По прозвищу Святой. Книга вторая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич - Страница 22

— Откуда ты знаешь, как я стреляю?

— Троих немецких разведчиков ты убил? Ты. К тому же я вижу, как ты с оружием обращаешься. Словно родился с ним.

— Лётчиков тоже учат стрелять, Егор. А хватаю я всё на лету, как ты уже понял. Талант у меня. Таким родился. Ну и жизнь многому научила. Я же беспризорничал, пока в коммуну не попал.

— Встречал я бывших беспризорников, — покачал головой Егор. — Они, спору нет, ребята хваткие, но с тобой не сравнить.

— Ещё раз спрошу. К чему все эти вопросы? Если подозреваешь, что я вражеский агент, то зря. На хера немецкому агенту кучка уставших красноармейцев во главе с таким же лейтенантом?

— Например, чтобы с их помощью попасть в дивизию, втереться в доверие к командованию, а потом подвести всех под монастырь. Что в данном случае означает завести к немцам, — сказал Латышев. — Как тебе версия?

— Никуда не годится, — отмёл Максим. — Зачем такие сложности? Попасть в расположение дивизии гораздо проще одному, чем тащить с собой вас всех. Ещё и двоих тяжелораненых в придачу. И потом. Ты же сам и твои люди видели воздушный бой, как меня сбили, и я выпрыгнул с парашютом. Видели или нет?

— Видели. Только откуда мне известно, что это именно ты спрыгнул с парашютом?

— Ага, — насмешливо продолжил Максим. — Это был переодетый в нашу лётную форму и с нашими документами пилот «мессера». Который на самом деле не пилот, а немецкий шпион, хорошо подготовленный агент абвера. Тонкий расчет. И своих разведчиков уже на земле он, то есть я, специально положил. Пожертвовал ими для большей достоверности. Так что ли, Егорушка?

Лейтенант молчал, насупившись. Он уже понимал, что наговорил кучу глупостей, но не знал как выйти из разговора, сохранив лицо.

— Короче, не выйдет из тебя контрразведчика, товарищ лейтенант. Хороший фронтовой разведчик, может быть, и получится, а вот для контрразведки подготовки у тебя маловато. И подготовки, и умения быстро думать и анализировать. Извини уж за прямоту. Свой я, Егор, свой. Красный командир, летчик, комсомолец Николай Свят. Святой, какпрозвали меня в нашем партизанском отряде.

— Почему Святой? — Латышев явно обрадовался смене темы. — Из-за фамилии?

— Да это всё евреи, которых я спас от расстрела. Они прозвали. А остальные подхватили. Эх, как они там без меня, живы, нет… Должны быть живы.

— Привык к ним?

— Привык. Всего месяц вместе воевали, а привык. Как родные стали. К тому же… — Максим чуть было не сказал про Людмилу, но передумал.

— Что?

— Ничего. Не имеет значения. Кончай курить, Егор, серьёзно говорю. Скоро выходим.

— Раскомандовался… — пробурчал Латышев, но сигарету затушил.

К железной дороге, ведущей из Лохвиц на юг к Кременчугу вышли через час. Здесь было на удивление тихо — ни тебе немецких патрулей, ни десанта. Только где-то далеко на северо-западе взлетали сигнальные ракеты, слышались редкие пулемётные очереди и винтовочные выстрелы.

Километра четыре, прикинул Максим, учтя время года и дождь, который к этому времени поутих, но всё равно продолжал моросить. К тому же нам туда не надо. Нам на юго-запад, направление примерно на Лубны. Где-то там, за речкой Сула, должна располагаться сорок вторая стрелковая дивизия. Точнее, её остатки. Вряд ли без данных разведки они куда-то сунулись. Ждут.

— Чего сидим, мокнем? — осведомился шёпотом Латышев, присаживаясь на корточки рядом с Максимом, который в той же позе замер у железнодорожных путей, всматриваясь и вслушиваясь в дождливую темноту.

— Да вот, думаю, — ответил тот тоже шёпотом. — Взрывчатка есть у нас?

— Тротиловые шашки стандартные двухсотграммовые.

— Шнуры, взрыватели?

— Есть. Брали на всякий случай у сапёров.

— Молодцы. Вот он, этот случай.

— Думаешь, надо «железку» взорвать? — догадался Латышев.

— Ага. Я же партизан или где? — Максим подмигнул Латышеву. — Это теперь не наша дорога, по ней немцы будут свои резервы подтягивать и перебрасывать. Давай сделаем им немножко больно, как говорят в Одессе.

— Хм, — хмыкнул лейтенант. — А что, давай.

