Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег - Страница 6

— Не слышал, — нахмурился Хосе. — Боюсь, как бы сидельцев, наоборот, не прибавилось. Откровенно говоря, умных людей в хунте почти нет. Ну, кроме Патиньо и мэра. Так что ждать нечего. Нужен конгресс и законная власть.

— Конечно, — согласился Лопес-старший. — Остаётся ждать.

— Ты не жди, — усмехнулся брат. — Действуй. Мы тебя поддержим, если что.

— «Нас» не так много, как хотелось бы. Нужно время.

Глава вторая

Лопес записывает будущее в блокнот, гуарани танцуют под арфу, а брат Базилио находит демона

Повозка была рассчитана на двоих. Карлос, переодевшись в мещанина, накрыл голову соломенной шляпой и сам взял в руки вожжи. Ослик, послушно повинуясь командам, поцокал копытами, увозя отца и сына из города.

Дорога была долгой. Ослик с периодическими остановками проходил за час пару миль, так что времени для разговоров у пассажиров было предостаточно.

— Ты сегодня во сне чему-то улыбался, — заметил Лопес-старший. — Что снилось?

Франсиско смешно сморщил нос и ответил:

— Мне снилась зима в каком-то далёком городе. Помнишь, как-то раз мы видели иней? Так там его столько, что люди по колено проваливаются. Все одеты в толстую одежду, а на головах — шапки из шкур животных.

— Надо же, — удивился отец. — А ещё что там происходило?

— Ну, я с кем-то разговаривал, и у него изо рта вылетало маленькое облачко, как из чайника. Это было так смешно. И город мне понравился. Он огромный. В нашем Асунсьоне нет ни одного такого дома, какими он был застроен. Людей там ходит вдоль дорог множество.

— А почему вдоль дорог, а не по дороге? — удивился отец.

— А по дорогам повозки без лошадей мчатся. Много.

Сын ещё некоторое время рассказывал детали сна: о повозках, о ярких огнях повсюду, о какой-то крепости с зубчатыми стенами и высокими башнями, над которыми светились красные звёзды. И это было интересно. Жгуче интересно.

Карлос ловил себя на мысли, что будет очень жаль, если у братьев священников получится сделать свою работу. Сын, наполненный чужими знаниями, ему нравился куда больше, чем просто сын.

Лопес коротко перекрестился, стыдясь столь греховных мыслей.

— А как ты сам относишься к тому, что с тобой происходит? — поспешил он отвлечься. — Неужели больше укоры от этой непонятной сущности тебя не угнетают, как в тот первый день?

Франсиско пожал плечами.

— Я теперь себе говорю: «Это не я», «Это не со мной было», «Я не такой». И как-то легче становится.

— Это хорошо, — решился вдруг Лопес. — Давай-ка ты возьмёшь вожжи и расскажешь мне подробно, пока всё помнишь, как именно я стану консулом и диктатором. Ты же знаешь?

— Конечно, папа, слушай, — ответил Франсиско и принял из рук отца управление осликом.

Карлос выудил из походной сумы специально припасённый блокнот, свинцовый карандаш и принялся записывать имена, даты, события. Чужая память хранила их во множестве. И было даже удивительно, почему. Ведь всё это — малозначащие события. Подозрительное всеведение.

Но тем не менее слушать о широчайших экономических реформах, которые сам Карлос, по мнению сына, уже когда-то совершил, было интересно. Они выглядели разумными и вполне осуществимыми. Кое-что можно начать и пораньше, чтобы благоприятные результаты наступили быстрее. Например, тот же завод по выплавке чугуна и стали. Воистину, без него хоть помирай.

Конечно, в каждом крупном населённом пункте Парагвая имелись кузнецы, и они без особого труда плавили в маленьких горнах небольшие количества железа для гвоздей и подков. Но всё это было примитивно.

— Где ты говоришь, завод Ла-Росада построили?

— В Ибикуи. Там, оказывается, и руда есть, и вода для механизмов, и дерева много. Давай его поскорее построим!

— Построим. Построим. Сворачивай давай.

