герой СССР (СИ) - Алмазный Петр - Страница 40

— Туда. Лезь, я подстрахую. Олег, принимай нашего умного друга, — крикнул вниз.

— Давай! — Ответил он откуда-то из темноты.

Ботаник натянул перчатки и осторожно, свесив ноги вниз, оттолкнулся.

— Веревку держи, идиот! — Закричал я, но было уже поздно.

Из черного лаза донеслись крик и звук удара.

Глава 19

Быстро сиганул вниз, веревка натянулась под моим весом. Ноги коснулись дна через пару секунд. Невысоко — метра три. Стою на чем-то мягком. Фонарь Олега освещает стены колодца и ученого. Петр стонет, сидя на куче истлевшего тряпья.

— Кажется, я расшибся, — прошептал он.

— Обо что, стесняюсь спросить? Я тебя, считай, поймал, — Олег посветил на Петра фонарем. — Тут высота ни о чем. Веревку я для тебя спустил, мы с Владом бы и так спрыгнули. Ну и назад выбираться пригодится.

— Прошу прощения, это досадное недоразумение выбило меня из колеи, — Петр виновато посмотрел на проводника.

Я присел рядом с ним на корточки и жестко сказал:

— Слушай сюда, скалолаз херов. Приземление ты провалил, дальше опасный участок пути. Я отвечаю за твою жизнь. Чтобы ни шагу — ты понял — ни шагу, ни полшага без моей команды. Ферштейн?

— Реально достал уже, даже меня, — поддержал Олег.

— Да понял, понял, — Петр встал, отряхнул налипший сор.

— Командуй, проводник, — кивнул Олегу.

Адреналин бурлит в крови, все-таки стрессанул из-за ботаника серьезно. Фонарик на каске выхватывал каменные стенки колодца. Включил большой фонарь. Впереди черное пятно лаза.

Идем гуськом. Согнувшись. Высота коридора метра полтора — не выше. Петр пару раз задел головой свод, ойкнул. Хорошо, в каске. Подумалось, что таких людей, как на ученый, надо держать в коробке с ватой или в колбе. Не человек, а тридцать три несчастья. Как он еще не убился? Угробить может все на свете — кроме техники, со своей аппаратуры он пылинки сдувает.

Потолок становится выше. Темнота такая густая, что свет фонарей будто выедает в ней короткий, жалкий тоннель, который тут же смыкается за спиной. Под ногами хрустит мелкий щебень, каждый шаг отдается гулким эхом, будто мы идем по костям. Что, быть может, недалеко от истины.

Воздух тяжелый, влажный. Пахнет вековой пылью и камнем, который никогда не видел солнца. Вещмешок на спине Олега — единственный ориентир. Свет фонарей выхватывает только камень, камень и камень…

Внезапно проводник замирает и поднимает сжатый кулак. Я остановился, сначала придержав идущего впереди Петра за рюкзак. Стоим, затаив дыхание. У ботаника срывается прерывистый выдох. Проняло, надо же! Я думал ему интересно абсолютно все. Безграничная любознательность — его жизненное кредо. Кажется, встреться он с самим дьяволом, то вряд ли испугается, скорее кинется изучать его, ибо «неизвестное науке явление».

— Тише… — шепот проводника как пар из клапана. — Рюкзаки сюда.

Снимаем рюкзаки, передаем Олегу. Он точным движением бросает их вперед, примерно на полтора метра. Свой вещмешок тоже отправляет следом за нашими.

— Дальше шаг в шаг, прижимаясь спиной к стене… Тут яма. Я в прошлый раз сюда угодил, незнаючи.

— Такого слова нет, — почему-то тоже шепотом произнес ботаник. «Незнаючи» — неправильно. Правильно — не зная.

Олег удивил:

— Не знаючи — просторечная разговорная деепричастная форма глагола «знать», умник. — Он посмотрел на меня и добавил:

— Педагогический. Филфак.

Проводник делает осторожный шаг в сторону, и только теперь я замечаю, что ровный пол перед нами обрывается. Черная, идеально ровная впадина.

Обходим эту черноту, почти вжимаясь в холодную, шершавую каменную стену. Мелкий камень осыпается со стены, попадает за воротник, но почесаться нет никакой возможности — все внимание на ноги. Пару раз поддержал Петра, когда тот потерял равновесие.

Рука с фонарем опустилась, луч скользнул вниз, в эту черную пасть. Не просто яма, не просто провал в земле. Дно усеяно ими. Белесыми, желтоватыми от времени, аккуратными полусферами. Черепа. Десятки. Може, сотни… Меж ними хаос из костей — ни одного целого скелета. Все разбросано, перемешано, как скорлупа после пира. Отвожу луч, но картина уже врезалась в память. Это не просто ловушка, это — место казни.

