Арбитр Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 31

Недолго думая, я купил находки по цене металла и мне их привезли на химзавод в Лефортово. Там, на одном из складов я «откатил время» для повреждённых колоколов и принялся за крест.

Тогда-то и выяснилось, что крест в своё время подвергли высокотемпературному золочению. Метод старинный и вредный для того, кто золотит из-за ртути, содержащейся в амальгаме. Из достоинств — высокая коррозионная стойкость и долговечность покрытия.

Так и появились у нашего храма колокола времён Императрицы Елизаветы и позолоченный крест на куполе.

Обряд обновления храма занял несколько часов, и к концу церемонии все вышли из церкви голодными.

К счастью, день был не постным.

После того как приглашённые фотографы вдоволь поизмывались, ловя нас в удачных ракурсах, все направились к моему особняку.

Кто-то, наверное, думал, что я буду угощать толпу в своей столовой?

Спешу разочаровать — в нашей с женой столовой поместится от силы человек двадцать. Мы строили уютное семейное гнёздышко, а не дворец. Да и зачем кому попало слоняться по дому? На текущий момент мне и Романовых со свитой за глаза хватает.

Так что — пожалуйте все в сад.

Там — крытый павильон размером с баскетбольную площадку.

Хочешь — кушай. Хочешь — танцуй вальсы. Для гостей всё по-людски.

Что ещё мне нравится в осеннем Крыму — это огромный ассортимент свежих фруктов и овощей.

Виноград и груша, инжир и гранат, дыни и арбузы. Даже персики при желании ещё можно найти.

Ну и какое же побережье обходится без рыбы?

Здесь она есть в любом виде — от свежей до копчёной.

А на главном подносе, как полагается, красовалась «Царская рыба».

— Это и есть та самая белуга, о которой вы говорили в Велье? — ткнул вилкой Николай Павлович в сторону гигантского подноса, на котором лежала запечённая рыбина метров двух длиной. — Её в самом деле ваши люди поймали у здешних берегов?

Стоит пояснить: в моём хозяйстве действительно существует небольшая ватага из двух экипажей, ведущая рыбный промысел. Конечно, речь не идёт о промышленных масштабах. Ловят в основном для стола, чтобы разнообразить меню.

И, надо отметить, кое-что получается.

— Я бы сказал, что это малёк, по сравнению с настоящими гигантами, обитающими в море, — ответил я. — В этом экземпляре всего около восьмидесяти килограммов. Попался случайно.

— А каков тогда настоящий гигант? — князь прищурился, выбирая самый сочный кусок.

— Метра четыре длиной и массой больше трёхсот килограммов.

Николай Павлович наморщил лоб и начал беззвучно шевелить губами. Очевидно, конвертировал метры в привычные футы и аршины.

Все давно смирились с тем, что я оперирую метрической системой. Не был исключением и Великий Князь.

Я, конечно, при необходимости могу сказать «сажень» или «верста», но привык считать метрами. Кому надо — пусть сами пересчитывают

— Александр Сергеевич, а вы часом не масон? — поинтересовался у меня Николай Павлович, когда мы после обеда решили прогуляться в сторону его участка.

Солнце уже клонилось к морю, и тени от деревьев тянулись вдоль тропы, как пальцы, цепляющиеся за прошлое.

Я усмехнулся — не в шутку, а с лёгкой горечью.

— Я не только не масон, — ответил я. — Я искренне считаю, что масонство в России — это болезнь, прикрытая благородством.

Князь остановился, удивлённо глянув на меня:

— Это сильное заявление. Особенно для человека, который строит храмы из стекла и использует кроликов в качестве помощников.

— Я не против тайн, — сказал я. — Я против секретов, которые рвут общество на части. Масоны говорят о братстве. Но где оно, если они клянутся в верности ложе, а не Отечеству? Где свобода, когда каждый шаг — по шифрованной лестнице, понятной только посвящённым? И где равенство — в стране, где дворянин и крестьянин стоят в разных рядах?

— Вы говорите так, будто масонство — угроза.

