Шум дождя (СИ) - Ру Тори - Страница 2

Спустя месяц бесцельных блужданий по комнатам папа отправил Анне цветы, нацепил галстук и сделал ей предложение по видеосвязи.

Вот так мы и оказались в этой точке времени и пространства.

Словно уловив, что я о ней думаю, новая мама тут же звонит:

— Ребят, как вы там? С нетерпением ждем. Варенька, ты с какой начинкой вареники предпочитаешь? — из динамиков раздается ее участливый голос, но от слуха не ускользает язвительный смешок Лизы на фоне.

— Солнце, не заморачивайся! С любой! — вместо меня отвечает папа, а я незаметно показываю воображаемой сводной сестре средний палец.

3

Огромный город внезапно выныривает из-за холма и тут же перегружает зрение закатными бликами, искрами фонарей, разноцветными глазками светофоров, яркими огнями фар, неоновыми витринами и подсветкой административных зданий. Вечереет, черная густота парков и скверов наползает со всех сторон и превращает улицы в сказочный, населенный колдунами и духами лес. Мы медленно въезжаем в него, и от мрачной, но интригующей атмосферы перехватывает дыхание.

Да, я уже бывала в этом городе, но раньше он меня не впечатлял. И он еще долго будет для меня новым — я плохо ориентируюсь в пространстве, не запоминаю маршруты, до одури боюсь подвыпивших мужиков, шумных скоплений молодежи, тихого ночного дождя и летних гроз…

Если существуют «домашние» дети, то я выросла буквально в тепличных условиях. До седьмого класса бабушка каждый день провожала меня в школу и после звонка встречала у ворот. Прежние одноклассники относились ко мне никак: не обращали внимания, но и не доставали. Уверена: в сентябре они даже не заметят моего отсутствия и не вспомнят имени.

Меня устраивала такая жизнь: вечера в компании книги или скетчбука, занятия в художке, подготовка к проектам, участие в олимпиадах.

Но однажды, когда мне исполнилось пятнадцать с половиной, в груди засело ноющее, навязчивое томление, похожее одновременно на тревожное предчувствие, на мандраж перед экзаменом, на ожидание любви и на уверенность, что она обязательно придет. К маю оно превратилось в наваждение, и с наступлением каникул стало нестерпимым.

Мне вдруг тоже захотелось бродить по летним улицам за ручку с кем-то невероятным, улыбаться ему, любить его, заглядывать в глаза и нарушать правила. Мне сотни раз снился его звонкий смех, до мурашек приятный голос и горячий, опьяняющий парфюм с запахом соли и солнца, но в моих снах у парня не было четкого лица.

Этим летом эмоции бушуют, как ураган, но я до сих пор одна — одна настолько катастрофически, что это невозможно вообразить. Стыдно признаться: до сегодняшнего дня я рассказывала секреты только голубю, и у меня лишь папин номер в списке контактов.

Поток машин останавливается в ожидании зеленого разрешающего сигнала, и впереди открывается вид на величественное здание с рядами колонн и множеством ступеней. Судя по барельефам на фронтоне, это — местный театр. На лавочках у фонтана обнимаются влюбленные парочки, дети бегают по мраморным бортикам и визжат, а пожилая полноватая тетенька в серебристом платье и ажурной шали кормит хлебными крошками стаю сизых голубей. Внезапно она оборачивается, пристально на меня смотрит и приветливо машет рукой в белой митенке.

Городская сумасшедшая — таких и в наших краях было много. Но я всегда им сочувствовала, помогала перейти дорогу и даже выслушивала, вот и сейчас поднимаю руку и машу ей в ответ.

Тут так торжественно и красиво, что хочется плакать, и я мысленно умоляю провидение послать мне компанию по интересам, преданного и смелого друга, занятие по душе и силы стать лучше — только бы не тухнуть летние каникулы и всю оставшуюся жизнь в четырех стенах. В голове снова возникают образы белой птицы, большой высоты, необъятного неба…

Историческая часть города резко заканчивается, и я разочарованно провожаю взглядом старинные особнячки, новоделы и памятники советской эпохи. Мы въезжаем в микрорайон исполинских однотипных новостроек, и из достопримечательностей здесь — голый асфальт, только что высаженные, но уже сухие деревца, пластиковые детские горки и строительный мусор на газонах.