— И долго ты здесь просидел? — тихо спрашиваю Олега.

— Не очень. — коротко ответил он, но, помолчав, все же добавил:

— Как видишь, сдохнуть не успел. Ни от жажды, ни от голода.

Наконец, добрались до рюкзаков на другом краю ямы.

— И все-таки, как ты выбрался? — Я не мог представить, что пережил Олег Клочков, оказавшись на этом «кладбище».

— Там еще один выход. Скорее, даже, нора. Ведет в логово какого-то крупного зверя. Местами пришлось прокапываться, но мне повезло, не было каменных завалов. Потом из логова — оно, кстати, давно заброшено, выбрался на воздух.

— Чем копал? — влез в разговор ботаник.

— Ими, — лаконично ответил Олег, кивнув назад.

«Кто ты, Олег Клочков?», — в который раз подумал я. И мне было непонятно, как после таких «приключений», ему удалось сохранить рассудок.

Коридор будто выдавил нас наружу. Свет фонаря, который все это время бился о тесные стены, вдруг метнулся вверх, в пустоту. Помещение было без окон, но свет откуда-то проникал в этот мрачный зал. Вместо стен — грубо вырубленные скалы. Посредине колонны, украшенные сложной резьбой. Каменные, массивные, как стволы вековых деревьев. За ними — алтарь. Тишину пробивает звук падающих капель. Будто капает на мозги: кап… кап… кап…

Ботаник восхищенно замирает — на минуту — и тут же бросается к колонне с восторженным криком:

— Это просто чудо!!! Это открытие!

Успеваю схватить его за рюкзак и притянуть к себе.

— Ты, чертов исследователь, жить хочешь? — процедил сквозь зубы.

— Хочу, — виновато понурился ученый.

— Ни шагу от меня! Путь тут тебе хоть Менделеев с Эйнштейном привидятся — ни шагу, слышал? — Со злостью произнес я, хотя, честно говоря, хотелось уже врезать ему как следует

— Не задерживаться. Дальше, — голос Олега срезает любое любопытство, как нож.

Мы движемся дальше, вдоль колонн, и наши шаги кажутся кощунственно громкими в этой давящей тишине. Олег снова вскидывает руку:

— Замрите. Ни звука.

Из-за колонн вышла группа монахов. Серьезные, непроницаемые лица, смотрят в пол, взгляд невозможно поймать. Темные, бордовые одежды развеваются, как на ветру, хотя движения воздуха нет вообще. Босые ноги неслышно ступают по полу. Идут ровным, неспешным шагом, словно совершают круговую медитацию. Ни звука, все происходит в оглушающей тишине, единственный звук: «кап… кап… кап…». Они идут прямо на нас. Возглавляющий группу монах поднимает взгляд и смотрит прямо Олегу в глаза. Мне показалось, с вопросом. Олег склонил голову, монах ответил ему таким же поклоном. Я достал из кармана прибор ночного видения, поднес к глазам — никого.

Петр дернулся, готовясь отпрыгнуть с их пути.

— Не двигайся, замри, — прошипел ему в ухо.

Мой шепот прозвучал как удар хлыста. Монахи вдруг стали рассеиваться. Как дым. Как мираж на жаре. Первый почти упирается в Олега и вдруг его контуры начинают дрожать, расплываться. Он превращается в легкую, слегка мерцающую дымку и просачивается сквозь него. Сквозь нас всех, не задевая. За ним следующий. И следующий. Я почувствовал ледяное дуновение, пронизывающее до костей. Ни звука, ни запаха. Ни монахов. Будто их и не было вовсе.

Олег тихо сказал:

— Можно идти дальше, они уже не вернутся.

— А если бы вернулись, то что? — поинтересовался я.

— То пришлось бы объяснять, зачем мы здесь, — совершенно буднично ответил проводник.

— Что это вообще было? И почему монах тебе поклонился? — спросил Олега.

— Потому что я поклонился ему, — ответил проводник, но я был уверен, что здесь что-то не так.

— Голограмма? — выдвинул предположение ученый.

— Я бы сам ухватился за такое предположение, звучит логично, но, что более важно, успокаивающе, — я хлопнул ботаника по плечу. — Но… посмотри на стены. На пол. Ничего тут нет, ни проекторов, ни проводов. Только камень, вода и вечная сырость. Да будь здесь какая-нибудь техника, это было бы большим чудом, чем какие-то фантомы.