Сентябрь 1939 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 10

Тем более, что и тот мог проявить политическую гибкость, несмотря на все свои убеждения. Например, заключить договор о ненападении с русскими коммунистами — это после боевых столкновений в Испании и жестокого преследования собственных немецких коммунистов… Вернее сказать, верхушки и «среднего звена».

Нет, поступи Шернеру подобный приказ, то он без особых зазрений принёс бы свои извинения еврейским родственникам погибших в стычке танкистов — в этом полковник не видел урона офицерской чести. Но отставить город и отвести войска от Лемберга⁈ Вот это действительно наглость со стороны большевиков, требовать подобное от боевого офицера вермахта, ветерана Великой войны! Выполни он его — и на Фердинанде навечно повис бы ярлык бесчестного труса и безвольного неудачника…

Нет, дисциплинированный полковник передаст приказ командиру дивизии и в штаб корпуса. Но прежде, чем там успеют принять какое-то внятное решение (что придётся обязательно согласовать со Ставкой!), пройдёт куда больше полутора часов… И вот теперь все сводится к тому, насколько деятелен, храбр и нахрапист командир большевиков. Если его ультиматум был продиктован на эмоциях, после известия о гибели подчинённых, то за полтора часа тот наверняка немного успокоится — и поняв, что немцы не оставят Лемберга, перейдёт уже к более внятному и аргументированному диалогу.

Ну, а если нет…

Фердинанд снял очки, устало потерев переносицу. На войне военные цели должны стоять выше политических — так что Лемберг Шернер большевикам не отдаст, даже если те пойдут в наступление. Вот только и виновником фактически новой войны с большевиками, когда ещё не разбиты все польские части, ещё не взята Варшава, а «линию Зигфрида» приходится держать в полной боевой готовности на случай удара «лягушатников» в спину… Конечно, виновником новой войны Фердинанд становиться не желал.

Но ведь тут есть важный нюанс: если у большевиков хватит глупости атаковать немецкие позиции уже ПОСЛЕ предложенных полковником переговоров, то и сам Шернер «виновником» новой войны не может быть по определению. Так что…

— Герр оберст, каковы будут указания?

Адъютант обратился к полковнику, на что тот спокойно, чуть даже флегматично ответил:

— Пока что держим оборону. Первый батальон отступает к железнодорожному вокзалу, противотанковым орудиям взять на прицел подступы, саперам заминировать дороги, ведущие непосредственно к вокзалу. Второй батальон целиком сосредоточить на высоте 374, гаубичному взводу подготовить капониры для ведения огня прямой наводкой. Зенитчикам — сменить позиции таким образом, чтобы иметь возможность вести огонь по наземным целям… Оставшимся ротам удерживать высоту 324 — им в помощь выделить взвод тяжёлых миномётов. Также требуется запросить воздушную поддержку примерно…

Шернер внимательно посмотрел на часы, отметив остаток времени, что большевики выделили на ультиматум — и прибавил для верности ещё полчаса:

— На одиннадцать часов утра.

На последнем указании адъютант не смог сдержать мстительной ухмылки — что впрочем, мгновенно исчезла с его лица под пристальным взглядом полковника. Но Фердинанд не стал делать замечаний — ведь про себя он целиком и полностью разделял чувства подчиненного.

Глава 4

Кавалерийский взвод младшего лейтенанта Антона Таранца — а точнее, его первое отделение — приблизилось к очередной развилке мощеных брусчаткой дорог. Вынужденно спешенные бойцы порядком уже устали от медленного и напряжённого движения по замершим, словно в преддверии грозы, улицам… В то время как все местные стараются прятаться по домам при виде бойцов РККА и необычных для них танков БТ. Да и польские солдаты, если где и появлялись, огонь уже не открывали — также спеша схорониться в укрытиях…

Между тем кавалеристы так измучились сосредоточенным вглядыванием вперёд и ожиданием встречи с немцами, что столкнувшись с группой германских саперов сразу за перекрёстком, на мгновение просто опешили. Ни сам отделенный (отделенный командир) Сергей Фролов, ни кто-либо из бойцов его отделения не открыли огонь. Более того, красноармейцы даже карабины не навели в сторону копающихся на дороге зольдат вермахта… Потому как встреча эта была столь внезапна, столь же и обыденна — и никаких позывов к смертоубийству ещё молодые, в сущности, ребята не почуяли. Ведь относительно мирный вид немцев, закинувших свои маузеровские карабины за плечи и увлечённо копающихся в неглубокой яме на дороге, напомнил кавалеристам их собственную повседневную службу.