У ближайшего подъезда маячат две фигуры, и я безошибочно узнаю нарядную, яркую Анну и долговязую мрачную Лизу.

Анна на пять лет старше папы, но он говорит, что она потрясающе красивая, роскошная и умная, и возраст не имеет значения. У меня нет причин с ним не соглашаться. Пусть я не разбираюсь в женской красоте, но талантливых людей уважаю. А она — большой талант: создает жутковатые картины с городскими пейзажами, ведет курсы живописи онлайн и работает в государственном музее истории и искусств. В позапрошлом году бабушка подарила мне на день рождения ее курсы. Именно Анна успокоила встревоженного папу, рассказав об известных художниках, которые, как и я, специализируются лишь на одной определенной тематике и изображают только горы, только море, только… котиков. И имеют признание критиков и ценителей.

А еще Анна круто поет, замечательно готовит и заразительно хохочет, и, когда она рядом, что-то в моей груди оттаивает и искренне тянется к ней.

Папа расцветает в улыбке, но Лиза надменно фыркает, и я глотаю кислый комок досады.

Мне хватило нескольких визитов сюда, чтобы понять: вытерпеть выходки Лизы временами бывает слишком тяжело.

Наш с ней стайл мог бы быть похожим, но я одеваюсь в черное для того, чтобы быть незаметной, а она — чтобы эпатировать и агрессивно привлекать внимание. В ее обществе я теряюсь, становлюсь невыносимо тупой, не просекаю, когда она шутит, а когда пытается побольнее задеть. Она взрослая, самостоятельная и самодостаточная. Ей уже восемнадцать, она учится в художественно-реставрационном колледже, куда я мечтала поступить и куда, с моей травмой, путь мне теперь заказан.

Вытряхиваюсь из машины, дежурно обнимаю Анну, киваю Лизе, но не удостаиваюсь взаимности и, дождавшись, когда папа и его жена разомкнут крепкие объятия, вслед за ними ныряю в темный подъезд.

***

Новая квартира состоит из двух просторных жилых помещений, кухни, ванной, санузла и балкона. Я еще из прихожей замечаю в ближайшей спальне свои коробки и сумки вперемешку с чужими, и тяжко вздыхаю: кажется, мне предстоит стоически делить комнату с Лизой.

Наши родители, смеясь и краснея, подтверждают самые худшие опасения:

— Девочки, вы уж сами разберитесь, кто и где расположится! — плотно прикрывают за собой дверь и оставляют нас одних.

Лиза по-хозяйски направляется к одной из кроватей, окидывает меня убийственно хмурым взглядом, расстегивает рюкзак с пожитками и цедит через губу:

— Какого лешего вам с Евгением не сиделось дома? Мне из-за этого переезда теперь придется и к друзьям, и в шарагу на автобусе добираться.

— А я своих вообще больше никогда не увижу, — я пытаюсь ее подбодрить, но фраза звучит как начало спора, и Лиза криво усмехается:

— Типа, они у тебя были…

Мне нечем возразить.

Опускаюсь на мягкий ковер, распахиваю створки шкафа и молча разбираю привезенные коробки. Их содержимое горько и сладостно пахнет домом, и я изо всех сил креплюсь, чтобы не завыть.

У меня мало вещей — все, что имело значение, осталось в прошлом, а будущее похоже на белый лист. Мой угол напоминает больничную палату или гостиничный номер, зато Лиза завешивает свою половину мрачными плакатами и гирляндами в виде тыкв, старательно расставляет на стеллажи книги и акриловые статуэтки персонажей компьютерной игры, водружает на стол графический планшет. Очень скоро она обо мне забывает — плюхается на кровать, с кем-то оживленно переписывается и шепотом отправляет голосовые.

Я ни раз мониторила ее страницы в соцсетях и осведомлена, что у Лизы много друзей и даже есть парень. Может, она познакомит с ними и меня? Да, они старше, и я не вызову у компании интереса, но и позорить сестру не буду. Погуляю рядом, послушаю разговоры, посижу в сторонке и не открою рта…