Клювы - Кабир Максим - Страница 36

— Мне нравится, — сказала Оксана.

— Еще бы! А вот это…

«Битлы» заиграли Help!

— Я знаю эту песню! — воскликнула Оксана.

— Они чуют! — каркнула из угла Вилма. — Нюхом нас чуют.

— Давайте тише, — насторожился Филип.

Альберт приглушил звук.

— Да у нас тут настоящий концерт, — отметила Камила.

— Диджей Альберт за пультом, детка. The Night Before!

Трек сменился. Под электрическое фортепиано Маккартни просил героиню песни снова любить его. Леннон и Харрисон подпевали из безоблачных шестидесятых. Филипа всегда смешила физиономия Ринго в этом клипе.

Альберт затанцевал с воздетым к потолку телефоном. Он смешно извивался и дергал бедрами. Эдакий наэлектризованный суслик с косматой седой шевелюрой. Оксана хихикнула.

— Вот как надо! Учитесь ощущать ритм!

Камила притоптывала в такт.

Вилма демонстративно направилась к выходу.

— Ты куда? — потянулся Филип.

— Припудрюсь.

Телефон заиграл мелодию «Привет, прощай!», вызвав всплеск эмоций у Альберта. Учитель запрыгнул на диван и выделывал коленца. Пружины возмущенно скрипели.

— Ты не уставай особо, — посоветовала Камила, улыбаясь.

— Я и усталость?! На каком языке говорит эта женщина?! В студенческие годы я не спал по трое суток.

— Да ты живчик!

— Поверь мне.

Камила пихнула Оксану локтем.

— Идем, покажем зазнайке ритм!

— Нет-нет! — засмеялась та.

— Go, go, go!

Пани присоединились к Альберту. Оксана робко переминалась с ноги на ногу, но сила музыки взяла верх, и она уже танцевала бок о бок с Камилой.

— Натрите мне соски льдом! — попросил Альберт.

— Обломишься!

Филип зааплодировал. Девчонки поклонились. В мастерской защебетали птицы и застрекотали сверчки.

— А теперь, — объявил Альберт, — помолимся Солнечному Королю. Пусть наваляет Луне!

Камила подала Оксане руку, вторую положила ей на талию. Они медленно закружились по паркету.

— Эх, а как это звучит в стерео… — мечтательно сказал Альберт.

— Филип, что вы стоите столбом? — выглянула Камила из-за плеча Оксаны.

— Любуюсь. — И это была правда.

— Альберт, подбрось-ка в топку рок-н-ролла!

— Слушаю и повинуюсь!

Танцующие позабыли про Филипа. Спустя две песни он выскользнул в коридор. Из ванной доносился плеск воды.

Филип убрал бутылки и приоткрыл дверь спальни. В полутьме угадывались скрепленные шнуром ступни, тело под одеялом, курчавая голова на подушке.

— Корней?

Филип представил, как нагибается над постелью, а Корней резко распахивает глаза, являя расширившиеся сомнамбулические зрачки.

— Корней…

Парень заворчал, переворачиваясь.

— А? Что-то случилось?

— Ничего. Просто проверяю.

— Оксана в порядке?

— В полном. У нас вечеринка. Спи.

Филип вышел из спальни.

Значит, Интернет врал. Лунная чума завладевает не всеми. По крайней мере, один человек привит от безумия. Шанс спастись, если теория верна и эпидемия не продлится дольше полнолуния.

Хоровод оптимистических мыслей прервали отчетливые всхлипы. Филип приблизился к запертым дверям в тупике. Постучал.

— Не трогайте меня! — прошипела Вилма сквозь шум воды.

Он толкнул дверь, сунул в щель палец и легко откинул примитивный крючок.

Вилма сидела на кафеле, прислонившись к чугунной ванне. Лицо опухло от слез. Он опустился рядом.

— Ты чего?

— Ничего.

— Вилма, — Филип привлек ее к себе, — что стряслось?

Синевласка сжала в кулаке кулон — серебряный кувшин. Из этого кувшина сто лет назад она высыпала белые гранулы. В студии сгоревшего заживо художника Сороки.

— Больше нет. Я все вынюхала.

