Жатва. Том 1 (СИ) - Мичурин Артем - Страница 35

Верхняя губа Красавчика закатилась к мочке носа, и я предпочёл оставить фамильярности:

— Ладно. Хочу, чтобы ты понял, этот парень, — кивнул я в сторону хлопочущего возле лошадей Волдо, — нужен нам. Очень нужен. Ясно? Тебе ясно?

Морда Красавчика приобрела менее враждебное выражение, и я чётко услышал вышедшее из зубастой пасти «Да».

— Безмерно рад. И знай, несмотря на твои загоны, я благодарен, что ты не дал ему подохнуть.

Обшмонав свежеиспечённых доноров материальных ценностей и забрав то немногое, что у них при себе было, мы водрузили задницы в сёдла и продолжили прерванный путь. Волдо ехал чуть впереди и, судя по характерному наклону головы, был явно чем-то обеспокоен.

— Что на сей раз терзает тебя, мой юный подельник? — решил я проявить участие.

— Я не нравлюсь ему, да? — чуть обернулся пацан.

— Боженьке?

— Красавчику.

— Ну... Не попробует — не узнает.

— Шутка?

— Точно. Ты делаешь успехи. А если серьёзно, не заморачивайся на его счёт. Красавчик мнителен, ему не по нраву чужаки. То есть никто, кроме меня. Но он верен и хорошо знает границы дозволенного.

— Как вы с ним сошлись?

— Это было давно. В одном городе-призраке, где всё живое и неживое стремится тебя угробить. Он тоже хотел, я уверен, но был слишком мал для этого.

— Вы его вырастили?

— Сиськой не кормил, если ты об этом. А так да, пригрел сиротинушку.

— Много в вашем мире таких как он?

— Думаю, сейчас уже ни одного. Красавчик не вид и не порода. Он мутант, причуда спятившей природы. Кто там у него в роду был — точно не знаю. Но, похоже, не обошлось без собаки и человека, а может и ещё кто подмешался.

— Значит, у вас тоже есть магия?

— С чего ты взял?

— А как ещё может смешаться собака с человеком?

— О, дорогой мой, в тех краях случаются и более экзотические союзы. Сома себе представляешь? Это такая здоровенная рыба без чешуи. Так вот знавал я одного затейника, который страсть как любил с этими сомами романтическим отношениям придаться. А уж расписывал — милее девы юной. Послушаешь — самому захочется. А ты говоришь, с собакой не могут.

Волдо обернулся и состроил кислую мину:

— Ваш мир странный.

— Ты себе даже не представляешь насколько.

— Расскажите о нём.

— Ну, с чего бы начать... У нас есть огнестрел.

— Вы уже говорили это слово, в нашу первую встречу.

— Да. И ты не вдуплил о чём я. А ведь, на самом деле, ничего сложного — полый стержень, спуск, затвор, рамка, магазин, патрон, горсть пружин, штифтов, винтов — вот и огнестрел готов. Хм, до чего ж я по нему истосковался, даже на стихи пробило. Так вот, значит, берёшь эту малышку в руки, засылаешь патрон в патронник, наводишь ствол на источник проблемы, жмёшь спуск, радуешься жизни. И я искренне не понимаю, по какой неведомой причине у вас нет этих прелестных вещиц. Почему — дьявол вас дери — вы до сих пор шароёбитесь по миру с мечами-топорами, когда тут куча моих земляков, и уж кто-то из них точно в курсе устройства хотя бы древнего дульнозарядного говна с кремневым замком? Я уж не говорю о двигателях, электрогенераторах и прочих благах цивилизации.

В процессе объяснений лицо моего визави помаленьку вытягивалось, пока увеличившаяся длина не вынудила раскрыть рот, и из него вырвалось полное ужаса:

— Так вы говорите о машинах!

— Ну да.

— Машины под запретом! — решительно пресёк Волдо мои греховные фантазии.

— Да мне посрать. Найду кузнеца, дам чертёж, и будет у меня машина.

— Вы не понимаете, — не унимался юный ретроград, — машины в Оше изначально прокляты. Они не работают, и зачастую причиняют смерть своим создателям!

— Ври больше. А как же мельницы? Я их у вас видел. А про арбалет что скажешь? Чем не машина?

— А тем, что в них ничего не сгорает! Машина есть проклятый механизм, приводимый в движение или сам в движение приводящий при помощи пламени нечестивого! — выдал пацан на-гора высокопарную цитату и даже потряс воздетым к небу указательным перстом. — Ясно?

