Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег - Страница 3

Игорь почесал голову и признался:

— По отдельности примеры найти можно. Но в таком сочетании нигде. Но почему такая преданность? В чём причина?

— Монополия государства на информацию — страшная сила. Всех десятилетиями убеждали, что вокруг враги. Что «портеньос», то есть Буэнос-Айрес, и «макакос», то есть бразильцы, точат ножи, желая поработить маленький и счастливый Парагвай. И только святое государство стоит между тихим счастьем крестьянина и смертельной угрозой. И это продолжалось шестьдесят лет. Вдумайся. Три поколения, думающих одинаково. Теперь ты понимаешь, почему на войну никого палками загонять было не надо?

Игорь кивнул.

— Да. Понимаю. Грустно, конечно. Такую энергию, да в мирное русло.

— Ну, так Лопес-старший как раз и использовал её в мирных целях. Хотя, на мой взгляд, меньше чем наполовину. Уж больно он увлёкся заботой о своём благополучии и о благе своей невероятно большой семьи. Но и при всём этом Парагвай бодро рванул вперёд в индустриальное будущее.

Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее. Долов даже подумал попросить у водителя аптечку. Но разговор надо было закруглить.

— Под более мудрым руководством народ Парагвая мог превратить свою страну в маленькую Британию, в промышленное сердце Южной Америки. Но увы. Им не повезло с правителем-идиотом, который развязал войну, даже не дождавшись заказанных и уже оплаченных речных броненосцев, которыми его же потом и долбили бразильцы. Быть ещё более тупым, чем этот Лопес, просто невозможно. Чтобы его превзойти в бездарности надо быть… Не знаю. Президентом-наркоманом, что ли…

Дышать стало невозможно. В груди что-то онемело, и это онемение расползалось по телу, постепенно захватывая руки и ноги. Последним, что ещё слушалось Ивана Долова, был мозг, и он горестно констатировал:

«Вот и меня добил этот фигляр. Найду его на том свете и горло перегрызу».

После чего осознанных мыслей больше не было.

Глава первая

Отрок Франсиско видит во сне гибель Парагвая; семейство Лопесов спешит в столицу, где смерть диктатора открывает путь к власти

На рассвете семейство Лопесов было разбужено криками старшего из сыновей. Четырнадцатилетний Франсиско сидел и ревел в своей кровати, растирая по лицу слёзы и сопли. Рядом сидела перепуганная мать. Служанка быстрым шагом вошла, неся широкую чашу с водой для хозяйки, и теперь смотрела, как донья Хуана холодной тряпкой вытирала лицо сына.

— Он меня ненавидит, — хлюпал носом мальчишка. — Он считает, что из-за меня все умрут…

И снова заливался слезами.

Хозяин семейства, сорокавосьмилетний Карлос Антонио Лопес, сидел на стуле и хмуро взирал на всю эту сцену. Пока что он ничего не понимал в произошедшем, но то, что это признак каких-то неприятностей, почуял сразу. Поэтому он распорядился, чтобы никого не впускали не только в дом, но и вообще во двор гасиенды без его команды. И даже сам прикрыл окна поплотнее, отчего в комнате стало особенно мрачно.

Скрипнула дверь, и в образовавшуюся щель просунулись испуганные, но любопытные мордашки, образовав аккуратную стопочку, которую венчала голова двенадцатилетнего Венансио, лежащая на макушке одиннадцатилетней сестры Хуаны Иносенсии. Она, в свою очередь, опиралась на сестричку-погодку Монику Рафаэлу, которую активно пихал маленький, шестилетний Анхель.

— Нанда, — скомандовал Карлос служанке на гуарани, — уведи детей. И присмотри за ними. Мы сами справимся.

Он пересел на кровать к сыну и произнёс:

— Ты в безопасности. Дома. Тебе просто что-то приснилось? Расскажи, что именно.

— Я мало что понял, — шмыгая носом, произнёс Франсиско. — Просто кто-то очень громко думал у меня в голове о том, какой я нехороший человек.

Пацан снова намылился было зареветь, но донья Хуана быстренько провела по его лицу холодной влажной тряпкой, и это помогло ребёнку собраться с духом для продолжения рассказа.

— Он думал о том, как погибли все мужчины Парагвая, потому что я по глупости начал войну с Бразилией и Аргентиной.

