Девчонки гуляют допоздна - Уилсон Жаклин - Страница 6

— Разве у тебя нет друзей?

— Есть, конечно, целая куча. Нет, ты не думай, что я такой бедный одинокий мальчик, которому не с кем пообщаться.

— Я не это хотела сказать!

— Просто, понимаешь, в школе-то все нормально, у нас там своя компания, и мы ходим вместе. А вот после школы… Ну, есть два типа у нас в Холмерской, полные компьютерные придурки, такие крутые, всегда и во всем первые, для них самое классное развлечение — найти какую-нибудь порнуху в Интернете. Есть еще одна развеселая компания, они ходят на все на свете вечеринки, кадрят девочек, пьют, принимают наркотики — ну, для них я слабак.

— Ни капельки ты не слабак, — говорю я.

— И вообще у парней все немножко по-другому. Есть, конечно, приятели, но с ними нет настоящей близости. Если только ты не голубой, а уж этого во мне определенно нет, хоть про нашу школу и рассказывают всякие истории, насчет порочных свиданий за велосипедным сараем.

Я хихикаю. Одно время за Магдой ухаживал восьмиклассник из Холмерской школы, так он клялся, что половина одиннадцатого класса этим занимается — и как раз за велосипедным сараем.

— Наверное, замечательно, когда у тебя есть близкие друзья, с которыми можно куда угодно пойти, вот как эти твои подружки.

— Надин и Магда. Да, они обе — мои лучшие подруги.

— А с кем из них ты больше дружишь?

— С обеими одинаково.

— И вы никогда не ссоритесь?

— Ну, бывает, что мы спорим. А в прошлом году Надин влюбилась в просто кошмарного парня, из-за этого мы ее почти не видели, но теперь мы опять вот как дружим. — Я скрещиваю пальцы свободной руки.

Мы все еще держимся за руки, хотя и немного вспотевшие. Мы уже почти пришли в парк. Минута или две, потом, может, быстренько покачаемся на качелях, а потом — домой!

— А сейчас у Надин есть парень?

— Нет.

— Спорим, у той, другой, есть — у той болтушки с красными волосами.

— У Магды? Нет, у нее сейчас тоже нет парня.

— А у тебя, Элли?

Я молчу. Качаю головой.

Рассел улыбается:

— Отлично, тогда… давай иногда с тобой встречаться?

— Я и сейчас с тобой встречаюсь.

— Нет, в смысле — пойти куда-нибудь, съесть пиццу, или в кино,

или еще куда.

— Ладно.

— Завтра?

— Если хочешь.

— В семь. Я буду ждать тебя у торгового центра. Если забудешь, как я выгляжу, у меня в руках будет альбом для эскизов.

— Ладно, а сейчас мне пора домой. Уже так поздно!

— Совсем не поздно, посмотри, еще детишки играют.

Несколько малышей кружатся на карусели в темноте, жуют хрустящую картошку и пьют кока-колу прямо из горлышка.

— Я понимаю, еще не совсем-совсем поздно, но меня уже давно ждут дома.

— Но мы же еще не покачались. Пошли, Элли. Один разик качнемся, и все.

— Ладно, исключительно категорически один-единственный разик, а потом мне нужно домой.

— Обещаю! Мне так нравится, как ты разговариваешь, Элли. Ты совсем не такая, как другие девчонки.

Мы идем по кочкам к детской площадке. Я тихо радуюсь, что не надела сегодня туфли на каблуках. На мне потрепанные красные кроссовки, резиновые подошвы почти совсем протерлись, но у меня такое чувство, будто я подпрыгиваю на пружинках. Это все на самом деле! Я, Элли, иду за руку с мальчиком, которому нравится, что я не такая, как другие. Я ему нравлюсь, я ему нравлюсь, я ему нравлюсь!

Мы подходим к качелям, и я вспоминаю, сколько раз бывала здесь раньше. Сначала с мамой — и даже сейчас у меня сжимается сердце, потому что мне так ее не хватает, она для меня всегда будет важнее всех. Потом меня приводил папа, он так высоко раскачивал качели, что я боялась — вдруг они сделают полный круг? Теперь папа раскачивает Моголя, и тот однажды свалился и так грохнулся, что чуть было в самом деле не превратился в гоголь-моголь. Летом мы с Магдой и Надин иногда тоже гуляем в парке, болтаем о нарядах, о косметике, о разных прическах, о рок-звездах и о мальчиках.