— Пиздёж. Не верю. Вам попы мозги засрали, чтобы в вечном средневековье держать, да барыши стричь невозбранно. Как только побезопаснее станет, первым делом найду толкового кузнеца и сделаю себе пищаль. И гранат десяток, пусть хоть с фитилём. Я вам тут блядь устрою промышленную революцию. А то всё у них, понимаешь, запрещено да проклято.

— Вы навлечёте на нас беду своим неверием!

— Вот чудак-человек. Я его буквально за волосы из болота средневековья хочу вытащить, а он за дно цепляется.

— Неужели вы думаете, что никто до вас не пытался? И чем, по-вашему, это для них закончилось? Триумфом? Промышленной революцией?

— Я без понятия, что за неудачники пытались до меня. Но теперь с вами дядя Кол, сынок, и всё пойдёт иначе.

— По пизде, — выдал Волдо несвойственный для себя жаргонизм.

— А вот и нет, — кольнула меня острая обида. — Откуда в столь юной голове такая огромная куча пессимизма и выученной беспомощности? Держись меня, Волдо Кёлер, и перед тобой откроются новые горизонты познания.

Глава 21

Я, как и многие, часто слышал определение «дыра» в отношении какого-нибудь не самого процветающего населённого разной поебенью пункта, но никогда не придавал этому значения. Дыра и дыра, мало ли каких уничижительных эпитетов существует. Но в случае со Швацаштаубом такая характеристика была чуть более точной, где-то в районе самого центра десяточки, с полутора километров, ночью, при ураганном ветре. Дело в том, что эта серая от вездесущей угольной пыли хуета расположилась натурально в дыре, прорезающей насквозь совершенно непригодную для пешего туризма гору.

— Бля... Тайные тропы знаешь? — с надеждой посмотрел я в ясные очи Волдо, но в качестве ответа получил лишь немое удивление на конопатой физиономии. — Понятно. Придётся двигать прямиком через эту дыру и надеяться, что вусмерть заебавшимся шахтёрам не до изобразительного искусства.

— Хотите дождаться ночи?

— Можно было бы и днём рискнуть, но у нас нет телеги, а Красавчика за пазуху не спрячешь. Слышал что-нибудь об этой клоаке?

— Судя по вашему отношению, вы знаете об этом месте больше моего.

— Клоака — это птичья жопа.

— Я про Швацаштауб.

— А... Может, что-то из душ в память затасовалось, но он вызывает у меня тревогу, почти как засранный курами двор на пути к сортиру — слишком велик риск вляпаться.

— Это шахтёрский посёлок. Из криминала тут разве что шулеры в кабаке, да и стражи должно быть по минимуму. Мне так кажется.

— Угу. Мне однажды тоже показалось, что на залупе варенье, а оказалось... Пойдём ночью, постараемся прошмыгнуть тихо и быстро, не привлекая внимания. А пока разобьём лагерь. Что? Ладно, просто привяжи лошадей и пристрой куда-нибудь задницу.

Костёр мы во избежание демаскировки разводить не стали, а закатившийся за горизонт Рутезон оставил нас в компании резко упавшей температуры и пронизывающего ветра. Пришлось закутаться во всё тряпьё, что имелось, и усесться поплотнее, приспособив даже Красавчика в качестве дополнительного источника тепла.

— А какие ещё в вашем мире есть машины? — решил Волдо вернуться к щекотливой теме, пригревшись.

— Да разные. Самодвижущиеся есть, автомобилями называются, хотя чаще так и говорят — «машина». Бензин жрут, соляру, лошадь уделывают на раз, да ещё и грузов могут перевозить несколько тонн.

— Интересно.

— Угу... А ещё локомотивы есть железнодорожные. По рельсам ездят — это такие стальные полосы параллельные, локомотив за них колёсами цепляется и катит, а за собой может десятка два вагонов тянуть. Ну, это раньше, сейчас-то так уже никто не делает, редко когда больше трёх в составе. Мощные штуки, быстрые. Но это всё ерунда в сравнении с самолётами.

— Летающие машины?! — вытаращил Волдо глазищи.

— Точно. Пассажирские авиалайнеры особенно хороши были. Громадные дуры, с деревню твою, а то и больше. На такой высоте летали, что с земли точками крохотными казались, и с такой скоростью, что за день весь мир обогнуть могли.