— Оно и есть угроза. Не потому, что они хотят свергнуть трон. Большинство — не хотят. А потому, что они создают государство в государстве. Они клянутся друг другу в верности, верят в свои учения, решают свои вопросы за закрытыми дверями. И когда настанет час, когда интересы ложи столкнутся с интересами России — кого они выберут? Того, кто дал им чин, или того, кому они дали клятву?

Николай Павлович помолчал, глядя на море.

— Но ведь среди масонов были и есть великие люди. Радищев. Новиков. Мой дед, Пётр Фёдорович, с ними сближался. Даже мой брат Константин Павлович — член двух лож.

— Были и есть, — кивнул я. — Именно поэтому я и говорю о болезни, а не о злодействе. Потому что вначале всё благородно: «Просвещение», «свобода», «духовный рост». Но чем дальше, тем больше тайна становится оружием, а не инструментом. Масоны не учат людей думать — они учат их повиноваться новой иерархии. Им не нужно, чтобы крестьянин читал. Им нужно, чтобы он верил: где-то наверху есть «просвещённые», которые всё решат за него.

— Вы считаете, что они мешают реформам?

— Они их подменяют. Вместо школ — ложи. Вместо законов — символы. Вместо просвещения — ритуалы. Кстати, а почему вы завели этот разговор? — спросил я.

— Готовится манифест о запрете масонских лож и прочих тайных обществ в Российской империи, — по-простецки пожал плечами Николай Павлович. — Хотел узнать, что вы об этом думаете.

А вот это — хорошая новость. Давно пора прикрыть эту вольницу. Значит, наш променад оказался не бесполезным.

— А вы у каждого знакомого спрашиваете о его принадлежности к ложе? — поинтересовался я, когда мы уже подошли к его участку. — Мне почему-то кажется, что этим должны заниматься спецслужбы, а не члены царствующей семьи.

— Я помню, вы предлагали восстановить Тайную канцелярию, — кивнул князь. — И кого вы видите её руководителем?

— А кем у нас сейчас является Александр Христофорович Бенкендорф? Начальником штаба Гвардейского корпуса? Чем не кандидатура на столь деликатный пост?

— Так он же член ложи «Соединённых друзей», — возразил Николай Павлович. — Мне кажется, вы сами себе противоречите.

— Как я и говорил — не все масоны настроены радикально. «Соединённые друзья» и вовсе не имеют никаких целей, кроме братских трапез и вечеров с дамами, которых они величают «нимфами двора Купидона». К тому же ничто не мешает посоветовать Александру Христофоровичу покинуть ложу, пока она не сменилась на нары в Петропавловской крепости.

Князь надолго замолк.

Солнце тем временем готовилось скрыться за горизонтом.

Я выбрал участок с видом на море и подозвал Николая Павловича:

— Вы ведь ещё не видели, как работает наш маяк? Сейчас начнётся самое интересное.

Мы постояли в тишине, глядя на церковь.

И в тот самый миг, когда на её куполе дважды вспыхнуло маленькое солнце, со стороны бухты прогремел орудийный залп.

Князь вопросительно посмотрел на меня.

Я лишь пожал плечами:

— Ой, всё. Я сам шокирован…

Глава 12

После Крыма нас с Катей ждал Санкт-Петербург.

По пути сделали остановку в Велье, чтобы выгрузить часть привезённых деликатесов для местных жителей.

Фрукты и бахчевые — в плетёных корзинах. Рыба — в дубовых бочках и вязанках.

Улетая из поместья, я велел управляющему более-менее справедливо раздать гостинцы крестьянам и работникам.

Жена, как истинная хозяйка оставила часть продуктов в своём контейнере для себя, и чтобы в столице угостить Ольгу и моих родных.

Как выяснилось, в закрытом контейнере время не движется, и потому можно было не беспокоиться, что продукты пропадут.

Проснулся я среди ночи.

Тишина. Темнота. А рядом — пусто.

Кати в постели не было.

Я накинул халат и пошёл её искать.

Свет горел в столовой.

Там, за столом, при неярком свете, созданном Перлом, сидела моя жена.