Король - Кейн Бен - Страница 15

– Я бы предпочел выслать вперед Бертольфа, на разведку, – сказал я, потом понизил голос до шепота. – Но король слабеет. Если мы срочно не позаботимся о нем…

Гийом мрачно кивнул.

– Веди, Бертольф, – распорядился я.

Мы погнали лошадей вниз по склону.

Догадка Бертольфа оказалась верной: окликнув крестьянина, рубившего лес, мы узнали, что близлежащий город – это Вена. До нее было дальше, чем нам показалось с высоты. Стояла зима, и время работало против нас. Когда мы въехали в деревушку неподалеку от городских стен, тени уже удлинялись, а красно-оранжевый круг висел над самым горизонтом. Деревушка называлась Эртпурх.

– Не хотелось бы мне входить в еще один город в темноте, – бросил я Гийому.

– Мне тоже.

– Бертольф, давай попробуем найти приют здесь, если получится.

– Конечно, сэр.

Юноша, уже ставший нашим надежным спутником, широко улыбнулся. То ли из-за неопытности – по моим соображениям, ему не хватало ума или мудрости понять, какой серьезной опасности мы подвергаемся, – то ли из-за своего нрава Бертольф не терял жизнерадостности.

Он навел справки в кузнице и вернулся с известием, что живущая в соседнем переулке вдова сдает внаем комнату. С учетом близкого Рождества и вовсю кипевшей венской ярмарки, комнату могли уже снять, сказал кузнец, но попробовать стоит. Если путники договорятся с вдовой, он может поставить их лошадей в стойло позади кузницы.

Удача сопутствовала нам.

Поначалу вдова глядела настороженно, но переменилась в лице, как только в перепачканную ладонь легли шесть серебряных пенни, а увидев, в каком состоянии король, прониклась к нам сочувствием. Гийом повел лошадей обратно к кузнице, вдова же торопливо впустила нас в дом, хлопоча, словно наседка. Мы с Бертольфом проводили короля через переднюю с земляным полом, освещенную лучинами, в заднюю комнату. Грубо оштукатуренная опочивальня была невелика и могла похвастаться только одной койкой, зато позволяла укрыться от непогоды и имела очаг. И хотя окна отсутствовали, после того, через что нам пришлось пройти, помещение нам показалось роскошнее королевского дворца.

– Danke schön, – сказал я, стараясь произнести два этих слова в точности так, как Бертольф или Генри Тьютон.

Чем меньше хозяйка знает о нас, тем лучше.

Женщина одарила меня щербатой улыбкой и затараторила что-то по-немецки, принеся несколько тростниковых лучин и ветхих одеял. Я улыбнулся в ответ и кивнул, делая вид, что понял. Но растерялся, когда последняя ее фраза прозвучала с вопросительной интонацией. Застилая постель для короля, я сделал вид, что не слышу. К счастью, Бертольф вовремя сообразил и дал ответ. Старуха исчезла, и минуту спустя до меня донеслось звяканье котелков.

– Продуктов у нее мало, но суп она состряпает, – сказал Бертольф. – Если мы приплатим.

Я фыркнул:

– Шесть серебряных пенни за ночь – и она еще требует денег за жидкую похлебку?

– Если не хотите супа, я съем вашу порцию, – предложил Бертольф.

– Ну уж нет! – выпалил я в ответ и наконец позволил себе улыбнуться.

Такое заявление вполне мог бы сделать Рис, и сердце мое дрогнуло. Быть может, все-таки стоило разрешить валлийцу пойти с нами, подумал я, но тут же отогнал от себя эту мысль. Четверо мужчин, из них трое при оружии и богато одетые, и без того привлекали к себе много внимания. Пятый, солдат по наружности, повышал риск. Жестоко – но долг по отношению к королю следовало ставить выше привязанности к Рису. Я же его не бросил раненого на поле боя, твердил я себе. Он в плену, это верно, но жив.

Утешение выглядело слабым.

Старухина стряпня оказалась довольно-таки дрянной. Говоря по правде, из одной свеклы и репы вкусного супа не сварить. Впрочем, проведя три дня почти без еды, на одном черством ячменном хлебе, мы обрадовались кушанью не меньше, чем жареному оленьему окороку. Даже Ричард съел чашку, и от разлившегося по желудку тепла ему стало вроде как лучше. Он заснул в тот же миг, как упал на кровать.

– Сходи за лекарством, – обратился я к Бертольфу.