А сейчас я пришла сюда с мальчиком, и он раскачивается, и я раскачиваюсь, все выше, выше, так что мои кроссовки взлетают выше тополей, чьи силуэты виднеются на краю парка. Я откидываю голову, чтобы скорость казалась еще больше, но голова у меня начинает кружиться, я замедляюсь, соскакиваю с качелей, и вдруг парк валится куда-то набок.

— Оп-ля! — Рассел подхватывает меня. — Ты в порядке, Элли?

И не успеваю я ответить, как он наклоняется и целует меня. Это совсем мимолетный поцелуй, просто наши губы легонько сталкиваются. Мы отступаем друг от друга. Я моргаю за запотевшими стеклами очков.

— Ох, Элли, — говорит Рассел и снова целует меня. Это уже настоящий поцелуй. Настоящий, тесный поцелуй, губы в губы, полный глубокого смысла. Я никогда не думала, что это окажется так удивительно, так ни на что не похоже. Голова у меня кружится еще сильнее. Я цепляюсь за него, а он обнимает меня еще крепче.

Вдруг что-то льется мне на голову. Это что, дождь? И какие-то хлопья сыплются на плечи. Снег?!

Чей-то хохот.

Я отталкиваю Рассела. Детишки столпились вокруг, поливают нас кока-колой и посыпают хрустящей картошкой.

— Целуются, целуются! — ликуют они.

— Да провалитесь вы, — говорит Рассел.

В волосах у него, словно бантик, застрял лепесток жареной картошки. Я смахиваю его, и мы оба хохочем.

— Пойдем найдем более спокойное местечко, — говорит Рассел и берет меня за руку. — Вон там, под деревьями?

— Нет, мне правда пора идти.

— Ну пойдем, Элли, пожалуйста.

— Я уверена, что уже пора по домам.

— Совсем как Энди-Пенди! Ты видела эту передачу, «Смотри вместе с мамой»? Я так люблю детские передачи!

— Я тоже! Больше всего мне нравилась «Улица Сезам».

— И мне! Я их всех рисовал фломастерами. Все ребята в младших классах хотели, чтобы я нарисовал для них портрет Зелибобы.

— А мне нарисуй портрет Коржика, он у меня любимец.

— А тебе нравилась «Рисовальная атака», когда ее вела Зои Болл, сто лет назад?

— Ой, я ее обожала!

— У меня в классе один парень с ума сходит по Зои Болл, он мне дал пятерку за то, чтобы я нарисовал его портрет с ней в обнимку.

— Слушай, вот это мысль! У нас все девчонки с ума сходят по Леонардо Ди Каприо — может, мне нарисовать для них его портреты, заработаю кучу денег!

— Говорят, я немножко похож на Леонардо Ди Каприо, — ну, там, прическа, черты лица… А ты как думаешь, Элли?

Я что-то вежливо бормочу. Ни капельки он не похож на Леонардо Ди Каприо. Я радуюсь, что Надин с Магдой здесь нет, они бы хохотали, как безумные. Детишки на качелях остались далеко позади. Мы теперь возле деревьев, где по-настоящему темно.

— Ах, Элли, — говорит Рассел.

По-видимому, это сигнал к очередному поцелую. На этот раз я успела приготовиться — наклонила голову набок, чтобы очки не мешали. Мне ужасно нравится, как он целуется! С Дэном мы тоже целовались, но тогда это было страшно глупо, неуклюже и по-детски. А сейчас все настоящее, взрослое, волнующее.

Слишком даже настоящее, взрослое и волнующее. Его рука понемногу продвигается по моему плечу, спускается ниже…

— Рассел, не надо.

— Пожалуйста… Ну пожалуйста…

Его рука настойчиво гладит Моголев шерстяной свитер. Мне нравится это ощущение. В этом нет ничего такого ужасного. Я не хочу, чтобы он думал, будто я какая-то убогая ханжа. Может, позволить ему еще чуть-чуть?

О господи, я вдруг вспоминаю про салфетки, которые запихала в лифчик, чтобы выглядеть не так откровенно в тесном свитере! Если у него в руке окажется бумажная салфетка, я умру на месте!

— Рассел, я прошу тебя… Нет, перестань, мне правда нужно домой. — Я решительно отталкиваю его.

— Элли!

— Я серьезно. Который час?

Он смотрит на часы.

— Ох, не могу разглядеть стрелки в темноте.

— Рассел, пожалуйста!

— Ну, ладно, ладно. Всего-то чуть больше одиннадцати.

— Что?! Ты шутишь!

— Десять минут двенадцатого.

— Боже, что же мне делать?

— Эй, эй, только без паники! На самом деле не так уж поздно.