Она смотрела на него, как ребенок смотрит на родителя, умоляя починить сломавшуюся игрушку. Филип погладил ее по щеке:

— Это не панацея. Тебе не нужен допинг.

— Нужен! — капризно запротестовала она. Кулачки забарабанили по его плечам. Он терпел. Выдохшись, Вилма ткнулась мокрым носом в его ключицу и захныкала. Он прижался губами к синим волосам на макушке.

— Все образуется.

— Мою дочь, — вдруг сказала она, не поднимая головы, — мою дочь звали Дениса. Я не очень ее любила. Ее папаша бросил нас, а я практически сбагрила малышку матери. Мне было двадцать восемь, но вела я себя, как подросток. Клубы, травка… — Вилма сгребла рубашку Филипа в кулак. — Я была под кайфом постоянно и не запомнила ее личико. Даже на похороны пришла пьяная.

Он не знал, что сказать. Чем утешить.

— Когда Дениса снится мне, у нее нет лица. Гладкая плоть. И я целую ее в этот овал без рта и глаз.

— Ох, Вилма… — только и смог он промолвить.

— Дети ведь попадают в рай?

— Если веришь в это.

— Но… я же не верю.

Вилма еще сильнее вжалась в него.

После смерти Яны друзья говорили Филипу, что она теперь на небе. Он поддакивал из вежливости. Утешаться христианской концепцией рая казалось ему по-детски наивным занятием.

«Пап, а где наш хомячок? Он переселился к Боженьке, сынок. Зачем Боженьке столько хомячков?»

— Филип…

— Да?

— Я старая?

— Что ты… — Он прикоснулся к морщинкам Вилмы, трещинкам на засохшем тесте.

— Займись со мной любовью… — шепнула она, огорошив Филипа.

— Но мы…

— Я знаю, что не нравлюсь тебе.

— Это не так.

— Просто чтобы не спать.

Она оплела его запястье и потянула. Вилма носила кожаные штаны, ремень с прямоугольной пряжкой. Рука Филипа прошла между пряжкой и прохладной кожей живота, по жестким зарослям на лобке, к истекающей соками расщелине. Количество густой влаги удивило его.

Вилма ахнула и заерзала, лаская себя его пальцами. Куснула за шею, грубо схватила за пах.

Девять лет никто не трогал его так.

— Подожди, — сказал он. — Утро еще не скоро.

И повернув ее, притиснув спиной к своей груди, он забрал ее горе и ее слезы.

Дискотека закончилась. До рассвета оставалось меньше часа. Гости разбрелись по студии. Оксана углубилась в телефон. Дисплей озарял ее бледное сосредоточенное лицо. Из ее наушников звучал какой-то зубодробительный блэк-метал.

Камила делала Альберту массаж. Босые пятки учитель засунул в таз с холодной водой. Периодически Камила разминалась, приседала и прыгала на месте.

Вилма призраком бродила по квартире. Филип не смог полностью смыть ее запах с пальцев.

— Вы видели фильм «Нанук с Севера»? — спросил Альберт. — Нет?! Никто из вас? Вы меня разочаровываете. Это шедевр документалистики, снятый до того, как такой термин появился. Роберт Флаэрти, режиссер, отправился в Северную Канаду, чтобы впервые задокументировать быт эскимосов. Он жил в эскимосском племени больше года, делил с ними кров и пищу, охотился. Бесценный материал! Но в Торонто кто-то решил покурить в процессе монтажа, и все сгорело дотла. Девять тысяч метров пленки. Год жизни в суровых условиях Севера. Уникальные кадры. Ничего не осталось.

— И как тогда фильм восстановили? — спросила Камила.

— Его не восстанавливали. Флаэрти погрустил немного, снова поехал к эскимосам, прожил с ними еще полтора года и снял новый фильм.

— Почему ты вспомнил об этом? — Камила погладила учителя по плечу.

— Мы все начнем заново! — твердо сказал Альберт. — Мы — человечество.

Филип хмыкнул. В истории про киношника никто не погиб. Просто пленка сгорела. Не квартиры с людьми, а пленка.

Он уронил руки на колени. Перед внутренним взором мелькали люди. Индийская пара из бакалейной лавки. Стриптизерша со счастливыми кубиками на скальпе. Студентка с афрокосичками. Умирающий автоматчик. Застрелившийся капитан.