Гийом, всегда выказывавший больше осторожности, чем я, с сомнением посмотрел на меня.

– Едва ли в такой деревушке найдется аптекарь.

– Тогда он пойдет в Вену.

Мой ответ, хоть и подсказанный состраданием, получился резким.

– Риск…

– Того стоит, – прошипел я. – Король болен!

Взгляд Гийома переместился на Ричарда, задержался на нем, затем вернулся ко мне.

– Да. Ты прав.

– Что купить? – спросил Бертольф, всегда готовый услужить.

– Медового уксусу, – ответил я, припоминая, какие лекарства выписывали доктора во время приступов королевской хвори. – Галанговый корень, черную чемерицу, если найдешь, и аквилегию.

– При лихорадке помогает кислица, – сказал Гийом.

– И еще лапчатка, если верить монаху из нашего монастырского инфирмария[10], – добавил Бертольф.

– Купи, что найдешь, а если получится, того и другого. Еще нам нужны одеяла на четверых. И еда.

Чувствуя, как в животе снова урчит, я огласил длинный список своих любимых яств.

Лицо Бертольфа стало озабоченным.

– Руфус тебя разыгрывает, – усмехнувшись, сказал Гийом. – Самое важное – лекарства и одеяла. Хлеб, сыр, солонина – простые продукты вроде этих позволят нам одолеть голод.

Бертольф с серьезным видом повторил названия целебных растений, слово в слово.

– А также одеяла, хлеб, сыр, солонина, – сказал он и перечислил почти все угощения, упомянутые мной.

– Хорошая у тебя память, – заметил я со смехом. – Но я просто пошутил. Названной Гийомом провизии вполне хватит.

Парень кивнул, и я передал ему кошель с золотыми безантами.

– Найди менялу, только гляди в оба! Увидев эти монеты, тебя примут за человека, возвращающегося из Святой земли. Так и отвечай на все вопросы.

– Я представлюсь слугой купца, едущего из Акры, – заявил Бертольф, слышавший, за кого сперва выдавали короля.

– Хорошо, – сказал я.

– Гуго из Нормандии, – вставил Бертольф.

– Имени не называй, разве что иначе никак не выйдет, – предупредил я.

– Один из нас должен пойти с ним, – сказал Гийом и быстро добавил по-французски, обращаясь ко мне: – Одно неосторожное слово, один неверный шаг, и он наведет на нас людей Леопольда.

– Знаю, – сказал я, ненавидя себя за то, что от этих его слов внутри все похолодело. – Но никто из нас не говорит по-немецки достаточно хорошо, чтобы пройти проверку. В одиночку он скорее проскользнет незамеченным.

Гийом скрепя сердце кивнул.

Мы в последний раз наказали Бертольфу быть осторожным. Он ушел, улыбаясь во весь рот, закутанный в плащ, под которым его рука крепко сжимала кошель.

Я затворил за ним дверь, жалея, что она не слишком крепкая и не запирается. Одного хорошего пинка хватит, чтобы сорвать ее с петель. Но тут уж ничего не поделаешь. Я твердил себе: никто не знает, что мы здесь, нам ничто не угрожает.

Гийом уселся на полу, завернулся в плащ и, хотел он этого или нет, тут же провалился в сон. Ричард, слава богу, тоже заснул. Разведя в очаге огонь, я устроился на шатком стуле перед робкими языками пламени. Я ощущал смертельную усталость, веки, точно налитые свинцом, норовили закрыться, но я твердо решил, что кому-то следует бодрствовать, охраняя короля. Некоторое время мои доблестные усилия приносили плоды, но потом я мог сопротивляться дреме не больше, чем заставить ручей течь вверх по склону.

Скрип открываемой двери заставил меня мгновенно очнуться. Я вскочил и наполовину вытянул меч, но увидел, что это Бертольф. За спиной у него маячила старуха, но больше я, к своему облегчению, никого не заметил. Я отвернулся от нее и вогнал клинок обратно в ножны, надеясь, что женщина не обратила внимания на мою несдержанность. Король даже не пошевелился, а Гийом, который тоже вскочил и выхватил кинжал, находился, по счастью, вне ее поля зрения. Я захлопнул перед ней дверь, признательно кивая и улыбаясь, а про себя отметил, что она могла слышать, как мы говорим по-французски. Снова придется раскошелиться, решил я. При вопиющей бедности нашей хозяйки дюжина серебряных пенни закроет ей рот на время, достаточное для того, чтобы нас и след простыл.