Осколки света - Харрис Джоанн - Страница 56

Чудовищем.

Я покачала головой. Чудовище – Адам, а не я! Он поджег дом приемных родителей. Обидел меня. Нас обеих.

– Я не хотел, – сказал он, будто прочел мои мысли. Или оставил их в моей голове сам, как записку на каминной полке?.. – Я просто не хотел уходить. Просто…

Я не желала знать, чего там он хотел. Вытянула руки, словно защищаясь от удара. Почудилось, будто Адам опять сидит на мне и бьет лицом об пол, хотя он не сдвинулся с места…

Я принцесса! – воскликнул голос в голове. – Глядите! Я принцесса пиратов!

Как я могла такое забыть? А ведь забыла! Воспоминание об ужасной вине свернулось в плотный клубок.

– Уйди! – воскликнула я. – Оставь меня в покое!

Адам шагнул назад.

– Что такое?

– Не трогай! Оставь меня в покое!

Я принялась на него кричать, прямо как в тот день; кричать и плакать, пока распутывался тугой клубок воспоминаний…

– Что у вас творится? – раздался голос со стороны двери.

– Слава богу! Забери меня отсюда, – едва выговорила я.

Меня трясло, лицо горело, болело горло; я утерла глаза, и на пальцах остались отпечатки туши. Он пришел! Я прижалась к нему, словно он спас меня из воды. Помню, меня немного взяла досада: на его месте должен был стоять Лукас, а прижималась я к Мартину, рыдала у него на плече. А потом позвали директора, и Мартин Ингрэм всем рассказал, что Адам напал на меня, и Лукас Хемсворт отвез меня домой и все объяснил родителям, те вызвали полицию, и пути назад уже не было…

2

Из «Живого журнала» Бернадетт Ингрэм (под никнеймом «Б. И. как на духу1»)

Четверг, 19 мая

Я заметила, что сны в менопаузу особенно яркие. На сей раз я очутилась в доме, в котором никогда раньше не бывала. И не могла бывать, ведь такого дома нет: весь из обломков и осколков, зависший на краю зияющей, бездонной воронки.

Где я? Чей это дом?

Я вошла в гостиную. От нее мало что осталось. Дом как будто разрушило взрывом: всюду лежали осколки и обломки. То же и с дверями: какие-то валялись на полу, какие-то свисали с петель, а за ними виднелись этажи и перспективы, нарушающие все правила; какие-то двери едва держались над бездной, а какие-то, выломанные, кренились в темноту. На дорожках лежал металлический хлам, ряды мониторов зияли чернотой, ворота вели в заброшенные склады, высились груды щебня.

А запах! Как от протухшей еды, даже хуже. На фоне белого шума шипела и пищала электроника. Так воспринимал происходящее мой мозг. Но в доме точно что-то сломалось, покорежилось, дрожало от холода и беспрестанно кричало в темноту.

«Это всего лишь сон, – убеждала я себя. – Я могу уйти, когда захочу». Но все открытые двери вели дальше. В гримерную, полную зеркал, что отражали пустоту; в комнату, забитую спортивным инвентарем, похороненным под толстым слоем пыли; в комнату, где хранились детские игрушки с блестящим глазами; в комнату фокусника, где тут и там лежат цилиндры, плащи с красным подкладом, волшебные палочки и гирлянды шелковых платков всевозможных оттенков…

Тут я поняла, что попала в дом госпожи Чаровник. И при этой мысли она тут же появилась, именно такой, какой я ее запомнила: в серебристом фраке и цилиндре, с улыбкой, подобной абордажной сабле. Фокусница отражала какофонию голосов.

Это ты! Ты меня таким сделала!

Феминизм – бич общества!

Не зажимайся!

Мама? Ты смотришь?

Чьи это голоса? Они летят ко мне со всех углов, как смертоносные осколки. И все говорят одновременно; шум нарастает, голоса сливаются в один. В голос #НеВсехМужчин, голос патриархата. Страх и гнев мужчин перед женщинами, которые учатся применять свою силу.

Во сне я поняла, что могу направить на них зеркала. Могу развернуть стол, не разбив ни единого бокала, потому что все их двери открыты, а в зеркалах я вижу, что сама стала госпожой Чаровник: серебряный фрак, черный цилиндр, ботинки на высоких каблуках, ослепительная улыбка. А так как во сне все возможно, волосы у меня розовые, как сахарная вата, а из ушей свисают сережки-молнии…

– Я и есть госпожа Чаровник, – говорю я своему отражению.

