Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег - Страница 37

А Уильям Хадсон погрузился в раздумья.

«Неужели Господь услышал мои молитвы? Предположим, что они точно знают про золото. И оно там есть именно в таких количествах. Если тема выгорит, то я взлечу. Так взлечу, как не мог себе даже представить. Приставка „сэр“ — это как минимум».

Сердце Хадсона застучало сильнее. В ушах зашумела кровь.

«Партнёрство в добыче золота тоже вещь отличная. Я им сейчас нужен, и значит, условия будут хорошими».

— Почему вы обратились ко мне? В Мексике есть полномочный посол Великобритании, сэр Ричард Пэкинхем. У него, несомненно, больше возможностей.

— Риск утечки информации неприемлемо высок, — покачал головой младший партнёр. — Вы второй по доступности официальный представитель Короны, и потому мы обратились к вам.

— Хорошо, джентльмены. У меня есть доверенный человек, и я найду судно. Но я пока не услышал, чего вы оба хотите?

— Как уже говорилось, мы хотим легальности. Если эти земли будет контролировать Корона, то к разработке будет допущен ограниченный пул компаний. Мы хотим быть в их числе, — пояснил Фарабундо Марти.

— И британское подданство каждому из нас, — добавил Дебс.

— Хорошо. Я вас понял. Готовьтесь к отплытию через неделю.

— А золото? — кивнул метис на драгоценную лепёшку, по-прежнему лежащую на столе.

— Я куплю эту и все последующие партии за три четверти стоимости после того, как подтвердятся ваши слова о Калифорнии.

— Это очень долго. Нам нужны деньги сейчас.

— Тогда довольствуйтесь половиной. А в случае вашей правоты я выплачу оставшееся, и мы оформим партнёрство.

На этом ударили по рукам. Консул отправился настраивать сына на, возможно, главное в его жизни приключение, а партнёры вернулись в номер, вполне довольные разговором.

(1) Агустин Фарабундо Марти Родригес — сальвадорский революционер. Юджин Виктор Дебс — социалист, один из основателей профсоюзного движения Industrial Workers of the World (IWW)

* * *

Отец Кальво привычно шёл по следу.

Опрос жителей и причта деревни Ракчи ничего нового не дал. Все в один голос утверждали, что накануне в деревню съехалось множество кечуа. По узорам на их пончо и шапочкам было видно, что они прибыли из разных уголков страны. Накануне ритуала по домам прошёлся страшный человек в маске с клювом, объявивший, что индейцы принесли с собой чуму, и велел всем оставаться в домах, пока власти не очистят территорию. В доказательство своих слов он показал повозку, запряжённую осликом, на которой лежали тела, покрытые ужасными язвами. Жители, разумеется, испугались и два дня не выходили из домов.

Никакой чумы, конечно, не было. Вся эта хитрость была задумана, чтобы исключить свидетелей ритуала. И она почти удалась. Полёт человека с красными крыльями видели лишь трое жителей, которые как раз утром того дня возвращались из города. Однако их рассказы не дали ничего нового.

Второй зацепкой стала исповедь старика. Священник кафедрального собора Куско дословно повторил содержание своего письма и добавил лишь словесный портрет человека.

«Если человек обращается к первому попавшемуся священнику, значит, он не местный, — рассуждал инквизитор. — Житель Куско пошёл бы к священнику своего прихода. Значит, нужно опросить корчмарей».

Мысль оказалась верной. Вскоре отец Кальво узнал, что старик трижды останавливался в одной и той же таверне. Впервые это произошло в начале мая, когда он прибыл в составе группы из пяти мужчин и мальчика. Они переночевали и ушли на север. В середине мая группа вернулась, но мальчик и один из группы сбежали, прихватив трёх мулов с поклажей. Старик и трое метисов искали пропажу почти неделю, но потом уехали. В последний раз старика видели в таверне за неделю до ритуала. Он провёл там день и снова исчез.

Расспросив служителей таверны, инквизитор выяснил любопытную деталь. Метисы были из Парагвая. Нашлась женщина, проведшая ночь с одним из них, и мужчина сам рассказал ей об этом.

