Гнездо неприкаянных - Медведева Марина - Страница 4

– Смотри, какие чашки я нашла, – хвасталась она Асе. Толстый палец, перетянутый золотым кольцом, словно тугим поясом, указывал на грязноватые голубые чашки с золотым ободком. Чашки стояли в мойке и явно готовились принять пенный душ. – В соседнем доме старуха умерла. Наследники, не разбирая, все вещи выбросили на мусорку. Ну, я и выбрала себе, что получше.

Голос Эльвиры дрожал от волнения. Поиск и добыча «добра» всегда вызывали у нее сильные чувства. Ася подумала, что для Эльвиры оргазм – в ее находках, в удачных покупках с большими скидками, в сбереженных вещах и продуктах. Эльвира вела строгий учет каждого потраченного рубля и экономила на чем только можно. И с радостью принимала от соседей «подарки» – поношенную одежду или излишки продуктов.

– У миксера кнопка заедает. Жми осторожно, не сломай. А то новый купишь, – она вытащила из-под стола потрепанную, но бережно склеенную коробку и достала старый миксер. Ася с сомнением взглянула на «древний» агрегат – сдюжит ли?

– И кусок торт принеси. А лучше сделай два. Один себе, другой – мне. Я же знаю, что продукты у тебя вечно портятся, и ты их выбрасываешь, – упрекнула ее Эльвира.

Ася смутилась. Она постоянно забывала, что у нее в холодильнике и порой покупала лишнее. Хозяйка из нее была никудышная. И это ее совсем не расстраивало. Для кого готовить? Одна ведь живет. Она сказала «спасибо» и побежала к себе.

Эльвира осталась одна и решила вернуться к портьерам, но по дороге глянула в зеркало. И злобно нахмурилась. Дал ей черт такую натуру! Нет, чтобы, как Аська – стройная, рыжая, легкая. Или Венерка Неверова – горячая, фигуристая. Эльвира же была сто с гаком кило и невысокого роста. Походила на буханку хлеба. Вроде, ест, как котенок, а не худеет. Сколько раз на диетах сидела – не счесть. Кило сбросит, два наберет. Плюнула и стала есть без оглядки. Все равно никто не посмотрит.

Да ведь не всегда так выглядела. Эльвира тяжко вздохнула. В двадцать была хоть и невысокой, но стройной, ладной. Вот только красивой ее и тогда не считали. Глаза маленькие, сидят глубоко, зато нос крупный, уродливый, словно с чужого лица пришлепнули. «В тебе, Элька, что и есть хорошего – это грудь и ноги», – твердил ее муж Павлик. По пьяни. Трезвый молчал и лишь иногда поглядывал с усмешкой. Характером Эльвиру не обделили. Могла так отлаять – любой уши прижмет. Теперь, к шестидесяти пяти, грудь и ноги ушли – превратились в нечто расплывчатое и толстое, а крутой нрав остался. И от того нрава доставалось всем, кто попадал на острый, как скальпель, Эльвирин язык. Особенно она невзлюбила Аську и Венерку.

Венерка живой в руки не давалась – орала, хоть уши затыкай. Зато Аська вечно пыталась сгладить углы, быть доброй и приветливой. И это бесило Эльвиру еще сильнее. Радовало лишь одно. У Аськи тоже мужика не было. Когда Аська здесь поселилась, Эльвира об этом первым делом узнала. Даже на сердце потеплело. Хоть и моложе, и красивая, а такая же неприкаянная, обделенная женским счастьем.

И живет одна, и подруги не ходят, детей нет и работает в музыкальной школе. Музыкалка – прозвала ее Венеркина дочка, языкастая Николь. Ясно в кого девка уродилась – в мать, сучку похотливую. Правда, Эльвира, как не пыталась, не могла разузнать, гуляет ли девчонка с парнями. Та, наоборот, вечно дома пропадала – пинком не выгнать. Но все еще впереди. Вот стукнет в будущем году шестнадцать, а там посмотрим. Мать-то и дня не может прожить без мужика. И орет так, будто ее насилуют. Даже окна не закрывает – бесстыдница.

Задумавшись, Эльвира не заметила, как закончила с портьерами и перешла к уборке в зеркальном шкафу с посудой. Эта работа не любила суеты и спешки. Эльвира осторожно – на уронить, вынимала каждый предмет, тщательно вытирала бархатной тряпочкой, отставляла в сторону. Соседи не понимали ее тяги к вещам, втихую посмеивались над Эльвириным «собирательством». Глупые! Проживут столько же и осознают, что память человеческая кроется в вещах. С каждой чашкой, фарфоровой фигуркой, серебряным ложками, маминой эмалированной кастрюлькой с алыми маками – со всем многообразным скарбом, что притаился в Эльвирином доме, как в пещере Али-бабы, связаны воспоминания. Аська как-то сказала, что ее вещи – крестражи. Что это – Эльвира не знала и не могла оценить иронию молодой соседки. Но почувствовала, что это слово означает нечто важное, драгоценное.

