Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег - Страница 2

Слава павшим! Слава Парагваю! ¡Vencer o morir!

* * *

Иван Владимирович сохранял невозмутимое выражение лица, хотя слова «эль президенте» всё же затронули его. За время, проведённое в Парагвае, он ознакомился с большим количеством материалов по истории той эпохи, и его душа очерствела. Никто не препятствовал его работе с архивами, и от скуки он начал писать книгу о войне «Тройственного альянса», где главным вопросом исследования было: «Когда следует сдаваться, чтобы не стало слишком поздно?»

'Хороший он актёр, — подумал Долов. — Был. Но нынешняя роль, конечно, не для него. Дай бог, чтобы ничего катастрофичного с Парагваем не случилось. Такой президент только о красивой картинке заботится и о том, как он сам в ней выглядит, ибо в сути вещей ничего не понимает, как и большинство богемы.

Вот и Франсиско Лопес, которого он так славословит, таким же был. Пустышка, надутая отцом. Тот хоть уважения достоин как созидатель. А сынок у него — самовлюблённый идиот. Жаль, его в Крымской войне русская пуля не догнала, глядишь, и по-другому бы сложилось.

Ведь Парагвай тех лет обладал невероятным потенциалом. Можно было такого достичь! Дух захватывает. Но увы. Клоун оказался у руля государства — и государства не стало'.

На обратном пути солнце старательно прожаривало затылок старого дипломата. Мероприятие, как он и предсказывал, длилось два с половиной часа, и всё это время пришлось провести на ногах в строгом чёрном костюме и шляпе-федоре. Строгий советский дресс-код сохранился и при смене строя на капитализм.

Игорю было проще. И костюм у него был светло-серый, и поля у шляпы вдвое шире. Водителю и вовсе ничего не мешало ходить в рубашке. Да и во время мероприятия он прятался в тени, глядя на это шоу со стороны.

И сейчас он был самым бодрым, и его потянуло порассуждать.

— Эх, яки люди тоди были. Герои. До останнього бились!

— А стоило? — грустно улыбнувшись, спросил Долов.

— Як це⁈ — чуть не подпрыгнул малорос. — А що, здаватись, чи що? Це ж Батьківщина. За неї треба до кінця воювати!

— А что, после поражения она куда-то делась?

— Но… — начал было Антип и замолчал.

— Иван Владимирович, — вступился Игорь, — по-вашему, СССР надо было сдаваться, когда немцы дошли до Волги?

— Ты не понимаешь. Это другое, — покачал головой Иван Долов, а молодой атташе чему-то усмехнулся. — Война СССР и тогдашнего Евросоюза — это война систем. Социализм бился с капитализмом, а не русские с немцами. А в Парагвае государственные земли к тому времени уже растащили по частным рукам, и получается, что помещичий Парагвай бился с помещичьими Аргентиной и Бразилией. Для народа Парагвая ничего бы не изменилось, войди их родина в состав любой из этих держав. Они как были в массе своей голозадыми крестьянами, так и остались бы ими.

— Та як же так⁈ — возмутился Антип. — Коли своя держава и все гроши в ней остаются, то и народ загали богатеет.

Долов поймал взгляд водителя в зеркале заднего вида и усмехнулся.

— Не буду спорить. Это действительно так, если власть в стране связывает с ней всю свою судьбу и судьбу детей. Иначе есть соблазн быстро распродать Родину и уехать туда, где светят витрины Сохо или огни Бродвея.

— От так! — удовлетворённо кивнул малорос. — И Лопес цей був саме таким. Він був героєм, який бився за свою країну аж до самого кінця.

— Лопес? Да идиотом он был! — взорвался Иван. — Идиотом, который жил в выдуманном мире, окружив себя подхалимами. Он настолько оторвался от реальности, что казнил собственных братьев только потому, что они были реалистами и пытались достучаться до его разума и совести. Лопес угробил почти всё мужское население страны. Он просто убил Парагвай как уникальное государство, любовно выращенное предыдущими правителями. Он не национальный герой, а мясник!

— Иван Владимирович, — смущённый Игорь всё-таки решился возразить шефу, — люди шли на войну сами. Не было уже никого, кто их мог бы заставить. Я сам скорблю, что так случилось, но это был их выбор.

Иван Долов потянул узел галстука, чтобы облегчить себе дыхание, которого стало не хватать.

— Ты изучал историю этого государства?

