Проклятый Лекарь. Том 2 (СИ) - Молотов Виктор - Страница 2

Я вошёл в палату к ней. Она лежала в кровати, опутанная проводами и трубками, но, в отличие от вчерашнего хаоса, всё работало в штатном, спокойном режиме. Мониторы показывали стабильный ритм сердца, а в мочеприёмнике, который вчера был пуст, уже плескалась почти прозрачная жидкость. Почки работали.

Сама Марина Вячеславовна не спала. Она полулежала, приподнятая на подушках, и, несмотря на бледность и слабость, пыталась вязать. Её руки двигались медленно, неуверенно, но она упрямо продолжала работу над очередным пёстрым детским носочком.

В глазах, хоть и уставших, появился живой, осмысленный блеск. Она боролась за свою жизнь.

— Доктор! — она слабо улыбнулась, заметив меня. — Вы пришли.

— Обещал ведь, — я подошёл к кровати. — Как вы себя чувствуете?

— Слабость… ужасная, — призналась она. — Но боли нет. И страха тоже.

— Это радует.

— Я вам так благодарна! Чувствую себя почти здоровой! Только вот душа не на месте.

— Рад это слышать. А что с душой?

— Ох, не спрашивайте, — её лицо омрачилось, и она отложила вязание. — Ванечка… помните, я вам вчера упоминала о нём? Мой самый шустрый мальчишка из приюта… Он же попал под машину. Лежит в городской детской больнице, а тамошние врачи… они, кажется, не понимают, что делают.

Я внутренне напрягся. «Городская детская больница». Не элитная клиника. Значит, врачи там, скорее всего, перегружены и не имеют доступа к лучшим технологиям. Идеальная почва для врачебных ошибок. Идеальный источник Живы.

Но… сейчас Жива была мне не нужна. Наоборот, опасна. Любой лишний процент мог снова запустить процесс переполнения.

— Мне очень жаль, Марина Вячеславовна, — сказал я максимально нейтрально. — Но я уверен, врачи делают всё возможное. А вам нужно меньше волноваться.

— Нет! — она схватила меня за руку, её пальцы были холодными, но сильными. — Они не делают! Они пичкают его тяжёлыми препаратами, а ему всё хуже! Доктор, Святослав, я вас умоляю! Вы же гений! Вы спасли меня! Может, вы просто… посмотрите его анализы? Дадите совет? Я заплачу любые деньги!

Она смотрела на меня с такой отчаянной, материнской надеждой, что отказать было почти невозможно.

Чёрт. Кажется, не получится. Вот и обратная сторона репутации «чудо-доктора». Теперь от меня ждут чудес по расписанию. Отказать — значит потерять доверие и, возможно, её как ценного союзника. Согласиться… Хотя, впрочем, чем я рискую? Лечить я буду не её, а мальчика.

— Что конкретно с ним? — спросил я, выбирая меньшее из двух зол.

— Перелом бедра, сотрясение мозга. Это всё понятно. Но главное — после аварии у него начались какие-то странные судороги. А врачи лечат его от эпилепсии, пичкают тяжёлыми препаратами, а ему не помогает, только хуже становится! У него ведь и раньше были приступы, диагноз давно стоит, но никогда такого ужаса не было!

Я нахмурился.

Раньше были приступы… Значит, диагноз «эпилепсия» уже есть в карте. Врачи просто идут по проторенной дорожке. Но триггер… триггер всё меняет.

— Опишите эти судороги подробнее. Они такие же, как были раньше, до аварии? И когда они начинаются?

— Нет, совсем другие! Раньше он просто «замирал», а сейчас его выгибает дугой! И начинаются они… да при любом резком звуке! Хлопнет дверь в коридоре — и у него начинается приступ. Но это же не похоже на его обычную эпилепсию, правда?

Я нахмурился. Картина была слишком ясной. Слишком классической.

— Марина Вячеславовна, скажите, мальчику делали все положенные прививки в детстве? АКДС?

— Прививки? — она растерялась. — Я… я не знаю. Я ведь не его мать. Знаю только, что он из очень неблагополучной семьи, мы забрали его с улицы. Даже его родителей толком не знаю.

— Значит, скорее всего, никто не озаботился этим вопросом, — я сделал вывод. — Марина Вячеславовна, то, что происходит с ним сейчас — это не эпилепсия. Это столбняк.

