Сентябрь 1939 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 24

Нарком НКВД энергично кивнул, наедине позволив себе перейти на ты:

— Сделаем, Иосиф.

— И вот ещё что… Нужно внимательнее присмотреться к украинским националистам. Если они позволяют себе атаковать наши части в спину, то следует отнестись к ним также, как и к любому другому враждебному классовому элементу…

Глава 10

Штабной вагон специального поезда «Америка» вряд ли можно назвать роскошно убранным — как, впрочем, и ставку в «Орлином гнезде» в горах Таунус. Фюрер в быту довольно сдержан и аскетичен, не любит ярких красок и дорогих убранств. Его бункер, к примеру, имеет ровные, серые бетонные стены и обставлен самой простой деревянной мебелью… Что же, в штабном вагоне бронированные стенки покрыты деревом — в остальном лидер нацистов остаётся верен себе.

В вопросе отношения к роскоши рейхсминистр авиации Германии и командующий люфтваффе Герман Геринг является полной противоположностью своего вождя. Так, бывший командир легендарной эскадрильи «Рихтгофен» и друг «Красного Барона» уже отстроил себе шикарное поместье «Каринхалле» недалеко от Берлина — причём за счёт казны. Но вождь и не требовал аскетичности от своих приближенных — тем более от Геринга, так много сделавшего для прихода фюрера к власти… А абсолютно успешные действия подшефного генерал-фельдмаршалу люфтваффе в Польше лишь вознесли Геринга, укрепив его итак незыблимое положение в империи.

И тем не менее, в эту ночь сильно располневший после ранения в пах герой «Великой войны» был напряжен и сосредоточен. Как, впрочем, и прочие собравшиеся в штабном вагоне фюрера — за исключением, разве что, Рудольфа Гесса.

— Война с Россией нам сейчас невыгодна, мой вождь. Бесконечно невыгодна! Огромные расстояния — и приближающаяся осенняя распутица. Не говоря уже о том, что полутора миллиона солдат нам просто не хватит, чтобы оккупировать — а главное, удержать столь огромные площади! И даже если провести мобилизацию, где взять столько стрелкового оружия — да банально карабинов, чтобы обеспечить ими новые дивизии? Стоит ли также напоминать фюреру в присутствии начальника верховного командования вермахта, что у нас банально нет планов войны с Россией⁈

Генерал-полковник Кейтель, чем-то похожий на готовящегося к драке бульдога, бросил в сторону Геринга непризненный взгляд. Но заметив внимательный взгляд самого фюрера, обращенный уже в его сторону, встал навытяжку:

— Мой вождь! Следует отметить, что польских трофеев, а именно карабинов «маузер» поздних серий, ручных и станковых пулеметов вполне достаточно, чтобы хоть сейчас вооружить ещё полмиллиона зольдат. И пусть новые части будут уступать в выучке и оснащению кадровой армии, однако они вполне смогут контролировать занятую нами территорию… Что же касается планов наступления вглубь России — то я считаю возможным нанести удар в направление Киева и выйти к Днепру до начала непроходимость осенней распутицы…

Взяв краткую паузу, прочистить горло, Кейтель добавил:

— В случае, если мы сумеем разбить во встречном сражение вступившие в Польшу войска большевиков… Так вот, в этом случае я считаю возможным дойти до Киева и взять под контроль богатые черноземом, плодородные земли Украины. Что касается планов наступления в этом направление… Определённые наработки у нас уже есть.

Хозяин вагона бросил в сторону генерал-полковника ещё один острый, испытывающий взгляд, после чего обратился к начальнику абвера, вице-адмиралу Канарису:

— Вильгельм, напомни — каковы силы большевиков в Польше?

«Лис» словно бы задумчиво потёр лоб:

— По данным разведки они уступают нам в живой силе, мой фюрер, практически втрое — но в авиации у нас паритет, а танковые войска большевиков могут превосходить панцерваффе и качественно, и количественно. По крайней мере, если судить по боевым действиям в Испании, подавляющее число наших лёгких панцеров уступают советской копии «Виккерса» и «Микки-Маусу».

— Если судить по Испании, их самолёты давно и прочно устарели! У большевиков нет истребителя, способного угнаться за «мессершмиттом» — и как только мы разгромим их в небе Польши, наши бомбардировщики сожгут танки врага прямо в походных колоннах!

