Отец на час. Работает спецназ (СИ) - Коваль Лина - Страница 53

— Просто… нормально? — смеется.

— Не надо было, — ворчу по-стариковски. — Дорогой подарок вышел. Больше такие не дари. Не приму. Услышала?..

Она задирает подбородок и тоже, кажется, планирует мое удушение.

— Я тебе что, новобранцы твои?.. — сердится.

— Блядь, — ржу в потолок. — Где-то я сегодня уже слышал…

— Но тебе хоть нравится, Влад? — обижается. — Я ведь старалась, выбирала то, что тебе бы и правда понравилось. Это же как игрушка для взрослых мальчиков. Консультант в салоне очень хвалил, говорил, что любой рыбак или охотник в восторге будет. А ты «дорого, дорого». При чем тут это?..

— Не психуй. Нравится, конечно. Да я в ахере!.. — окончательно ей сдаюсь и, разглаживая по часовой стрелке шелк на ягодицах, рассказываю. — И мужики заценили. Все прокатились, все сказали, что у меня жена лучшая.

— Так уж и все?..

— Тимур, Антоха, Серега, Костя, Микула — все.

— Ну… хорошо, — смягчается Федерика и трется носом о мое небритое лицо. — Еще бы с Машей нам поговорить. Она ведь из комнаты так и не выходит.

Проблема…

— Ладно, — призывно шлепаю мягкое бедро и, дождавшись пока она встанет, поднимаюсь сам. — Пойду на ковер к нашей принцессе. И с королями такое бывает…

— Иди-иди. И будь с ней помягче, Влад. Она ведь… девочка…

— Да я с ней всю жизнь гуттаперчевый. Куда уж мягче?..

— Я знаю, но все равно — помягче, Владь.

— Разберемся. Нежные все!.. — иду на выход.

Опять ворчу, получается?.. Вообще, часто за собой это замечаю. Старый стал.

Три раза постучавшись, тихо спрашиваю:

— Маш, можно?..

Молчит.

Приоткрываю дверь настолько, чтобы не снести ее личные границы к херам. Кто их вообще придумал и когда? До сорока лет ничего такого не слышал.

— Маш?..

— Что? — доносится грубое с кровати.

Заглядываю.

— Я там рыбу привез с Волги. Живую. Пойдешь смотреть?..

— Пойду, — она поднимается и пальцами вытирает раздутое от слез лицо.

— Я… я тебя внизу подожду… — сипло говорю.

Слетаю с лестницы и хожу из угла в угол.

В моей груди кто-то сильно виноватый раздувает огромный шар. Перегнул, наверное. Я хреновый отец. Каким был, таким и остался. С одиннадцатилетним ребенком поговорить нормально не могу.

— Я готова, — Маша невозмутимо спускается, по пути застегивает спортивную кофту. — Ну? И где там твоя рыба?.. — зрачки совершают почетный круг и закатываются.

— В багажнике, в гараже, — иду на улицу.

По разложенной на газоне палатке пробегает Каринка. Кстати, после шестых родов перевязанная.

Открываю ворота, включаю свет и расстегиваю замок на рыболовном кане.

— Вот. Рыба, Маш!.. — отхожу подальше, чтоб посмотрела.

Она, гремя шлепками, подходит ближе и, ухватившись за крышку багажника, привстает на носочки.

Тянется, но дотянуться еще не может. Потому что мелкая.

— Иди сюда, подросток, — не выдерживаю и подхватываю ее на руки.

Машка легкая, но уже не как одно перышко, а как целая подушка из них.

— Папа, — недовольно произносит, но хватается за мою шею и заглядывает в кан. — Я просто небольшого роста, а так-то уже взрослая…

— Напиши там своим, в ВОЗ-то. Чтоб и роста тебе, если что, поднакинули…

— Папа, — теперь смеется. — Какие они красивые. Это карасики?

— Карасики и ерши.

— А мы их отпустим?..

— Вообще, я думал, скормить их Каринке.

— Зачем Каринке? — пугается. — Надо их отпустить, пап.

— С ночевкой к Мирке? — смеюсь, а она снова дуется. — Ладно уж. Съездим завтра, отпустим.

Машка поворачивается и смотрит в глаза.

— Вместе?..

— Вместе, Маш.

— Круто.

— Ты прости меня. Я тебе нагрубил, но это все для твоего же блага.

Тут же улавливает, что даю слабину.

— Просто Мирка, она ведь… — тараторит и третья за вечер обнимает за шею так, будто планирует мое удушение.

— Я тебя все равно не отпущу, — одергиваю и, выключив свет, несу Машку в дом, пока она раскидывает шлепки и радостно визжит под адский треск моей сорокавосьмилетней спины.

— Папа, я тебя люблю, — говорит она, когда закрываю дверь ее комнаты. — Хоть ты и вредный. Все равно самый лучший!

— Я тебя тоже люблю, Маш. Спокойной ночи.

В состоянии полного удовлетворения обхожу дом и закрываю все окна, а затем все-таки заканчиваю с палаткой. Совесть не позволяет так оставить.

Когда возвращаюсь с улицы, носом улавливаю аромат своего счастья. Сложно сказать, чем именно пахнет… Просто нравится и хочется сюда возвращаться. С учений, на которые меня часто приглашают в качестве тренера, с рыбалки, из Ласточки, в которую мы так и ездим каждое лето. Всегда хочется вернуться сюда, подняться по лестнице, зайти в спальню и увидеть любимую женщину, которая все это воплотила в жизнь.

Федерика, с кем-то поговорив, убирает телефон на тумбочку и отбрасывает краешек одеяла, приглашает к себе. Глаза загадочно блестят в приглушенном свете от ночника.

Устраиваюсь рядом и крепко ее обнимаю.

— Бабушка значит!.. — посмеиваясь, сую руку под подол шелковой сорочки.

— Знаешь старый анекдот?.. — шепчет.

— Какой?

— Не так страшно спать с бабушкой… — она поднимает на меня лицо, и я замечаю, что ее лицо влажное от слез. — Как стать дедушкой!..

— И что это значит? — мое сердце пропускает глухие удары.

— Пашка родила… Ты теперь дедушка, Владислав Алексеевич!.. Поздравляю!..

Счастливо откидываюсь на подушку и, блаженно улыбаясь, пялюсь в потолок.

У всего есть начало и у всего есть конец. И да, мы не молодеем, но вот, в жизни наступает новый этап: наши старшие дети становятся родителями, Федерика - самой обворожительной бабушкой, а Отец получается... Дедом!..

Дедом!..

И я чертовски этому рад...