Ненормальный практик 5 (СИ) - "Извращённый отшельник" - Страница 38

В холле светло. И тихо. Ночные гуляки давно разошлись спать, а приличные люди ещё не спустились к завтраку. Такое вот утро пятницы.

Только портье за стойкой читает записи, проводя пальцем над регистрационной книгой. Пожилой мужчина в дорогом сюртуке. С пышными седыми усами, точь Якубович.

Подхожу к стойке, деликатно кашляю.

— А? Что? — портье вздрагивает. — Ах, господин офицер! Выезжаете?

— Нет. Просто отъеду, но вернусь. Так что вот плата за следующие сутки, — и кладу на стойку деньги.

— О, значит понравилось у нас. Это хорошо. Всегда приятно, когда гости продлевают номер. Сейчас отметим, — кивнул старый и сделал запись в регистрационной книге.

На самом деле, я не собираюсь возвращаться. В планах запутать наблюдателей. Наверняка, они захотят пробить информацию на сколько дней я заехал сюда. Узнают, что останусь ещё на сутки, поэтому когда потеряют мой след в городе, а я собираюсь сбросить их с хвоста, вернутся сюда и будут ждать. А там уже и решу, стоит ли воспользоваться этим или же просто забить.

— И ещё, мне нужна услуга. — ловлю взгляд портье.

— Слушаю вас.

Достаю из кармана пятирублёвую бумажку, кладу на стойку:

— Нужно отправить письмо. С курьером.

Тот оживляется, деньги исчезают в его кармане с завидной сноровкой:

— Конечно, господин. У нас есть надёжные курьеры. Сейчас подготовлю чернила и бумагу с конвертом.

Киваю.

Он рыскает в столе. Вскоре передаёт необходимое.

Беру лист бумаги, быстро черкаю записку:

«Бабуля, вернулся в Петербург. Прости, к тебе приехать пока не могу — объясню при встрече. Не могла бы ты прибыть в блинную „У Семёныча“ на ярмарке? Буду ждать к 17:00. Если не сможешь — завтра приеду сам. С любовью, А.»

Запечатываю, отдаю портье:

— Вот, держите. Адрес на обороте. И постарайтесь передать до обеда.

— Будет исполнено!

Выхожу на улицу. Минус десять по ощущениям. После северных минус тридцати пяти — курорт. Небо серое. Впереди по улице раскатывают экипажи. Город проснулся. Прохожу мимо припаркованных карет, киваю дворникам, что при виде гостя их заведения уважительно кивнули.

И замечаю — прямо у входа стоит карета, что отличается от соседних. Чёрная, добротная, без гербов. Рядом двое мужчин в тёмных серых шинелях. Явно не местные зеваки.

Первый — невысокий, в круглых очках, с кожаной папкой под мышкой, завидев меня, решительно двигается навстречу. Вид у него официальный, как у налогового инспектора. Или гробовщика. Что в принципе из похожей оперы.

— Подполковник Волков?

— Допустим. А вы?

— Пётр Семёнович Крылов, старший делопроизводитель канцелярии «Чёрного Лебедя», — он поправляет очки идеальным жестом, будто отрабатывает его по сто раз на дню. — По личному приказу генерал-майора Разина прибыл для оформления документов на недвижимость и баронский титул.

А, точно. Совсем забыл про эти бумажки. Быстро они сработали. Видать Тень доложила, где я остановился.

— Понял, — отвечаю, — Спрашивать про то, как вы меня нашли, не буду.

Крылов улыбается, благодарно кивает и указывает на папку:

— Когда вам будет удобно посетить канцелярию? Все документы подготовлены, осталось проставить только ваши подписи и личное присутствие для соблюдения регламента. Баронский титул требует личной присяги.

Звучит как потерянный день в бумажной волоките. Но увы и ах, без всех этих процедур не обойтись. Бюрократия во всей адской красе.

— Сколько времени это займёт?

— Включая дорогу — около часа, может, чуть больше. Канцелярия находится на Литейном.

Хм. Час без хвостов. Заманчиво. В канцелярию военного ведомства за мной точно не полезут — там своя охрана, причём серьёзная. Да и документы проверят на входе. Получается, отличный перекур от фанбазы?

— Поехали, — решаю, забрасывая потрёпанный саквояж в багажный отдел кареты. — Чем раньше покончим с формальностями, тем лучше.