Два часа Эльвира переставляла, обтирала, обмахивала сокровища зеркального шкафа, затем аккуратно, не спеша вытерла стеклянные полочки и зеркало и составила все обратно. Шкаф благодарно блеснул чистыми стеклами.

Когда закончила, скрипнула дверь, и в квартиру просочилась рыжая Аська.

– Эля, я торт испекла, обмазала шоколадной сгущенкой. Будем чай пить?

Эльвира глянула на часы – стрелки показывали три пополудни. Она вспомнила, что в хлопотах забыла пообедать, и жадно уставилась на округлый коричневый Аськин торт.

– Чай можно, – кивнула она. – Только у меня шиповник заварен. В том году собирала. Лучше всякого чая. Иммунитет повышает.

– Пусть будет шиповник, – согласилась Ася. Она знала экономную натуру Эльвиры и спорить не собиралась.

За чаем, после двух кусков торта (коржи плохо поднялись – неумеха Аська рано вынула из духовки) разговор перешел на соседей. Ася жила в этом доме недавно, соседей знала плохо. И в лице Эльвиры обнаружила неиссякаемый источник явных и секретных сведений об окружающих. Сначала речь зашла об усопшем соседе Рудольфе.

– Интересно, кто его так ненавидел, чтобы убить? – задумчиво спросила Ася, глядя на бордовую жижу в своей чашке. Кажется, Эльвира уже не впервые заварила этот шиповник.

– Разве без ненависти не убивают? – хмыкнула Эльвира. – Может, Рудольф денег кому одолжил.

– Ты хочешь сказать: задолжал, – перебила Ася.

– Девочка моя, Рудик, царствие ему небесное, в долг не брал, а давал под процент. Чего, думаешь, к нему подозрительный народ косяками шел? То-то же! Я как-то пожаловалась, что телевизор хочу новый, но денег жаль, так он тут же предложил взаймы.

– Вот оно что, – протянула Ася и для вида слегка пригубила невкусный напиток. Смерть Рудольфа ее интересовала мало – она его почти не знала. Ася хотела расспросить Эльвиру совсем о другом. Точнее, о другой. Начала издалека:

– Я ведь недавно здесь живу, и соседей еще плохо знаю. Зато ты, Эля, наверняка уже со всеми перезнакомилась.

– А то! – фыркнула Эльвира, отрезая себе еще один кусок торта. – Как облупленных знаю. Сколько лет бок о бок живем.

– Вот, к примеру, семья Неверовых с первого. Какие они? – фальшиво-равнодушный голос не сбил с толку бывалую сплетницу Эльвиру. Они прищурилась и внимательно глянула на Асю. Та с невозмутимым видом клевала торт – отщипывала по маленькому кусочку и долго мусолила во рту.

– Костя архитектором работает. Неплохо зарабатывает. Венерка раньше в той же конторе терлась, секретаршей. Но потом сбежала – видно, так себе удовольствие – под началом у муженька работать. Теперь в спортивном клубе ошивается. Дочку по-дурацки назвала – Николь! Что за имя для девки? И не татарское, и не русское. Мать с отцом то ругаются, то в постели. А девка хитрая выросла. За всеми подглядывает. Как-то у квартиры Рудольфа ее застала. В замочную скважину хотела подглядеть.

– Странно! Зачем ей это? – удивилась Ася.

– Кто знает? В такой семейке и умом тронуться недолго. Мать за молодую себя считает. Красится ярко и одевается, будто ей двадцать. А самой уже сорок – уж мне-то не знать. Я же в доме старшая. Все паспорта видела. А Костя во всем им потакает.

– А чего ты вдруг о них спрашиваешь?

Эльвира пристально уставилась на золотистое, в веснушках, Асино лицо. Смотрела – будто раздевала взглядом, желала проникнуть вглубь, туда, где роились Асины мысли и прятались самые жгучие тайны.

– Вид у нее всегда такой гордый, здоровается – едва головой кивнет, – отбрехалась Ася.

– А что ты хотела? – хмыкнула Эльвира. – Ее мать с детства растила, как принцессу. Единственная дочь. Вот и вырастила – мнит себя королевой красоты.