Отец на час. Работает спецназ (СИ) - Коваль Лина - Страница 28

— Федерика! — окликают сзади.

Легок на помине.

— Иди на хрен! — кричу.

Кира шикает на нас обоих и поскорее тянет меня на выход. Сразу уезжает: у нее сегодня еще два заседания.

На улице только-только прошел дождь. Воздух такой свежий и прохладный, что я дышу часто-часто. Вот только спокойствия это не приносит.

— Ты уволен, Попов. — Как чувствую, что он все еще тащится сзади.

— Ну че ты начинаешь, Побединская? Сама говорила, что работу и личное мешать — последнее дело.

— Есть вещи, которые не прощают, Андрей.

— Давай поговорим. — Он хватает меня за руку.

— Я хочу поговорить с Леоном

— Он не хочет сейчас с тобой разговаривать.

— Пусть скажет мне это в лицо, — не сдерживаюсь и, развернувшись на низких старушечьих каблуках, одергиваю длинную юбку. Все инструкции Киры я выполнила четко — никаких украшений и брендовых сумок.

Только вот судья на меня вообще не смотрела. Ей будто все равно.

— Не дави на него, — рассудительно просит Андрей, и выражение его лица смягчается. — Рика, ты сейчас должна успокоиться. Леону шестнадцать лет. Коля для него такой же отец, как и ты мать. Это всего лишь выбор мальчика.

— Я уверена, они заставили его принять такое решение. Сам бы он никогда не додумался.

Попов застегивает пуговицу на пиджаке и признается:

— Я разговаривал с ним перед тем, как прийти сюда. Наедине и без свидетелей. Рика, Леон сам захотел и знал, что ты будешь против. Он страшно скучает по отцу, а ты поселила в доме какого-то солдафона…

— Влад… Владислав Алексеевич не солдафон.

— Не прикидывайся, Леон все мне рассказал. У тебя с этим бывшим ментом шуры-муры.

— Шуры… что?.. — кажется, еще больше краснею. — При чем здесь это, Андрей?

— При том, — Попов разводит руками. — Тебе интереснее строить собственную жизнь, чем осознать, что человек в твоем доме явно лишний.

— Это бесполезный разговор, Андрей. Я не собираюсь во всем потакать подростку. Это неправильно. Существует вопрос безопасности, им занимается Влад. От Леона лишь требовалось относиться к нему вежливо.

— Подумай о том, чтобы освободить дом от левых мужиков.

— Ты забываешься, Попов, — просто нестерпимо хочется ему врезать.

— Серьезно!.. Иначе останешься без сына.

— Это мы еще посмотрим! — непримиримо возражаю. — Будь здоров.

Из здания суда выходят Коля и Леон. Сын, увидев меня, сразу отворачивается, а бывший муж обнимает его за плечи. Сев в машину, молча наблюдаю, как они что-то активно обсуждают и, скрывшись в автомобиле юриста Побединского, уезжают вместе.

Как только горящие стоп-огни скрываются за поворотом, я обессиленно падаю на руль и позволяю себе выплакаться.

На самом деле, ни одна мать к тому, что случилось со мной сегодня, не готова.

К этому просто невозможно подготовиться…

Я ожидала нож в спину от кого угодно, но только не от собственного сына.

Всю дорогу до дома меня трясет от несправедливости и подростковой жестокости. От Побединского я давно не жду ничего хорошего, а вот Лео действительно меня удивил и размазал.

Да, из всех наших детей он больше всего привязан к отцу. Хочется верить, что Коля не порвет эту хрупкую нить между ними. А еще мне хочется позвонить сыну и истерично кричать что-то вроде «Я потратила на тебя лучшие годы жизни, а ты?», но я не буду опускаться до такого.

В общем, безумно сложно оставаться во взрослой позиции, поэтому я окончательно решаю провалиться в детскую и, остановившись на обочине, звоню отцу.

— Федерика, тесоро мио[1], — папа тепло здоровается, и моя душа снова плачет.

— Привет, пап, — всхлипываю. — Как у вас дела?.. Как вообще… погода?..

Кусаю губы, чтобы сразу не разрыдаться, и слушаю довольно сухие ответы:

— Дела просто прекрасно, готовимся с мамой к отпуску на Сардинии... А вот погода… нас уже неделю заливает дождями… но что-то мне подсказывает, что ты, Федерика, позвонила сегодня не для этого.

— Леон решил жить с отцом, — выпаливаю, прикрывая глаза.

