Мёртвые души. Книга 1 и Книга 2 (СИ) - Аверьянов Евгений - Страница 4

Возможно, он не успел дописать.

Я долго сидел и смотрел в одну точку. Блокнот лежал на коленях, а в груди было пусто.

Холодная пустота.

Это место — не метафора. Это не терапевтический сон, не волшебная сказка. Это мясорубка.

Я встал, медленно.

Положил блокнот обратно в сумку. Повесил её через плечо.

И пошёл вперёд.

Теперь у меня была цель:

выжить, чтобы не стать ещё одним трупом на этом проклятом полустанке.

Сумерки подкрались незаметно. Тени деревьев растянулись, словно пытались дотянуться друг до друга, сцепиться пальцами и задушить остатки света.

Я брёл почти вслепую — устал, как после трёх ночей без сна. Тело гудело, как натянутая струна. Мысли путались, язык прилипал к небу. Хотелось лечь прямо здесь, под ближайшее дерево, и закрыть глаза. Навсегда, если честно.

Но инстинкт — тот, которому плевать на философию и самоанализ — нашёл спасение первым.

У подножия холма я увидел развалившийся деревянный навес. Дощатый каркас, кое-где крыша из гнилых досок и камней. Словно кто-то пытался когда-то построить тут сторожку или укрытие, но бросил на полпути. Или умер. Или его умерли.

Я не выбирал. Просто залез внутрь, пригнулся, устроился на куче сухой листвы и привалился спиной к стенке, которая ещё держалась. Сквозь щели пробивался последний свет, окрашивая лес в тускло-кровавые тона. Воздух тут был менее затхлый, пахло древесиной, мхом и усталостью.

Я закрыл глаза. И тут же понял, что не один.

Нет, никто не подошёл, никто не скрипнул доской. Просто… чувство. Как если бы на тебя смотрели. Не прямо, нет — сквозь.

Так смотрят мониторы. Так смотрит камера. Так может смотреть только нечто, что знает всё о тебе, но не считает нужным разговаривать.

Я глубоко вздохнул и, чтобы не сойти с ума, уцепился за последнее, что ещё держалось внутри:

"Это сон."

Просто очень странный, затянувшийся кошмар.

Может, у меня температура. Может, это алкоголь с чем-то был. Может, парень из бара оказался не просто сумасшедшим, а… чем-то другим.

— Утро наступит, — пробормотал я. — Проснусь. Одеяло, будильник, кофе… Всё это растворится.

Хотелось в это верить. Очень.

Но память упорно возвращала запах гнили, хруст веток под лапами зверя и тот взгляд пустого черепа.

Сон не оставляет послевкусие во рту. Не натягивает мышцы до боли.

Не делает тебя таким одиноким.

Я достал из сумки блокнот мертвеца и открыл на последней исписанной странице.

Почерк сходил с ума. Буквы шли вкривь и вкось, врывались друг в друга.

«Если читаешь это — значит, тоже в ловушке. Не верь голосам. Не верь, что ты проснёшься. Мы спим, только пока мертвы внутри. Пока не дерёмся. Пока не отказываемся. Как только начинаешь думать — начинается бой.»

Я закрыл блокнот.

Потом посмотрел на руки. Они дрожали. Не от холода — от живого ужаса, который я не мог полностью осознать.

Я, Игорь, инженер, ленивый, недовольный миром циник, попал в какой-то ад, устроенный как… испытание?

Месяц, говорил голос. Выжить. Тогда начнётся возрождение.

Но что это значит? Я не хочу никаких возрождений. Я хочу домой.

Я снова закрыл глаза.

Тишина. Только ветер царапает ветки, и где-то вдалеке ночной лес живёт своей, чужой жизнью.

И всё равно я надеялся:

Что проснусь. Что это не навсегда.

Что мир, каким бы он ни был фальшивым, всё-таки лучше, чем…

…чем этот.

Сон был беспокойным, рваным, будто мой мозг пытался перезапустить себя, но каждый раз что-то мешало.

Сначала я плыл в чёрной воде, над которой висела луна — израненная, будто кто-то пытался её сжечь. Потом я брёл по улицам родного города, и все прохожие были без лиц. Они смотрели на меня пустыми пятнами, искажёнными, как старые кассеты с замыленным изображением.

И вот я снова оказался в том же баре. Люди танцуют, переговариваются, но звуки искажены, как будто через воду. И посреди всего этого — он, бармен с живым взглядом. Он тянет ко мне руку, и я почти дотягиваюсь, почти…

Шорох.

Резкий, сухой. Где-то снаружи.

Я открыл глаза, и мир тут же ударил в лицо темнотой, чуть разбавленной тусклым лунным светом. Сердце заработало с удвоенной силой. Я не сразу понял, что разбудило меня, пока не услышал голоса.

— …где-то здесь был свет, пару часов назад.

— Значит, новенький. Мясо, — хмыкнул кто-то. — Если его не сожрали, можно урвать единичку.

Холод пробежал по спине, как будто кто-то ткнул мне в позвоночник ледяным пальцем.

Они говорят про меня.

Я даже не понял, когда затаил дыхание. Лёгкое шевеление в подбрюшье навеса — мышца на ноге непроизвольно дёрнулась, задевая сухую ветку. Я тут же замер. Звук был тихий… но тишина вокруг была ещё тише.

— Слышал?

— Что-то было. Пошли, осмотрим. Тут укрытие какое-то, точно не случайность.

Чёрт.

Я медленно повернул голову, взгляд метался, в поисках любого выхода.

Назад — склон, слишком открыто. Вперёд — узкий проём, но прямо в сторону голосов.

Слева — остатки стены, возможно, можно пролезть в щель между досками и корнями дерева.

Справа — мусор, сухие ветки, листья…

И чёрт побери, если я сейчас пошевелюсь, весь этот хлам зашуршит так, что разбудит весь лес.

Но сидеть — тоже гибель.

"Думай, Игорь, думай! Ты же всегда выруливал в самых паршивых ситуациях. Хоть и офисных."

Сердце колотилось в горле. Зубы сжаты, ладони мокрые. Я решил.

Влево.

Медленно, почти не дыша, я пополз, втягивая живот, вжимаясь в холодный грязный пол. Листья под телом хрустели, но я надеялся, что ветер за пределами укрытия прикроет звук.

Рука наткнулась на доску — острая щепка впилась в палец, но я даже не поморщился.

— Тут! — донеслось снаружи.

— Кровь. Кто-то поранился. Прямо свежая.

Быстрее.

Я с усилием вдавил себя в щель между остатками стенки и массивным корнем. Места почти не было — сырость, гниль, плесень, но это было спасение. Я прижал голову к земле и затаился, надеясь, что теперь хоть дышать незаметно.

Голоса приблизились. Кто-то зашёл внутрь. Я слышал, как скрипит пол, как медленно, уверенно топают по доскам сапоги.

— Пусто.

— Может, зверь сожрал. Кровь есть, тела — нет.

— Жаль. Новички — лёгкая добыча.

— Ладно. Пошли. Монстры ночью шастают, не хочу быть их ужином.

Топот удаляется. Шаг. Другой.

Долгие секунды — и снова только лес, ветер и больно стучащее в висках сердце.