Она улыбается мне из зеркала; краешек ее губ – как уголок листа бумаги, охваченного огнем.

– Милая! Ты всегда ею была.

Она снимает цилиндр и подзывает меня заглянуть внутрь. Внутри воронка – кроличья нора в ад. И там, во тьме, я вижу их всех. Знакомых мужчин. Джима Вуда. Грэхема Кроули. Джослина Мура. Мистера Д. Джареда Нунана Филлипса. И все они прокляты, все падают в волшебный цилиндр. А я падаю за ними, падаю во тьму, потому что падению предшествует гордость, а падение пришло с грехом, а кровь – это знак…

Я вырываюсь, кричу. Проваливаюсь во тьму. Меня обманули. Столы разворачиваются против моей воли. Зеркала взрываются, и осколки жалят облаком разъяренных ос. Я слышу голос – на сей раз женский:

– Я пиратка! Я принцесса пиратов!

А потом другой:

– Задай им взбучку. Задай им взбучку, Берни. Раз и навсегда.

Дрожа, я просыпаюсь в поту; пахнет сырой землей и уксусом, сквозь окно пробивается солнечный луч, Мартин восклицает: «Опять, что ли» – а матрас вымок в крови.

3

Суббота, 21 мая

Это случилось позавчера. Во всех новостях только об этом и говорят. «Безумие на йоге: лондонский тренер погиб во время нападения». Такой был заголовок. Как будто Вуди жертва. Пресса часто так делает: намекает, что на преступника было какое-то воздействие. Газета «Сан» более лаконична: «Смертельная тренировка». В общем, вы поняли, что он сделал: через несколько недель после увольнения из спортзала явился на занятие йогой для женщин, забаррикадировал выход и достал армейский нож.

Только представьте. Неразбериха. Гневные вопли об «иксах» и МК2. Джим Вуд размахивает ножом. Кто-то пытается сбежать, кто-то – остановить его. Крики. На паркете кровь.

После первых секунд суматохи, паники и крови одна женщина наконец вспомнила слова – волшебные слова, от которых Вуди отключается…

«Она закричала: “Феминистки! Левые! Аборт! Пончик, пончик, пончик!” – рассказала газете “Метро” свидетельница. – И он упал на пол, будто она выключатель нажала. Мы поверить не могли, что получилось. Но он лежал на полу без сознания, а под ним лежал нож».

А вот кто стал причиной смерти, она уже не знает. Судя по всему, несчастный случай. Никто ничего не видел. На ноже – и в крови на полированном полу – столько отпечатков, что не разберешь, кто приложил руку (если вообще приложил). Заявления путаные, иногда противоречивые.

«Потом мы хотели его связать…»

«Наверное, нож выскользнул…»

«Не помню, что было дальше».

«Я только видела кровь».

«И столько крови! Не знаю, откуда она взялась».

Из девятнадцати женщин серьезно пострадала лишь одна, остальные отделались царапинами, в основном на руках и ладонях. Для человека, который хвастался умением постоять за себя, Вуди оказался не слишком сноровистым. Никто не знает, как он порезал бедренную артерию, и, хотя интернет полнится слухами о заговоре коварных женщин, полиция не предпринимает дополнительных шагов.

А все потому, что у них были дела поважнее, чем смерть известного смутьяна. В тот вечер полицейских не слишком занимал Джим Вуд. В четверть двенадцатого, когда тело Джима Вуда убрали с места преступления, Грэхема Кроули обнаружили мертвым в тюремной камере. Точная причина не установлена, но насильственная смерть сомнительна. Ни наркотиков, ни оружия, ни следов на теле. Загадка. Человек, не страдавший от сердечных заболеваний, инсульта или эпилепсии, попросту скончался во сне. СМИ предполагают апноэ или синдром внезапной взрослой смерти. В темных уголках интернета шепчутся: ему «заткнули рот, пока он не успел открыть правду», что бы это ни значило.

Кому какое дело? Грэхем Кроули признался в одном убийстве и, скорее всего, совершил в прошлом еще три. Говорят, что он сэкономил бюджетные деньги. А если кто и обнаружил связь между его смертью и заколотым поклонником теорий заговора, то лишь вечно недовольные типы из интернета, праворадикальные группы, откровенные женоненавистники и сторонники токсичной маскулинности.