Крылов удовлетворённо кивает, открывает дверцу:

— Прошу, подполковник.

Забираюсь внутрь. Карета простая, при этом добротная. Тут и кожаные сиденья ещё не продавлены, да и окна со шторками из плотной ткани. Пахнет кожей, казённым воском — наверняка, специально натирают, дабы важные персоны не жаловались.

Второй мужик — охранник, судя по манере держать руку у кинжала, садится на козлы к кучеру. Крылов устраивается напротив меня, папку пристраивает на колени.

— Трогай! — командует охранник.

Карета дёргается и катит по мостовой.

В окно наблюдаю комедию наяву — мои «хвосты» засуетились. Обе барышни одной из группировок бросились ловить извозчика — машут руками, что-то кричат. Те, что были на крышах, наверное, сейчас матерятся.

Чуток улыбаюсь. Что ж, догоняйте, горе-наблюдатели. Глядишь, похудеете после новогодних застольев.

Васильевский остров, съёмная квартира

Вера Николаевна сидела в кресле крохотной кухни, укутавшись в старую кашемировую шаль — последнюю память о былой роскоши. В руках — старинный том по истории Северного княжества, переплёт потрескался от времени, страницы пожелтели. Читала одну и ту же главу о последних днях княжества уже десять минут, но слова расплывались, не складываясь в смысл. Мысли упрямо возвращались к Саше. Как он там? Метели, морозы, сражения. А вдруг в беде? Вдруг ранен? Вдруг…

Нет, не думать о плохом. Мальчик он сильный, справится. Должен справиться.

Тихие стуки в дверь выдернули из тревожных мыслей. Три коротких, два длинных. Условный знак. Не все двери в Петербурге открываются просто так.

Вера Николаевна отложила книгу, поднялась. Суставы хрустнули, да, возраст даёт о себе знать. Подошла к двери, прислушалась:

— Кто там?

— Снег тает весной, — прозвучал осторожный женский голос.

— Но память о зиме остаётся, — ответила старушка и отперла тяжёлые засовы.

На пороге стояла женщина лет сорока в простом сером пальто, как у тысяч горожанок и в темном платке. Никаких украшений, или косметики. Марьяна Петровская. Бывшая камеристка княгини Северовой, одна из немногих, кто остался верен павшему дому. Двадцать лет верности дорогого стоит в мире, где предательство стало нормой.

— Госпожа, — Марьяна поклонилась, как учили при дворе. — У меня новости.

— Входи, дитя. Надеюсь, хорошие? Что случилось?

Та прошла в прихожую, тщательно закрыла за собой дверь, проверила щеколду:

— Наследник вернулся в Петербург, госпожа.

Вера Николаевна замерла. Чашка, которую она взяла, опасно качнулась:

— Когда⁈ Почему не сообщила сразу?

— Вчера поздним вечером. Остановился в «Астарии» — в восточном крыле, скромный номер. Я не стала вас будить, решила, что лучше расскажу утром.

Старушка медленно опустилась обратно в кресло, прижала руку к сердцу:

— Внучок… Жив, здоров… приехал… — она покачала головой, улыбнувшись уголками губ. — Не стал беспокоить старую бабку поздним визитом. Чтобы я не волновалась… Заботливый мальчик. Весь в отца — тот тоже всегда думал о других больше, чем о себе. — она взглянула на Марьяну. — Чем он занят сейчас?

Та налила себе ещё теплого чаю из фарфорового чайника:

— К нему прибыл человек из военной канцелярии. Чиновник в очках, с охраной. Уехали около часа назад. Думаю, это связано с оформлением документов, о которых наследник писал в письме. Помните, упоминал про какое-то имущество и титул?

— Баронство… — Вера Николаевна произнесла это слово так, будто то горчило на языке. — Как некстати, как неправильно! Он не должен становиться каким-то там бароном, когда является князем Севера по праву рождения.

Марьяна осторожно кашлянула, отставила чашку:

— Госпожа, позвольте напомнить. Север потерян. Уже семнадцать лет как. Земли поделены, вассалы разбежались кто куда.

Старушка тяжело вздохнула:

— Твоя правда, дитя. Горькая правда. Я худшая бабушка на свете… не смогла сохранить то, что принадлежало ему по праву крови. Княжество пало, род почти угас, остались только я, да он…