— И что тебя в этом смущает?..

— Ну, — опускаю голову набок, — помимо того, что он сделал это самым мерзким образом и не удосужился сказать мне в лицо…

— Какой низкий поступок. Я был о Леоне-Александре лучшего мнения, — строго, но дипломатично произносит папа.

Я киваю и даже улыбаюсь.

В этом весь мой отец.

Он никогда не говорит лишнего и всегда предельно аккуратен со словами и эмоциями. Работа послом научила его именно этому.

— Ты ведь знаешь, что Побединский хочет мой бизнес?

— Маскальцоне!..[2] — сердится.

— Мне кажется, он собирается использовать в этих целях наших детей. Начал с Лео… но есть еще Эльза и Маша.

— Думаю, ты зря беспокоишься. Сама говорила, что Маша об отце даже не вспоминает.

— А еще я переживаю, что у Леона сейчас сложный возраст, — продолжаю жаловаться. — Коля никогда не был внимателен к детям, а значит, наш сын будет предоставлен сам себе…

— Это заставит его повзрослеть экстерном, Федерика.

— А вдруг что-то случится? Впереди лето, ребенок будет брошен… Я так много планировала для него: загородный лагерь, поездку на море и к вам, конечно. А сейчас Леон даже разговаривать со мной не хочет. При этом Коля… вот он хороший!.. Это просто несправедливо, пап!

Отец долго думает перед тем, как философски произнести:

— Мутная вода никогда не заменит зеркала, Федерика, а бежать — не значит добежать. Понимаешь, о чем я?

— Надо ждать, да? — с облегчением вздыхаю, постукивая пальцами по рулю.

— Ты всегда была умницей!.. А твой сын немного эгоистичным.

— Сама знаю, но мне казалось, что его любовь ко мне сильнее.

Отец смеется, и от этого давно забытого звука на душе становится значительно теплее и светлее.

— Есть такая итальянская пословица: погода, мужья и сыновья — всегда такие, какими кажутся. Я сейчас пойду за свежим хлебом и не буду ждать от дождя, что меня он не тронет, но женщины любят представлять и такое.

— Да уж… А как мама себя чувствует?..

— Разгадывает свои кроссворды от деменции. Боится, что забудет, как быстро выводить меня из себя.

— Передавай ей привет, — широко улыбаюсь. — Как только я разберусь с судами… и вообще со всем, сразу приедем к вам.

— Мы всегда ждем. И позвони дяде Антонио, если будет совсем худо. Ты ведь знаешь, он хоть и «идиото», но мой вечный должник и очень влиятельный человек в Москве, поэтому всегда тебе поможет!..

— Знаю, пап, но я и сама справляюсь.

— Ты как стойкий оловянный солдатик, Федерика. Даже если останешься без ноги, ни за что не попросишь помощи.

— Не выдумывай. Пока, пап.

Вытерев слезы, барабаню пальчиками по лицу, чтобы спала лишняя краснота, а затем выезжаю на дорогу.

Открыв ворота, паркуюсь возле черного джипа и выхожу из автомобиля. Из дома доносится звук включенного телевизора. Какие-то очередные Машины мультфильмы. Пушистый догоняет и трется мордой о мою ногу.

Присев, кладу сумку на колени, обнимаю мохнатого головореза и тяжело вздыхаю.

— Вот так вот, — говорю грустно.

— Р-р-р.

— Ушел от нас Лео.

— Р-р-вя-у… — теперь более жалобно.

Отстраняюсь и почесываю холку. Пушистый смотрит на меня грустно и, резко подавшись вперед, вылизывает лицо.

— Никогда бы не подумала, что смогу полюбить такого здоровяка, — смеюсь, пытаясь встать. — Пусти-и!..

Зайдя в дом, закидываю подальше ненавистные туфли, чтобы больше никогда их не видеть, и иду на кухню.

— Привет всем.

— Привет, мам.

— Мамочка плишла, — хлопает в ладоши Маша.

А чумазая какая!.. На столе открытая банка с шоколадной пастой, но сейчас нет никакого желания ругать Влада за нарушение режима. Сил вообще ни на что нет.

— Тихо ты, варежка, — грозно велит спецназовец тявкающей Джес, развалившейся у него на руках, и внимательно смотрит на меня. — Что-то случилось?..

Помотав головой, беру стакан и наливаю себе воду.

— А где Леон, мам? Я ему звоню-звоню, а он мне не отвечает.