Художник из 50х (СИ) - Симович Сим - Страница 21

К вечеру проект был готов. Гоги убрал доски в угол, сложил инструменты. Завтра начнёт воплощать задуманное.

— Мастеришь? — спросил Пётр Семёнович, заглянув в комнату.

— Мебель буду делать. Обстановку менять.

— Сам? А не проще купить готовую?

— Готовая — безликая. А я хочу, чтобы каждая вещь характер имела.

Пётр Семёнович покачал головой, но ничего не сказал. Уходя, бросил:

— Художники — народ странный. Им всё не как у людей подавай.

А Гоги сидел у окна и представлял, какой станет комната через месяц-другой. Шкаф с резными дверцами, полки с книгами, удобное кресло у окна. Уют, созданный собственными руками.

Не роскошь — просто красота в повседневности. Среда, которая будет настраивать на творчество, помогать думать и мечтать.

Дом должен быть не просто укрытием, а продолжением души. Местом, где хочется жить, а не выживать.

И он сделает такой дом. Обязательно сделает.

Утром Гоги начал работу над шкафом. Разметил доски, проверил размеры по чертежу. Пила входила в дуб тяжело — твёрдая древесина требовала терпения. Но каждый распил получался ровным, без сколов.

Первым делом — каркас. Боковые стенки, дно, верх, задняя стенка. Соединения делал шипами — надёжно, без единого гвоздя. Древние плотницкие традиции, когда мебель служила веками.

Рубанок снимал стружку длинными лентами. Дуб становился гладким, шелковистым. Приятно было чувствовать, как грубая доска превращается в благородную деталь мебели.

— Что строишь? — поинтересовался Николай Петрович, заглянув в окно.

— Шкаф. Для одежды.

— Сам делаешь? Дело хорошее. Мой дед тоже столяром был, всю мебель в доме сам мастерил.

К полудню каркас был готов. Гоги собрал его насухую, проверил геометрию. Всё сошлось идеально — ни зазоров, ни перекосов. Можно было клеить.

Столярный клей варил на примусе. Варево пахло рыбой, но держало крепко. Промазал соединения, собрал каркас, стянул струбцинами. Теперь нужно было ждать — сутки на высыхание.

На следующий день принялся за дверцы. Рамочно-филёнчатые, в старинном стиле. Тонкие рамки из дуба, филёнки из сосны. Сложная работа, требующая точности.

Филёнки хотелось украсить резьбой. Но какой? Советские символы здесь неуместны. Цветы и листья банальны. Нужно что-то нейтральное, но поэтичное.

Вспомнил японские мотивы. Ветви сакуры? Слишком экзотично. Бамбук? Тоже не наше. А вот берёзовые ветви — самое то. Русское дерево, но в восточной стилистике.

Набросал эскиз. Тонкие ветви изгибаются по диагонали филёнки. Листья редкие, стилизованные. Пара птичек на ветках — не детально, а намёком.

Резьба шла легко. Тонкий нож входил в сосну как в масло. Ветви получались живыми, естественными. Листья — каждый со своим характером. Птички — едва намеченные силуэты.

— Красиво! — восхитилась Нина, заглянув к нему. — Как настоящие ветки.

— Спасибо. Хочется, чтобы мебель была не просто функциональной.

— А можно помочь? Я умею шкурить.

Гоги дал ей наждачную бумагу. Нина старательно обрабатывала детали, убирая малейшие неровности. Работали молча, но рядом друг с другом. Приятно было чувствовать участие.

К концу недели шкаф был готов. Гоги покрыл его морилкой — тёмно-коричневой, подчёркивающей текстуру дуба. Потом воском, отполировал до блеска.

Резьба заиграла на солнце. Берёзовые ветви словно шевелились на ветру. Птички готовы были вспорхнуть. Простой растительный орнамент, но какой живой!

— Произведение искусства, — сказал Василий Иванович, оценив работу. — У моего деда такая мебель была. Ещё до революции делали.

— А петли где возьмёшь? — спросил Пётр Семёнович практично.

— Куплю в скобяной лавке. Латунные, красивые.

Установка заняла целый день. Нужно было точно подогнать петли, врезать замки, отрегулировать дверцы. Но результат стоил усилий.