Подорвать дорогу вызвались сержант Найдёнов и маленький солдат Прокопчик. По их словам, дело с толовыми шашками они имели.

— Смотрите, — на всякий случай показал Максим. — По две рядом с каждой стороны. Здесь и здесь. Подкопались под рельс, заложили шашку, вставили запал со шнуром, подожгли, отошли.

— Да знаем мы, товарищ лейтенант, — сказал Найдёнов. — Не маленькие.

— Поджигать знаете как?

— Обижаете. Спичку прижать к шнуру, и потом уже по ней коробкой чиркать. От дождя своим телом укрыть.

— Правильно. Длина шнура — сантиметров двадцать. Значит, у вас примерно двадцать секунд, чтобы отойти на безопасное расстояние. Всё ясно?

— Так точно, — ответил сержант. — Да не беспокойтесь вы, товарищ лейтенант, всё будет тип-топ.

Они взорвали рельсы, и ушли через поле на юго-восток.

Миновали один перелесок, второй. Звуки стрельбы на северо-западе стихли, сигнальные ракеты тоже перестали взлетать в небо. Теперь только огни далёких пожаров — это горели деревни — чуть разгоняли ночную мглу и вселяли в солдатские сердца ненависть, столь необходимую для борьбы с сильным и беспощадным врагом.

Через час дождь окончательно угомонился, на небе, в разрывах облаков, замерцали звёзды.

Вскоре Максим уловил запах речной воды, и впереди тёмными пятнами выступили приречные ивы и другие деревья.

Это была Сула. Оказалась она не намного шире хорошо знакомой Максиму речки Жерев. Но к Жереву с левого берега подступал лес, а здесь этого не было, хотя деревьями и кустами берега поросли густо.

Сначала шли по левому берегу, вниз по течению, почти точно на юг. Затем наткнулись грунтовую дорогу, которая переходила в брод и выныривала на правом берегу. Одновременно с этим Максим услышал звук моторов. Пока далеко, но шум приближался. С юго-востока.

— Стоим, — негромко сказал Максим и остановился.

— Что? — спросил Латышев.

— Слышишь?

Лейтенант прислушался. Он чуть наклонился вперёд, перенёс тяжесть тела на одну ногу, приоткрыл рот, и Максим подумал, что чему-то командир разведвзвода за время войны научился, — в таком положении действительно было лучше слышно.

— Вроде, шум моторов, — неуверенно сказал Латышев. — Далеко. Или мне кажется?

— Не кажется, — сказал Максим. — Один танковый, один грузовика, один бронетранспортёра и два мотоциклетных. Нет, три. Немцы. Примерно в четырёх километрах от нас. К нам едут, сюда.

— Ну и слух у тебя, — пробормотал Латышев.

— Достигается упражнениями. Как-нибудь научу, если захочешь. Но это потом. Что делать будем?

— Думаешь, разведка боем?

— Думаю, да. Немцы знают, что где-то там, за Сулой, остатки двадцать первой армии и твоей дивизии в частности. Но им нужно знать точно. Вот и послали усиленный взвод. Может быть, два. Задача: переправиться на другой берег, обнаружить наши передовые части и отступить с боем. А завтра уже двинуть сюда силы посерьёзнее.

— Хреново, если так.

— Да оно по любому хреново. Но это война, тут по-другому редко бывает. Противотанковые гранаты есть?

— Какие ещё противотанковые? Слышал я, что их начали выпускать, но до нас не дошли. Обычные РГД-33. Наступательно-оборонительные.

Максим вспомнил картину Александра Дейнеки «Оборона Севастополя». Советский моряк на переднем плане двумя руками замахнулся связкой гранат. В следующее мгновение он швырнёт их в наступающих немцев. Сколько там у него было этих РГД-33? Кажется, четыре. Точно — четыре. Причём связаны так, что рукоятки трёх торчат вверх, одной — вниз, а все четыре боевые части — вместе. Дейнека знал, что писал. Именно так в начале войны танки и били — связками гранат. И не только танки, и не только в начале войны…

— Сойдёт. Предлагаю устроить засаду. Раненых отвести подальше, ниже по течению. Остальным залечь по обеим сторонам, за кустами и деревьями, сразу у брода. Как подойдут… Первым они наверняка пустят танк. Потом двинутся остальные. Танк я беру на себя. Ваша задача — гранатами, пулемётным, автоматным и винтовочным огнём уничтожить остальных. Всех, чтобы никто не ушёл. Если что-то из техники уцелеет — хорошо, может пригодиться. Нет, значит, нет. Сигнал к атаке — три зелёных свистка.