— Столбняк? Но откуда⁈ — она побледнела.

— Его сбила машина. У него были рваные раны, ссадины? В них попала земля, грязь?

— Да, конечно… У него все ноги были в глубоких царапинах…

— Вот вам и ответ. Бактерия попала в рану и начала вырабатывать токсин, который и поражает его нервную систему. Эти судороги от любого звука — это классический, хрестоматийный признак, который описывают в любом учебнике. Травма и его старый диагноз «эпилепсия» создали дымовую завесу, за которой местные врачи не видят настоящую, смертельную угрозу. Они лечат противосудорожными следствие, а причина — токсин — продолжает отравлять его организм. Они его убьют.

— И что же делать⁈

— Ему нужно немедленно ввести противостолбнячный иммуноглобулин, чтобы связать токсин в крови. Начать курс антибиотиков, чтобы убить саму бактерию. И то, что я сказал ранее — мощные седативные препараты и миорелаксанты, чтобы снять эти мучительные судороги, которые могут сломать ему кости или остановить дыхание. И главное — полный покой. Тёмная, тихая палата. Любой звук для него сейчас — это пытка, которая может стать последней.

Она, не говоря ни слова, схватила свой мобильный телефон.

— Я сейчас же позвоню главврачу той больницы! Они меня послушают — я же им в прошлом году полкрыла на свои деньги отремонтировала!

Она начала быстро, не выбирая выражений, требовательно и властно объяснять что-то в трубку. И в этот момент я почувствовал его. Знакомое, ни с чем не сравнимое тепло. Начало притока Живы.

— Так, стоп, — я резко поднял руку, прерывая её. — Марина Вячеславовна, подождите.

Она удивлённо посмотрела на меня, прикрыв трубку ладонью.

— Давайте договоримся, — сказал я тихо, но твёрдо. — Благодарить меня будете потом. Когда мальчик действительно поправится. А сейчас — никакой благодарности. Просто передайте им мои рекомендации.

Она смотрела на меня с абсолютным недоумением.

— Но… я же ещё ничего не сказала… я просто… Откуда вы знаете, что я собиралась вас поблагодарить?

Я усмехнулся.

— Интуиция, — ответил я. — Просто делайте, что я сказал.

Она кивнула, всё ещё глядя на меня с удивлением, и вернулась к разговору. А я мысленно подвёл итог. Поток Живы, который только-только начал формироваться где-то далеко, иссяк. Но я успел его почувствовать.

Вот когда НЕ НАДО, оно работает!

Я даже не видел этого мальчика, не прикасался к нему. Но технически — я уже начал его спасать. И проклятие это засчитало! Дистанционное спасение через посредника.

Но, что ещё важнее, я могу его контролировать. Прерывать, если нужно. Новая, невероятно полезная возможность. Моё влияние на это проклятие растёт.

— Договорилась! — Воронцова сияла, закончив разговор. — Они немедленно сменят схему лечения! Спа…

— Не благодарить, — остановил я её взмахом руки.

Воронцова заулыбалась и кивнула.

— Какой же вы скромный, — сказала она.

В этот момент пискнул планшет у меня в кармане. Пришли результаты анализов пациентки Воронцовой.

Я открыл файл. Анализ суточной мочи на 5-гидроксииндолуксусную кислоту. Я посмотрел на цифры. Превышение нормы в пятьдесят раз.

Я повернулся к Марине Вячеславовне.

— Пришли первые результаты, — сказал я спокойно, сворачивая файл и убирая планшет в карман. — Картина проясняется. Но мне нужно время, чтобы их проанализировать и сопоставить с другими данными. Я зайду к вам позже и всё подробно объясню.

— Это что-то плохое, доктор? — с тревогой спросила она.

— Это что-то, с чем мы справимся, — ответил я, глядя ей прямо в глаза. — Отдыхайте.

Я вышел из палаты.

Превышение в пятьдесят раз. Неопровержимое доказательство. И когда я покажу этот результат Сомову, даже он не сможет отрицать очевидное.

Его кабинет встретил меня привычным запахом крепкого чая и дорогих сигар. Пётр Александрович, в отличие от меня, позволял себе маленькие слабости. Он сидел, изучая какие-то бумаги, и выглядел вполне довольным жизнью.

— А, Пирогов! Заходите. Как там наша графиня Воронцова? — с порога спросил он.

Я молча положил ему на стол распечатку анализов.