Дамочкам наплевать - Чейни Питер - Страница 4

Плотно зашториваю окна и только потом включаю фонарик.

Я не ошибся: это комната женщины. На спинку кресла небрежно брошена накидка, а вдоль стены выстроилась рядами модная и дорогая обувь. Сомневаюсь, чтобы вы видели такую. Ребята, зрелище стоящее. Тут и кожаные туфельки на высоком каблуке, и туфли для вечерних приемов – сплошной атлас и крепдешин. С ними соседствуют начищенные коричневые сапожки для прогулок, сапоги для верховой езды и сатиновые домашние тапочки с открытой пяткой в розовом цвете, при взгляде на которые холостяку захочется оказаться в одной постели с их обладательницей. Говорю вам, обувь у этой дамочки – что надо. Сразу понимаешь: вкусом она не обделена. Если у нее и гардероб такой, не удивлюсь, узнав, что она постоянно привлекает к себе мужское внимание.

Верчу головой по сторонам. Где же эта умная особа прячет свои бумаги, да так, чтобы их не нашли? Естественно, если кто-то вздумает их искать. Одно из двух: либо она постоянно носит их с собой, либо хранит в таком месте, заглянуть в которое ни один смышленый парень не додумается.

В углу вижу столик, а на столике – груду книг. Беру самую верхнюю, начинаю листать. Обыкновенная книга. Затем беру вторую. Тоже ничего необычного. Добираюсь до четвертой – сборника поэзии в кожаном переплете. Предчувствие меня не обмануло! Кто-то вырезал нишу толщиной с полсотни страниц и засунул туда пачку писем. Вытаскиваю их, бросаю взгляд на первый конверт и улыбаюсь во весь рот. Письмо адресовано Грэнворту Эймсу в апартаменты «Кларибель», находящиеся в Нью-Йорке.

Похоже, я поймал Генриетту на горячем. Письма убираю в карман, книги кладу на место. Покидаю спальню дамочки, защелкиваю замок и спускаюсь вниз. По привычке оглядываюсь, не следит ли кто. Никого. Я здесь один.

Выхожу тем же путем. Замок на задней двери тоже защелкивается, а потому следов моего визита не останется. Сажусь в машину, намереваясь ехать прямиком в Палм-Спрингс, но спустя мили три решаю еще раз заглянуть на асьенду «Альтмира» и проверить, как там все крутится-вертится.

Через пятнадцать минут я уже там.

Неоновая вывеска погашена. Внутри темно. Правда, из щелки между ставнями на окне второго этажа пробивается свет.

Дергаю входную дверь. Заперта. Вспоминаю о широких окнах с проволочными сетками. Подхожу к ним. Окна тоже заперты, но с ними возни меньше, чем с дверями, и вскоре я открываю окно и проникаю внутрь.

Луна стоит высоко в небе. Над барной стойкой есть окошко, и лунный свет оттуда разливается по поверхности стойки.

Закрываю окно, впустившее меня, и крадусь по полу. Почему крадусь, а не иду нормальным шагом – сам не знаю. Странно, что заведение закрылось столь быстро. Когда я отсюда уходил, казалось, посетители настроены веселиться до рассвета.

Подхожу к эстраде музыкантов и осматриваюсь. Отсюда мне видна лестница, ведущая на галерею. Лунный свет падает на нижние ступеньки. Там что-то блестит. Нагибаюсь, поднимаю. Это серебряный шнурок, украшавший шелковую рубашку Сейджерса. К шнурку прилип кусочек шелковой ткани. Такое ощущение, что его отрывали с мясом.

Шнурок я рассматривал при свете фонарика. Гашу фонарик и снова оглядываюсь по сторонам. Никаких звуков. Нет, наверх я сейчас не пойду. Тихо иду вдоль стен, дергая ручки дверей. Двери здесь повсюду, я пропускаю лишь те, что ведут из здания, поскольку за ними ничего нет и быть не может.

Перелезаю через барную стойку. Там тоже есть дверь. Возможно, она выводит на другую лестницу, соединяющуюся с галереей. Дверь заперта. «Волшебный ключик» отпирает и ее. Попадаю в кладовую. Снова включаю фонарик. Кладовая – квадратное помещение, длина стен не превышает пятнадцати футов. Она плотно заставлена ящиками с винами и виски. Пол завален пустыми бутылками. Помимо ящиков, вижу два больших ледника.

Подхожу к первому, распахиваю дверцу. Внутри навалено мешков. Во втором леднике обнаруживаю труп Сейджерса. Его тоже запихнули в мешок, согнув тело, насколько это оказалось возможно. Пуль он схлопотал немало. Похоже, решил свалить, не дожидаясь утра. Сейджерса засекли, дважды выстрелили по ногам, три раза в живот, с близкого расстояния. На рубашке видны следы от пороховых ожогов. Кто-то сорвал серебряный шнурок и разодрал ему рубашку.

Возвращаю труп в ледник и захлопываю дверцу. Выбираюсь из кладовой, запираю дверь и наливаю себе приличную порцию. Опрокинув ее, ухожу тем же путем.

Сажусь в машину и еду в Палм-Спрингс.

Ночь жаркая, душная, но Сейджерсу сейчас прохладно.

Глава 2

Сведения выплывают наружу

Итак, у меня есть письма.

Когда до Палм-Спрингс остается миль десять, сбрасываю скорость. Закуриваю сигарету и начинаю соображать. Расклад такой: мне сейчас невыгодно поднимать шухер из-за ухлопанного Сейджерса. Если я это сделаю, то сам себе подгажу и во всей этой истории с фальшивыми ценными бумагами не продвинусь ни на шаг.

Кто бы ни хлопнул Сейджерса, он явно подсуетится и еще до рассвета где-нибудь закопает труп. Замести следы проще простого. Если Сейджерс толкнул им предложенную мною легенду насчет дальнего родственника из Ариспе, оставившего ему наследство, все решат, что он уехал в Мексику. Может, иные дамочки и посетуют, что им теперь не с кем танцевать, но вряд ли кто-то будет всерьез горевать об исчезновении платного партнера. Похоже, теперь мне самому придется побеседовать с начальником местной полиции, рассказать об убийстве Сейджерса и попросить не соваться на асьенду, пока я сам разнюхиваю делишки в том змеюшнике.

Достигнув главной улицы, останавливаюсь у ближайшего фонаря, достаю письма и начинаю читать. Их всего три, написаны прекрасным почерком, с равными пробелами между словами. Читать такой почерк не только легко, но и приятно.

Первое письмо отправлено из отеля города Хартфорда в штате Коннектикут, датировано 3 января.

Второе письмо отправлено из того же отеля, через пять дней.

Третье письмо совсем короткое и послано 12 января, через четыре дня после второго, уже из Нью-Йорка.

Убираю письма в карман и закуриваю новую сигарету. Эти письма – наглядное подтверждение известного утверждения, что события не всегда таковы, какими кажутся. Вплоть до недавнего времени никто не сомневался, что, когда Грэнворт Эймс простился с жизнью, Генриетта Эймс находилась в Хартфорде. Однако третье письмо доказывает обратное. В день гибели мужа Генриетта находилась в Нью-Йорке, требовала встречи с ним и угрожала крайними мерами.