Первым опомнился отделенный — разглядев у ямы массивный металлический блин и не сколько узнав, сколько догадавшись, что там лежит мина. Самая настоящая мина, скорее всего противотанковая… И ведь немцы хотят закопать её на дороге, использую против советских танков! Но как же Сергею было тяжело пересилить самого себя, сделать первый шаг навстречу бою — наведя карабин в сторону живых, ничего плохого ему не сделавших людей…

А ведь эти мгновения бездействия дорого обойдутся русским кавалеристам. Они первыми заметили врага, они держали оружие в руках, дослав первый патрон в ствол… И имели пусть незначительную, но все же фору — нанести врагу первый, ошеломляющий удар.

— К бою!

— Аларм!

Кучковавшиеся до того немцы резво ринулись в стороны, на ходу срывая с плеча ремни карабинов. А с крыши невысокого железнодорожного пакгауза, примыкающего к вокзалу и замыкающего оставшийся квартал улицы, ударил трофейный чешский пулемёт «Зброевка» — мгновенно свалив очередью одного, а потом и второго бойца.

У саперов имелось прикрытие — также чуть зевнувшее, но теперь стремительно наверстывающее упущенное время…

— Ложись!!!

Фролов успел подать единственную адекватную ситуации команду, рухнув наземь — и пытаясь при этом прицепиться по вспышкам пламени на раструбе вражеского пулемёта… Вернее, строго под них — вот только отделенного буквально затрясло от бешеного выброса адреналина в кровь. Да и сердце его забилось так часто и гулко, что прицелиться трясущимися от напряжения руками Сергею никак не удавалось… Хуже всего, его команду восприняли не все бойцы — очередная короткая, расчетливая очередь уткнулась в живот растерявшегося кавалериста, бросив того наземь.

А германские сапёры уже защелкали затворами карабинов, досылая патроны в казенник, первые выстрелы уже раздались с их стороны…

Скорее всего, пулеметный расчёт прикрытия и пришедшие в себя «пионири» добили бы головное отделение кавалерийской разведки. Но тут отчаянно лязгая металлическими траками гусениц, на перекрёсток выскочил танк БТ-7! Головной машиной командир роты Андрей Кругликов пустил «бэтэшку» Михаила Вороткова, лучшего в батальоне наводчика, практически снайпера… Младшего лейтенанта Вороткова обучали командиры, прошедшие Испанию и сражавшиеся с немцами — да и сам Миша был слеплен из другого теста. Решительный и отчаянно желающий отличиться, в считанные мгновения он задрал орудие до предела вертикальной наводки — и мгновенно нажал на педаль спуска, послав в сторону вражеского расчёта фугас.

Лязгнул казенник, выплюнув стреляную, воняющую тухлыми яйцами гильзу:

— Есть попадание! Ещё осколоч…

Налившаяся малиновым свечением болванка врезалась в башню «бэтэшки» одновременно со звуком выстрела противотанковой «колотушки». Немцы стреляли с пятисот метров, компенсируя малый калибр лёгкой пушечки отличной оптикой и мастерством натренированного наводчика! Но болванка угодила в массивную маску пушки, с силой тряхнув заглохший от удара танк… Заряжающего с силой швырнуло назад, едва не свалился с сиденья мехвод — а командира треснуло лицом о панораму, отчего из разбитого носа тотчас полила кровь.

Но разминувшийся со смертью младший лейтенант, мгновенно осознавший, что случилось, не обратил никакого внимания на резкую боль в носу — лишь подстегнувшую инициативного командира:

— Леха, заводи танк, назад сдавай! Сашка, осколочный, бегом!

— Есть!

— Врете гниды, не возьмёте!