Лето с детективом (сборник) - Корбут Янина - Страница 28

– Сима, я думаю, папа имел в виду, что тебе лучше уехать. Встать на лыжню – это иносказание. Русский фразеологизм или что-то в этом роде.

– Довольно странный фразеологизм, не считаете?

– Этих русских не поймешь… Я сам живу здесь столько лет, а когда кто-то говорит «да нет, наверное» – теряюсь, как это понимать. В самом деле, съезди на годик в Европу, по обмену! Я организую. Подтянешь английский…

– Мне еще год учиться, практика, экзамены, диплом. Какая Европа? Нет уж, мой дом – моя крепость, – нахмурилась я. – Возможно, вы преувеличиваете опасность. Может, вас действительно просто хотели ограбить? Стоило бы вызвать полицию…

Дядя Арам кивал, щурился и глубоко затягивался сигаретой. Я всегда любила наблюдать, как он курит: часто-часто потягивает, отчего огонек разгорается сильнее, опаливая сигарету с одной стороны чуточку больше.

Завороженно глядя на дым, я задумалась, но из этого состояния нас вывел звонок телефона.

Дяде Араму звонила недовольная русская жена, и он, спешно затушив окурок, отчалил. Правда, взял с меня обещание держать его в курсе событий. И оставил номер какого-то своего знакомого «из органов», на случай, если что-то вдруг меня насторожит.

Я хотела позвонить мамочке, но время было позднее, потому разговор было решено перенести на утро. А я занялась одним секретным дельцем, о котором расскажу чуть позже.

Ночью мне плохо спалось, я ворочалась и вздыхала. Задремав, увидела себя на лыжах и с трубкой в зубах. Кольца дыма, которые я выпускала, окутали все туманом, и вдруг из этого тумана выплыла Белка в скафандре, призывно махая мне рукой. Сон был весьма реалистичный, я даже услышала запах дыма и проснулась с мыслью «Пожар!».

Оказывается, на моей кухне уже хозяйничала Белка. Она жарила сырники, а сковорода нещадно чадила.

– Чуть свет, уж на ногах! И я у ваших ног, – ехидно процитировала я Грибоедова, ухватила сырник и пошла звонить мамочке.

– Как дела? – вздохнула я, потому что разговор предстоял непростой. Тем более в огороде летом масса дел, и она часто не в духе.

– Ты чего вдруг трезвонишь в такую рань? – подозрительно спросила мамочка.

– Опять медведка? – решила я поддержать непринужденную беседу на огородничьи темы. В самом деле, почему бы с утра и не поболтать о чем-то полезном?

– Ага, – досадливо изрекла родительница, помянув нечистого. – Достала, проклятая. Говорят, ее бензином хорошо травить. Надо попробовать.

– Не надо! – взмолилась я, потому как картошку с бензином не уважала и опасалась.

– Медведку надо пивом, – со знанием дела заявила Белка, высунувшись из кухни. Там она уже вовсю колдовала над солянкой, уверяя, что солянка не терпит спешки. Как будто сырники ее терпели.

– Расскажи мне о папе, – вкрадчиво начала я, покончив с медведкой.

– Чего это ты вдруг решила про него расспросить? – подозрительности в голосе у мамочки прибавилось.

– Ну, у меня возраст… Надо знать свои корни, – уклончиво ответила я, а мамочка вздохнула.

– Твой папа был великим человеком. У него была какая-то тайна. Знаешь, такие грустные, полные понимания жизни глаза. Мне кажется, тут, в России, он от кого-то прятался.

– Что значит прятался? – возмутилась я, потому что не помнила, чтобы папа любил играть в прятки. – Он же учился…

– Одно другому не мешает. Да, днем он был прилежным студентом. Но как-то раз я застала его за странным занятием. Он сидел и постукивал карандашом, словно принимал шифровку. И тут я поставила вопрос ребром: или я, или работа.

– И тогда он уехал?

– Нет, он выбрал меня. И сказал, что семья – это самое дорогое. Уехал он через пару лет: сказал, ему надо на родину на неделю. Что-то, связанное с видом на жительство и документами. А потом…

Мамочка всхлипнула, сморкнулась и продолжила:

– Он так любил тебя! Бывало, возьмет альбом, где ты маленькая, и часами может вот так сидеть за шкафом, перебирать фотографии. Он часто возился с фотографиями, проявлял их в темноте. Это было его хобби. Ты не помнишь, ему дядя Арам подарил «Зенит», папа был так счастлив. В кладовке до сих пор хранятся пакеты со снимками. Когда ремонт делали, я вынесла, да так и забыла забрать…

– Серьезно? А я думала, от папы остались только лыжи… Обязательно схожу посмотреть. Так ты тоже думаешь, папа был кем-то вроде шпиона?