Шкаф встал в углу как влитой. Не громоздкий, но вместительный. Резные дверцы притягивали взгляд, но не утомляли. Благородная мебель, сделанная с душой.

Гоги повесил в него свою одежду. Костюм, рубашки, пальто — всё аккуратно разложил по полкам. Теперь вещи имели достойный дом.

— Совсем другое дело, — сказал он, любуясь результатом.

Комната сразу изменилась. Появился центр композиции, благородная доминанта. Не мебель, а произведение прикладного искусства.

Соседи приходили посмотреть. Хвалили работу, удивлялись мастерству. Кто-то даже заказы предлагал — сделать что-то и для них.

— Подумаю, — отвечал Гоги. — Сначала себе обстановку закончу.

Но внутренне уже планировал следующие проекты. Комод с ящиками, книжные полки, кресло у окна. Каждая вещь — с характером, с душой.

Мебель своими руками — это не просто экономия. Это способ создать вокруг себя мир красоты. Среду, которая радует глаз и вдохновляет на творчество.

А резные берёзовые ветви будут каждый день напоминать — в жизни должна быть поэзия. Даже в самых простых, бытовых вещах.

В воскресенье утром к Гоги постучали. За дверью стоял Щусев — усталый, с папкой чертежей под мышкой. Обычная интеллигентская уверенность куда-то исчезла.

— Алексей Дмитриевич! Проходите, проходите. Чай будете?

— Спасибо, не откажусь. — Щусев сел на единственный стул, положил папку на стол. — У меня к вам дело, Георгий Валерьевич. Деликатное.

Гоги поставил чайник на примус, достал лучшую посуду.

— Слушаю.

— Видите ли, я работал над проектом. Дворец культуры в новом районе. Два года чертил, считал, согласовывал. — Щусев открыл папку, показал листы. — А вчера комиссия отклонила. Сказали — слишком… изысканно.

Гоги посмотрел на чертежи. Действительно красивое здание — классические пропорции, благородная архитектура. Колонны, фронтоны, изящные детали. Дворец в полном смысле слова.

— И что теперь?

— А теперь строить будут типовой проект. Коробку бетонную с прямоугольными окнами. — Щусев горько усмехнулся. — Дёшево и сердито.

Чайник закипел. Гоги заварил чай, разлил по стаканам.

— А я при чём?

— Хочу сохранить проект. Не на бумаге — на холсте. Чтобы люди увидели, каким мог быть этот дворец. — Щусев внимательно посмотрел на него. — Вы умеете делать гравюры?

— Пробовал. Получается.

— Тогда вот моя просьба. Сделайте гравюру по моим чертежам. Не техническую, а художественную. Чтобы здание жило, дышало.

Интересная задача. Превратить архитектурные планы в произведение искусства. Показать красоту несуществующего здания.

— А сколько заплатите?

— Сто рублей. И ещё пятьдесят, если получится хорошо.

Полторы сотни за гравюру — очень достойно. Гоги кивнул.

— Договорились. Когда нужно?

— Через неделю. У меня будет встреча с… влиятельными людьми. Может, удастся переубедить.

Щусев развернул главный чертёж — фасад здания. Гоги изучал пропорции, детали, общую композицию. Красивая архитектура, но как передать её на бумаге?

— А в каком стиле делать? Классическая гравюра или что-то современное?

— На ваше усмотрение. Главное — чтобы впечатляло.

После ухода Щусева Гоги ещё долго рассматривал чертежи. Дворец культуры получался величественным — достойный храм искусств. Жаль, что такие проекты считают слишком роскошными.

Он достал медную пластину, инструменты для гравировки. Техника сложная, но результат того стоит. Линии получаются чёткими, детали проработанными.

Начал с общих контуров. Здание вписал в композицию так, чтобы подчеркнуть его монументальность. Перспектива снизу, небо с облаками, деревья для масштаба.

Работал по вечерам, при свете керосиновой лампы. Резец снимал тонкие завитки металла, прорезая линии разной глубины. От тонких штрихов для неба до глубоких борозд для теней.

Колонны вырезал особенно тщательно. Каждая с капителью, каждая со своим характером. Фронтон украсил барельефом — аллегорическими фигурами, символизирующими искусства.

— Что делаешь? — спросила Нина, заглянув к нему.

— Гравюру. Дворец культуры, который не построят.