Слово взял Рудольф Гесс, ближнее лицо и старый сподвижник фюрера; фактически — его личный секретарь, хотя и имеющий должность рейхсминистра… Как и большинство прочих сподвижников фюрера, Гесс воевал на фронтах Великой войны. В том числе дрался с русскими в Румынии и не единожды был ранен — что естественно, не добавляло ему симпатий к презренным славянам… Уже под конец войны он стал боевым летчиком — а в 20-х был активным участником боев с рурскими и баварскими коммунистами.

Став секретарём вождя нацистов после совместного тюремного заключения, Гесс одновременно с тем стал и его заместителем по партии НСДАП. И хотя Рудольф отошёл от дел армейских, но испанским опытом «легиона Кондор» всячески интересовался. Особенно, действиями авиации… Этот мужественно-красивый, высокий и статный мужчина был фанатично предан фюреру и в точности разделял его взгляды в отношение «азиато-большевиков» и «братского арийского народа» англичан. Первые были презренными врагами, вторые — природными союзниками; провал летних переговоров в Лондоне, где немцам и британцам так и не удалось разделить сферы влияния в Европе и африканских колониях, Гесс воспринял как личную трагедию. Крутой разворот в политике фюрера по отношению к СССР — не слишком-то и нужной политической уловкой… Зато столкновение с большевиками в Лемберге Гесс счел логичной прелюдией к нужной и столь справедливой войне — обрадовавшись ему, словно ребёнок торту на день рождения! А потому сейчас он с убежденностью фанатика доказывал, что сама история предоставила немцам шанс исполнить их историческую миссию… Знаменитый «натиск на Восток», расширение жизненного пространства германцев за счёт «недочеловеков»-славян:

— Мой вождь! Русские атаковали наши части в Лемберге, убит командир кампфгруппы полковника Шернер! Разве мы можем спустить на тормозах подобное оскорбление вермахта — и всей германской нации⁈ И как скажется наше молчание на настроении офицерского корпуса⁈ Ведь если мы не теперь не ответим, 19 сентября станет днем национального позора! А уж если вспомнить, что большевики ставили Шернеру ультиматум покинуть Лемберг — по-сути, трусливо бежать, поджав хвост — да ещё и требовали извиниться перед убитыми в бою евреями… Это же недопустимо! Русские сознательно шли на конфликт — и я ни за что не поверю, что какой-то бригадный генерал позволил себе такую дерзость без санкции Сталина!

Эмоциональная речь Гесса была мало похожа на стройные рассуждения Геринга, приправленные незыблимым авторитетом главы люфтваффе. Также, как и на сухие, по-армейски емкие комментарии Кейтеля, на задумчивые — и в тоже время подкупающие своей рассудительностью слова Канариса. Нет, секретарь фюрера отчаянно горячился, он говорил не умом, но сердцем — однако именно этот эмоциональный спич нашел самый живой отклик у вождя! Однако же последний, при всей своей эмоциональности (и стойкому мистицизму) прежде всего слушал голос разума. Так что теперь он лишь хмуро, неприятно-скрипуче заметил:

— Как я могу начать войну с большевиками, когда в спину в любой момент ударит Франция?

Но Гесса это замечание никоим образом не смутило:

— Пока Чемберлен остаётся премьер-министром, французы преданно смотрят ему в рот — и не решаться даже залетать за «линию Зигфрида»! Не говоря уже о том, чтобы наступать…

— Точно так. Пусть наконец уже сбудется радужная мечта Невилла столкнуть нашу Империю и русских! А когда мы истощим друг друга войной, англичане станут диктовать условия обеим сторонам… И да — они не преминут ударить нам в спину, если посчитают это выгодным для себя.

Генерал-фельдмаршал авиации (к слову, единственный в своём роде), Геринг говорил разумные вещи, однако Гесса было не остановить:

— Ну какая может быть война на истощение, когда русских втрое меньше⁈ Мы разобьем их сунувшиеся в Польшу дивизии также легко, как и самих поляков! А ведь Сталин в свое время проиграл битву за Варшаву Пилсудскому — так что поляки были явно покрепче большевиков! Мы уничтожим армию врага и дойдём до Москвы — а когда перспектива разделить Россию на колонии станет явной… То будьте покойны мой вождь: англичане не упустят возможности поставить точку в её истории — и урвать свой кусок необъятных земель!