На ночёвку расположились в апельсиновой роще рядом с городком Ипакарай. Гамаки были припасены заранее, а погоды стояли настолько комфортные, что мысль спать где-то в доме даже не пришла отцу в голову. Звёзды. Тепло. Искры костра улетают в небо. И вместо того чтобы рассказывать разные истории сыну, он, наоборот, внимательно его слушал.

— Представляешь, папа, есть такое место на берегу Парагвая, где можно перекрыть все дороги. На запад через реку — там джунгли и болота. И на восток — тоже непроходимые болота на сто миль. И узкий участок суши, через который дорога от Корриентеса идёт. Вот там ты крепость Умаиту и заложил. И два года враг не мог её пройти.

— А как прошёл всё-таки? — спросил Карлос.

— Было очень жаркое лето, и болото подсохло. Там появились проходимые участки. Враг настелил гати, перевёл пушки и кавалерию, и крепость оказалась в кольце. А в окружении уже не особо повоюешь. Так что продержались сколько могли и ушли на правый берег Парагвая. Там секретная дорога была проложена.

Но дальше про эту войну сын вспоминать не хотел. Буркнул, что всё там было плохо, и даже разревелся, признавшись, что голос из сна обвинял его в том, что Франсиско приказал пытать и расстрелять братьев.

Отец поспешил прекратить расспросы и начал рассказывать какую-то смешную историю. А потом и вовсе совершил страшное — потребовал от сына повторить латинские глаголы и прочитать наизусть то, что он должен был выучить ещё неделю назад. Этим вечер и закончился.

Сон у сына, растревоженного столь длительным погружением в эту странную память, оказался тревожным. Он метался во сне и чуть не выпал из гамака.

Утром он хмуро рассказал, что снилось ему, будто в него стреляли. Пуля пробила грудь, и было очень больно.

— То есть там, во сне, тебя убили? — ужаснулся Карлос.

— Нет, — покачал головой сын. — Меня там долго несли куда-то в горы, уговаривая не умирать, а потом меня лечил настоящий шаман. Он нездешний, не гуарани.

«Хм. А вот это уже интересно, — подумал Лопес. — Здесь есть какая-то связь».

— Шаман тебя вылечил?

— Не знаю. Я только помню, что он обещал вылечить, и я уснул во сне, выпив какой-то отвар. А потом проснулся уже здесь.

Лопес покачал головой и принялся собираться в дорогу. За день можно было легко добраться до Пирайю, но Лопес-старший по-прежнему не торопился. Ещё один полноценный день интересных разговоров с сыном и половина исписанного блокнота. В нём появились даже рисунки.

Например, Франсиско нарисовал какой-то невероятный мост, который он видел там, в чужой памяти. От берега до берега была перекинута тонкая стальная дуга, висящая на тросах. Тут же он нарисовал другой мост, тоже подвесной, но с другим принципом подвески.

— Первый называют вантовым. Тросы — это ванты. А второй называют просто подвесным или цепным.

Ещё он с удовольствием рисовал самобеглые телеги и летающие аппараты. И военной техники тоже коснулся. А потом принялся рассказывать совсем уж далёкие события. Про войну между Пруссией и Францией. Про мировую войну. Про революцию в России и её последствия. Рассказал, что одним из её последствий стало то, что очень много русских офицеров эмигрировали в Парагвай и помогли выиграть войну с Боливией за контроль Гран-Чако.

— А зачем было воевать за эти пустоши? — удивился отец.

— Там рассчитывали найти нефть.

— Это так важно?

— Конечно! Это кровь экономики того мира.

— И как? Нашли?

— Нет, — покачал головой Франсиско. — Она оказалась на том кусочке, который по мирному договору отходил к Боливии. А на парагвайском Чако ничего не нашли.

Лопес-старший грустно усмехнулся.

— А может, ты знаешь, где здесь у нас залежи золота или алмазов есть? Нам бы пригодилось.

— Увы, папа. В Парагвае нет ничего.

— Как ничего? Совсем⁈ — удивился Карлос.

— Вообще. Ни единого месторождения, заслуживающего больших вложений капитала. Ну, как бы у нас есть и железо, и медь, и цинк со свинцом, но залежи маленькие. Крупным корпорациям неинтересные.

«Ну это им неинтересно, а мне лично очень даже интересно», — подумал отец и, как мог, разузнал у чужой памяти сына, где что лежит. Хотя бы примерно.