Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Девчонки гуляют допоздна - Уилсон Жаклин - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

— Только и всего? — говорит папа. — То-то у тебя помада размазалась по всему лицу, Элли. Ясно, чем вы занимались.

— Ничем мы не занимались! Замолчи! Не понимаю, зачем ты так, зачем тебе надо все испортить!

— Папа не хочет ничего портить, Элли. Просто он переволновался, он очень беспокоился, не случилось ли что-нибудь с тобой. Он слишком бурно реагировал. И я тоже. Все это случилось впервые, и мы, видимо, раскудахтались из-за пустяка. — Анна отхлебывает кофе, пытается улыбнуться, как будто у нас идет обычный, нормальный разговор. — Этот Рассел, похоже, славный мальчик. Ты еще будешь с ним встречаться?

— Завтра.

— Ни в коем случае! — говорит папа.

— Папа! Ты что? Я думала, ты спокойно относишься к дружбе с мальчиками.

— Дело не в мальчиках, а в том, что ты стала нам врать.

— Ну, прости меня. Просто я сказала первое, что пришло в голову.

— Это было просто страшно, ты врала так убедительно. Я никак не ждал этого от тебя, Элли. К тому же мне отвратительна сама мысль о том, что ты отправляешься невесть куда с первым, кто тебя поманит, обжиматься в темном углу.

— Папа, замолчи! Да кто ты такой, чтобы меня осуждать? Ты и сам не прочь пообжиматься, как ты столь изысканно выразился. Я прекрасно помню всех твоих девиц после смерти мамы, еще до Анны. А может, и после?

— Как ты смеешь! — кричит папа.

— Смею! Меня от тебя тошнит! Почему для взрослых одни правила, а для подростков — другие? Кто тебе дал право распоряжаться, как мне себя вести?

— Прекрати, Элли, — очень резко говорит Анна.

— Почему? И вообще, почему я должна тебя слушаться? Ты — не моя мама!

Я проскакиваю мимо них, бегу вверх по лестнице. Моголь в пижамке стоит на лестничной площадке.

— Плохие твои дела, Элли, — шепчет он.

— Заткнись! — отвечаю я и скрываюсь в своей комнате, и захлопываю за собой дверь.

Я плюхаюсь на кровать и немедленно заливаюсь слезами. Я их всех ненавижу! Ну почему им обязательно нужно было испортить самый волшебный вечер в моей жизни?

Глава 3

Время поэзии

Завтрак проходит кошмарно. Мы с папой не разговариваем. Анна щебечет за троих, изо всех сил делая вид, будто у нас совершенно нормальное утро. Моголь заинтригован, он в восторге от происходящего и без конца задает идиотские вопросы о «поклоннике Элли».

— Он никакой не поклонник! Просто мальчик из одиннадцатого класса, с которым я вчера познакомилась, и у нас был долгий интересный разговор об искусстве.

— А потом еще долгая интересная беседа в парке, — говорит папа с горечью, нарушив мрачное молчание.

— Я прошу тебя! — умоляет Анна чуть ли не со слезами. — Не надо так говорить с Элли.

— Я буду говорить с ней так, как считаю нужным, черт побери! — Папа отталкивает от себя тарелку и встает. — Она еще ребенок и должна научиться делать, что велят. Я не позволю ей болтаться на улице по ночам!

— Пап, я была дома в двадцать минут двенадцатого. Многие девочки в моем возрасте приходят домой после полуночи.

— Меня не интересует, что делают другие девочки, хотя, судя по моему унизительному разговору с родителями Надин вчера вечером, они явно пришли в ужас. Очевидно, Надин никогда бы так не поступила.

Просто с ума можно сойти! Если бы они только знали! В прошлом полугодии, когда Надин влюбилась в этого кошмарного урода, Лайама, она без конца встречалась с ним потихоньку, врала напропалую мамочке с папочкой, якобы она была у меня или у Магды. Но я же не могу сказать об этом папе — получится, что я выдала Надин! Поэтому я молчу, тяжело вздыхаю и постукиваю пальцами по столу, как будто мне невыносимо скучно.

От этого папа окончательно выходит из себя и начинает орать. Моголь уже не думает, что это смешно, и съеживается на стуле, засунув палец в рот. Я и сама пугаюсь. Папа ведет себя так, словно я ему по-настоящему противна. Я никак не могу этого понять. Почему он кричит так ужасно? Я пытаюсь притвориться, будто не слушаю, но в горле у меня защипало и в глазах все расплывается за стеклами очков.