Карлос заулыбался.

— А ты не объявляй, и всё будет хорошо. Приснится же такое, — Он потрепал волосы на макушке сына. — Слишком у тебя воображение богатое. Поменьше слушай байки старика Санчо. Он уже из ума выжил, а всё не навоевался.

— Но, папа, это не про старые войны был сон, а про какую-то новую. Она шесть лет шла, а я был эль президенте после твоей смерти, — замирающим голосом закончил парень и снова заныл.

Мать опять машинально вытерла ему лицо и встревоженно посмотрела на мужа.

— Ну и когда это случится? — дрогнувшим голосом спросил Карлос.

Сын затравленно посмотрел по очереди на папу, на маму и ответил:

— В сентябре шестьдесят второго.

— А я? — прошептала донья Хуана.

— В семьдесят первом.

И он снова разревелся. Взрослые переглянулись. Увидев, что супруг собирается ещё что-то спросить, донья Хуана чуть слышно прошептала:

— Не надо.

Но муж упрямо качнул головой и спросил:

— Когда умрёт Супремо?

Франсиско отдышался и прошептал, ужаснувшись собственным словам:

— Он вчера умер. Вчера же было двадцатое.

* * *

От Асунсьона до Вилья-дель-Росарио, где в фактической ссылке жил Карлос Лопес с семьёй, было почти сто сорок миль. Новости, сколь бы срочными они ни были, добирались сюда в лучшем случае через день. И даже смерть не совершила чуда: подтверждение пророчеству сына пришло только на следующее утро.

Комендант городка, сеньор Рамирес, растерянно вертел лист бумаги с текстом разрешения на выезд и мучительно соображал, что ему теперь делать.

— Вам запрещено покидать место пребывания до личного приказа Супремо, — наконец промямлил он, вытирая пот несвежим платком.

Лопес вздёрнул бровь и предложил:

— Я могу устроить вам быструю встречу с Верховным. Но боюсь, вы не сможете после неё подписать бумагу.

Комендант посмотрел на Лопеса как побитая собака. Его стало даже как-то жалко. Ведь система координат, в которой жил этот усердный служака, только что сломалась.

— Выезд за пределы округа разрешён в ряде случаев. Один из них — похороны родни, — помог ему с принятием решения Карлос. — А у меня как раз дядя в Асунсьоне недавно умер.

И он кивнул на афишку с объявлением траура на стене «комиссарии» — резиденции местного начальства.

Комендант вздохнул, расписался на разрешении и протянул его Лопесу.

— Что теперь будет? — тихо спросил он, избегая его взгляда.

Карлос усмехнулся, но в его глазах не было ни капли веселья.

— Сначала небольшая заварушка. Потом всё утихнет. Вам нечего волноваться, сеньор Рамирес.

Успокоив бессменного надзирателя, под присмотром которого семья Лопеса провела последние восемь лет, Карлос отправился договариваться с лодочниками. Ему нужно было перевезти всю семью в Асунсьон. Там, в столице, сейчас решалась судьба Парагвая, и Карлос должен был быть в эпицентре событий.

Впрочем, и дома скучать не приходилось. С сыном было что-то явно не так. Пускай виде́ния будущей войны можно было списать на кошмарный сон. Но как объяснить его уверенный рассказ о том, что должно было произойти в столице прямо сейчас? Откуда пацан из глухой провинции мог знать, что командиров казарм Асунсьона зовут Агустин Каньете и Пабло Перейра? Сын откуда-то знал множество деталей, о которых не подозревал даже сам Карлос. И всё это можно было легко проверить.

Всё это было не смешно.

Слово «одержимость» никто из взрослых вслух не произнёс, но оно витало в воздухе. Карлос знал о таких вещах не понаслышке. В молодости он преподавал теологию в Королевской семинарии Сан-Карлоса, временно подменяя старых профессоров. Признаки вселения демонов он знал назубок, как и процедуры их изгнания. Правда, только теоретически. Теперь появилась вероятность познакомиться с этим на практике. И для этого стоило поторопиться в Асунсьон. Точнее, в городок Пирапью, в тридцати милях от столицы. Там, в величественном храме Нуэстра-Сеньора-дель-Росарио, служил его старший брат Базилио Лопес Инсфран.