Игорь смутился. Его зачислили в штат посольства всего пару месяцев назад, и он ещё не успел погрузиться в контекст.

— Я Википедию почитал. И на лекциях в МГИМО о Парагвае говорили. Здесь сначала было государство иезуитов. Потом их прогнал испанский король. Во время наполеоновских войн Испанию завоевала Франция, а колонии быстро разбежались, пользуясь случаем. Парагвай тоже. После объявления независимости здесь тридцать лет правил диктатор Франсия. Его сменил Карлос Лопес, а того — сын Карлоса, Франсиско. Ну и про войну читал, конечно. Очень грустная история.

— Понятно, — хмыкнул посол. — По верхам, значит. Ну, чуть-чуть красок добавлю для понимания. Иезуиты не просто здесь государство строили. Они полтора века обрабатывали индейцев в духе верного и беззаветного служения. И не господу, а именно самим иезуитам. У этого духовного ордена опыта в этом деле — моё почтение! Они добились, чего хотели. Гуарани, местные, и без того были племенем более цивилизованным, чем соседи, но после иезуитов они практически стали полноценной нацией.

Долов сдвинулся на заднем диване «Мерседеса», чтобы ветерок обдувал его голову, и продолжил.

— При королях Парагвай это заурядная колония, непримечательная ничем. У неё даже экспорт в Европу отсутствовал. Там было нечего брать. Скот, кожа, хлеб и прочие дары природы было проще везти из низовьев Рио-Платы, то есть будущей Аргентины. Парагвай поставлял только листья йерба-матэ. Тебе, кстати, как? Нравится?

Третий секретарь поморщился.

— Гадость лютая.

— Так ты не заваривай её как чай, дурашка. Мате надо особым образом употреблять. Покажу потом, как правильно. Но если уметь его пить, то он бодрит почище кофе. И весь юг Америки этот «иезуитский чай» пьёт как не в себя. Так что доходы у Парагвая были.

— А воно тільки тут росте? — уточнил водитель, тоже прислушивавшийся к разговору.

— Скажем так. Сейчас территории, на которых йерба растёт, есть у Аргентины и Бразилии. Но раньше, до поражения в войне, эти территории принадлежали Парагваю. Так что да. На тот момент у Асунсьона была монополия на торговлю этим листом.

Долов мысленно плюнул на условности и стянул галстук совсем, расстегнув рубашку. Жарило немилосердно.

— Ну да ладно. Что-то мы отвлеклись. В общем, после обретения независимости встал вопрос, как жить. Присоединяться к Аргентине, как правопреемнице испанской колониальной администрации? Или слать всех лесом и жить на свои. И вот тут-то всплывает фигура Франсии. Мужик, на самом деле, титан. И стоит наравне с Маратом и Робеспьером. Но только у тех была оппозиция, которая их съела, а вот Франсия очень быстро зачистил политический горизонт. Быстро, жестоко и решительно. Всё имущество политических противников конфисковывалось, любое недовольство каралось. Церковь начала шатать режим — и тут же отгребла. Монашеские ордена запретили, монастыри закрыли, и Ватикан послали нафиг. Главой церкви Парагвая Франсия фактически сделал себя.

— Ох ты! — выдохнул в изумлении Игорь. — Да как народ это стерпел?

— А кто не стерпел, тот присел. — усмехнулся Иван. — Там репрессии бушевали нешуточные. Но они в основном затрагивали испанскую часть населения. Индейцам было очень даже неплохо. Их приходские церкви никто не трогал. Государство, наоборот, активно помогало: землю раздавали под символическую арендную плату. Регулярно случались раздачи ткани и инструментов.

— На халяву? — вскинулся водитель.

— Ну да, — подтвердил Долов. — Франсия к крестьянам был очень щедр и снисходителен. Угнетал он в основном помещиков и интеллигенцию. И преуспел в этом. За тридцать лет его правления страна стала похожа на английскую лужайку, посреди которой стоял один Супремо.

— В смысле? — не понял Игорь.

— Титул у диктатора был такой — «Верховный», по-испански «Супремо». Так его и называли. В общем, когда он умер, Лопесу-старшему достался идеально работавший государственный механизм с монополией на внешнюю торговлю. С гигантскими государственными землями, где хозяйство велось по плану. С поголовно грамотным мужским населением, фанатично преданным государству. Где ещё ты такое видел?