Отпустив грех распутной женщине, отец Кальво задумался.

«Парагвай! Очень интересно. Кто-то там пытался заниматься экзорцизмом на свой страх и риск. Понятно почему. У служителей церкви в Парагвае давно оборваны связи со Святым Престолом, и все проблемы они решают как умеют. Видимо, одна из них оказалась им не по зубам».

В итоге инквизитор составил словесные портреты трёх гаучо с равнин и метиса. Описание внешности мальчика подходило практически к любому пятнадцатилетнему подростку в Куско, поэтому отец Кальво отбросил его, сосредоточившись на единственном члене группы, владевшем кечуа. Вероятно, это был местный проводник, и именно он вёл группу к шаманам.

Третьей ниточкой стала фраза из исповеди старика. Отец Рамон перечитал её ещё раз: «Колдуны, что выступали в университете…» Возможно, там скрывалась разгадка. Не теряя времени, инквизитор отправился на беседу с ректором.

— Господи! Я уже устал повторять. Это не было колдовством, — возмущённо ответил ректор на вопрос инквизитора. — Всех их секретов я не знаю, но несколько трюков готовились моим работником и студентами. И там нет ничего, кроме обмана зрения.

— Расскажите поподробнее, — попросил отец Кальво, понимая, что разговор с учёным будет непростым.

— Мы дали слово хранить тайну. И мы будем её хранить. Я готов присягнуть на Библии, что в трюках с протыканием мальчика клинками, в распиливании и в левитации нет ничего, кроме технических уловок.

— А нечеловеческая память?

Ректор просиял, попросил подождать и вышел из кабинета, чтобы привести студента.

— Карло, сколько слов ты теперь запоминаешь? — спросил он, хитро поглядывая на инквизитора.

— Уже полсотни получается, — несколько испуганно ответил студент, бросая взгляд на монаха в рясе доминиканского ордена.

— Продемонстрируй, — скомандовал ректор и протянул Кальво грифельную доску. — Напишите полсотни слов и пронумеруйте их.

Студент попросил зачитать список дважды и, иногда ошибаясь, продемонстрировал практически такую же феноменальную память, как и у того самого «колдуна».

— Всё дело в методике запоминания. Она очень проста, и мне её рассказал тот самый юноша, когда устраивал своих протеже…

Ректор вдруг замолчал, а отец Кальво, напротив, напрягся и прищурил глаза.

— Кого? Каких протеже? Говорите, уважаемый сеньор Фейхоо.

Выдохнув, ректор рассказал, что принял группу кечуа на обучение по просьбе «колдуна».

— У меня к ним нет никаких претензий. Они очень усердны, ведут себя прилично и посещают церковь.

— Так. Так. Так… — протянул отец Кальво. — Как вы поддерживаете связь с этим благодетелем?

— Никак, — слишком поспешно ответил ректор.

Инквизитор одним взглядом выразил столь сильное недоверие, что ректор поспешил пояснить:

— Он сам приходит. У меня нет необходимости его искать.

Ректор замолчал, и отец Кальво счёл за лучшее откланяться.

Пока.

Это гнездо кечуа он ещё изучит. И ректора тоже. Но пока что формально тот ни в чём не виноват, и предъявить ему нечего.

Выйдя из университета, отец Кальво отошёл в сторону и замер в тени. Долго ждать не пришлось. Скрипнула дверь, и босоногий мальчишка умчался вверх по улице, провожаемый задумчивым взглядом инквизитора.

* * *

— … Тоже провозгласили независимость. Но вместо того чтобы начать делить королевские земли между собой, наш великий предводитель — доктор Франсия — сделал их государственными, и доход от этих бесчисленных пастбищ и полей стал наполнять казну, а не частные карманы, — вещал Патиньо в битком набитой таверне, где его внимательно слушали рыбаки, грузчики из порта, мастеровые и прочая постоянная публика питейных заведений Кальяо — порта Лимы.

— А что же сеньоры? — из-за спин толпы задал вопрос Солано. — Так и стерпели, стало быть? Не верится.