— Перестань, пожалуйста. — Анна тоже встает. — Ты пугаешь Моголя. Боже мой, ты всех нас напугал. Пожалуйста, иди на работу. Мы все обсудим вечером, когда немного успокоимся.

— Сегодня я вернусь поздно, у нас собрание на факультете, — говорит папа. — Я перехвачу сандвич и пойду сразу на собрание. Буду дома около десяти.

Меня тоже не будет дома — я сегодня встречаюсь с Расселом. Папа пристально смотрит на меня, его зло прищуренные глаза как будто видят сквозь череп, что у меня в мозгу.

— Я запрещаю тебе уходить из дома, Элли. Ты меня поняла? Полный домашний арест!

— Ах, я тебя умоляю! Что за дурацкое выражение. Домашний арест! Так говорят только в какой-нибудь престижной школе.

Ловкий отвлекающий маневр! Это самый легкий способ добиться преимущества в споре с папой. Он любит изображать жутко прогрессивного либерала, а на самом деле бабушка с дедушкой — ужасные консерваторы, и папочка учился в закрытой частной школе. Он этого жутко стыдится. Он изо всех сил старается говорить проще, но разные заковыристые выражения то и дело проскальзывают в его речи и выдают страшную тайну.

— Возможно, это выражение кажется тебе дурацким, Элли, но, надеюсь, ты понимаешь, что оно означает?

— Мне нельзя выходить из дома, так?

— Вот именно!

— Совсем-совсем никуда?

— Совсем-совсем никуда.

— Отлично! Значит, я не пойду сегодня в школу? Чудненько, завалюсь в постель и как следует высплюсь.

— Элли, если ты будешь вести себя, как шестилетний ребенок, это тебе не поможет убедить меня, что ты достаточно взрослая, чтобы гулять до полуночи с незнакомыми парнями. — И папа выходит из кухни.

Он даже не прощается со мной, не прощается даже с Анной и Моголем. Просто пулей вылетает из кухни, продолжая разыгрывать из себя какого-то отца-тирана викторианской эпохи, как будто он — мистер Барретт с Уимпол-стрит, а я — поэтическая Элизабет. Только я не возлежу, изящно откинувшись на диване. Я сижу на жесткой кухонной табуретке, и я не собираюсь убегать из дому с романтическим мистером Браунингом.[2] Мы с Расселом пока еще не на той стадии. Я не знаю, сочиняет ли он стихи. Не знаю даже, как его фамилия. Но я это выясню. Я встречусь сегодня с Расселом, даже если это будет стоить мне жизни!

А это, очень возможно, будет стоить мне жизни, если папа узнает.

Я не рассказываю Анне о своих планах. Она вполне может позвонить папе на работу и наябедничать. Похоже, она действительно очень расстроилась.

— Не обращай внимания на то, что говорит папа, Элли, — заботливо уговаривает она.

— Не волнуйся, я и не обращаю!

— Я не в том смысле! Ах, Элли, просто не знаю, что и сказать.

Все это так ужасно. Я понимаю вас обоих. Я думаю, папа повел себя слишком резко, но ведь и ты была с ним очень, очень груба.

Я открываю рот, но она качает головой:

— Не говори больше ничего, Элли, прошу тебя. Ты и так уже наговорила больше чем достаточно.

Я чувствую себя последней гадюкой. Я знаю, не надо было вчера опускаться до дешевых намеков, будто папа изменяет Анне. Некоторое время назад Анна ужасно мучилась — подозревала, что у папы роман с одной студенткой из художественного училища. Наверное, это неудивительно, ведь Анна и сама когда-то занималась в художественном училище. Там она и познакомилась с папой. Он и правда очень часто задерживается на работе, хотя у него всегда находится оправдание, вот вроде сегодняшнего собрания. На месте Анны я давно бы уже поговорила с ним по душам, но она всегда старается делать вид, что все у нас обстоит просто идеально. Она не решается возражать папе. Я раньше тоже не решалась. Но теперь я ему покажу, что он не может меня запугать!

вернуться

2

Роберт Браунинг (1812–1889) — известный английский поэт. Элизабет Барретт Моултон (1806–1891) — его жена, также поэтесса, дочь вест-индского плантатора.