– Не исключено. Это тебе дядя Арам уже что-то рассказал? Ты его держись, дочка. Он плохого не посоветует. И приезжай на выходные, поболтаем. Ладно, мне пора. Надо послать Леню за пивом. Для медведки, – деловито пояснила мамочка и отключилась.

Когда я поведала обо всем подружке, та так и осталась стоять с половником в руке. И все повторяла:

– Как знала! Видишь, я же говорила, что пророчу будущее, а ты заладила – словарный понос, словарный понос…

Белкин дар ясновидения меня не особо удивил. Ее в детстве часто било током, так что некоторые вспышки озарения были вполне извинительны. Поразмыслив над словами дяди Арама и мамочки, мы поспешили в кладовку. Так мы с соседями гордо именовали помещение за лифтом. Мы установили там межкомнатную дверь, врубили замок и поделили стеллажи. Обычно там ставили санки или старые электрические чайники. А у меня там хранилось все, что осталось от папы. Перевезли мы в Москву немногое, а потом половину немногого свезли на дачный чердак.

Открыв дверь, я сразу же увидела своего многострадального соседа по площадке. Выглядел он совершенно целым, но очень грустным. Я спохватилась, что так и не поинтересовалась его здоровьем, и исправилась. А он поблагодарил меня за спасение.

– Сима, а нас же обокрали, – трагическим голосом возвестил он, схватив меня за руку.

Шаркающая сзади Белка ехидно пробормотала:

– Тоже мне, Бунша нашелся. Вы что, зубной техник? У вас что, есть что брать?

Сосед мой имел несчастье знать Белку, оттого скривился, как дачник, вступивший босой ногой в гнилое яблоко.

– Все шутите? Я, конечно, не куркуль, но и то немногое… Вот банки с закатками разбили, картошку рассыпали, набезобразничали, сумки с макулатурой унесли… Люди совсем озверели, готовы взять любое барахло. Надо менять замок.

И тут выяснилось, что в ту ночь сосед шел в туалет, но услышал на площадке странные звуки. Выглянув в глазок, заметил, что дверь кладовой приоткрыта. Это показалось ему подозрительным, и он сунулся проверить, кто там шастает. Едва ступив на порог кладовой, он получил удар по голове тяжелым предметом (сам он предположил, что били старой гитарой внука бабы Лизы из 68-й квартиры), попытался защищаться, но получил еще один удар. Версию про гитару подтверждало и его расцарапанное лицо.

На мой вопрос, почему он не вызвал полицию, сосед ответил нехотя:

– Внук бабы Лизы – бандит и наркоман, это всем известно. Я на него полицию – а он меня в подворотне добьет. Наверняка это они с дружками тут лазили, хотели что-то ценное продать, а я их спугнул. Нет уж, меняем замки и камеру ставим. Чтобы все, как у людей…

Мы еще немного постояли с ним на площадке, призывая на головы хулиганов гнев высших сил, и он потопал вниз, машинально потирая шишку на лбу. Я сочувственно вздохнула, а Белка проворчала, что нельзя быть такой добренькой и жалеть всех подряд. Вот тебе и медицинский работник.

В кладовке уже навели порядок, и ничего не напоминало о происшествии. Я подошла к своему стеллажу и достала мешок с альбомом. Сдула с него пыль и, немного подумав, спросила у Белки:

– А не думаешь ли ты, что обокрасть хотели не Буншу, в смысле, не соседа, а меня?

– Чего это? – чихнула подружка, учуяв востреньким носиком пыль или своих хвостатых сородичей. Она тоже рыскала по моим полкам в поисках лучшей жизни или каких-то неведомых ценностей, но тут же получила по лбу лыжами.

– А ты посмотри на номер на стеллаже. Мы их нумеровали, потому что после смерти бабы Лизы у них там жили разные квартиранты, и периодически возникали споры. Потом тут жил ее внук, потом опять квартиранты. Короче, с кладовкой у нас было строго: каждый знал свой угол. Мы же с соседом поменялись добровольно – я ему свой стеллаж уступила, так как он у окна и больше. Они многодетные. У них там картошки много, закрутки. А у меня только фотки и лыжи. Но про это никто не знал, номера мы не меняли, знали по умолчанию…